А что ж тогда там…
— Отстань. Так я не могу. Тем более там. Могу только здесь.
— Почему?
— Потому что здесь — Насмешка.
— Что здесь? — Альке показалось, что он просто не расслышал.
— Насмешка. Мир с открытым исходом. Со свободным управлением, в общем.
Челюсть у Альки отвисла.
— Как это? Как такое возможно?
Азраил дёрнул ухом, словно конь, сгоняющий назойливую муху.
— Возможно, один раз на весь Стикс. Мир, где нет никаких ограничений, кроме единственного. Никогда, запомни хорошенько, никогда вслух не упоминать слово, обозначающее создателя этого мира.
— Это какое слово? На букву Б?
Азраил скорчил страшную рожу и погрозил кулаком.
— Ты горы любишь или море?
— Горы. Ну, и море тоже, — Алька растерялся, а Азраил злился, как всегда, если не получал четкого прямого ответа. — Я и горы люблю, и море! Но какое это имеет…
— Горы! — рявкнул Азраил. — Желаю горы! Номер триста девять, вдоль горизонта впереди от меня. Предгорья начать с десяти километров, сейсмическая активность для желающего неопасная!
По земле пошла лёгкая дрожь.
— Ага, так! — Азраил был удовлетворен. — Человек, ты там держись на ногах, сейчас немножко тряхнёт!
Тряхнуло так, что Алька плюхнулся на задницу и вцепился пальцами в траву. Земля ходила ходуном. С грохотом тысяч залпов невдалеке поверхность пошла складками. А вот вдалеке… Там почва лопнула, ушла вниз кратером невообразимых размеров. А потом вспучилась, и сквозь облако пыли к небу начали подниматься скалы. Причем, на глазах они старели, склоны покрывались сосновым лесом, а вершины — снегом и льдом.
Минут десять Алька завороженно смотрел на чудо зарождения нового ландшафта. Потом рост горных пиков прекратился, грохот стих, только изредка вдали еще шуршали редкие обвалы и лавины.
— Ну что, нравится? — спросил Азраил. — А главное, никаких усилий, никакой магии. Всё строго по законам мироздания. С локальными поправками, конечно.
— А… море? — пискнул Алька.
— Ах, да. Вода. Не люблю воду. Никогда морей не делал, если честно, и образов не помню. Так что давай сам.
— Что? Кто? Я?
— Ну если не я, то кто же? Ты. Тебе надо море — ты и делай.
— А я не умею.
— А я кому показывал только что, как это делается?
Алька прокашлялся, в горле пересохло.
— Что, просто вслух сказать, что хочу море?
Азраил не ответил. На слове «хочу» перед глазами у Альки из ниоткуда появилось море. Вернее, призрак моря. Он по-прежнему видел и долину, и холмы, и горы, но тихое полупрозрачное блюдо морской глади проглядывало поверх реальности. Порой оно исчезало, если попытаться сфокусировать взгляд, а затем появлялось снова.
После нескольких попыток Альке удалось расслабиться и смотреть вдаль, а мир услужливо показывал, какое именно будет море, стоит только пожелать.
— Для удобства можешь пронумеровать. Я с горами так сделал, чтобы долго вслух не объяснять.
Алька не понял, но согласился. И у воображаемого моря появилась крошечная огненная цифра. Единица.
— Теперь просто меняй. Как будто листаешь фолиант, а на каждой новой странице море немножко другое. Или не мучайся, а сразу выбери число.
Как листать, Алька не понял. Решил выбирать.
— Семьдесят девять? — предположил он наугад.
Синяя гладь сменилась темным штормовым полотном, с которого неслись брызги и холод. Пожалуй, нет, хочется чего-нибудь поспокойнее, теплее, курортное побережье…
Мысль ещё не успела сформироваться, а образ моря уже сменился, и цифры перемотались куда-то за пятую сотню.
— Ну, ты долго ещё?
— Уже всё! — поспешно отозвался Алька. — Вот это хочу!
Призрак моря исчез. Под ногами пробежала знакомая дрожь.
— Ну, теперь снова держись, — предупредил дьявол, хотя Алька уже и так догадался.
Море получилось красивым, тихим и тёплым. Хотя Азраил продолжал морщиться и фыркать, когда они спустились на мягкий песок. Алька, скинув обувь, по колено забежал в воду. Волны с легким шорохом накатывали и отступали, чуть-чуть леденя кожу и заставляя приподниматься на цыпочки.
— Слушай! А тут медузы водятся? Или там…
— Спруты, серпены, клещноеды? — Закончил за него Азраил. — А ты что, заказывал?
— Вроде нет. Я и названий таких не слышал.
— Ну и радуйся тогда. Иди смело.
Алька пошёл. Потом нырнул. И поплыл. Это было так здорово и так приятно, что можно было простить стоптанные ноги и отбитые бока всего предыдущего путешествия. Почти простить и почти забыть. Хотя бы пока, на эти короткие минуты блаженства.
Потом они сидели, греясь в лучах заходящего солнца, всё на том же берегу: Алька на песке, прямо в кромке прибоя, а Азраил повыше, на сухом валуне, что наполовину торчал из песка и уже почти зарос мхом. Час назад мха не было, и Альке показалось, что это неправильно, такой валун смотрелся бы гораздо уместнее с пятнами бурых наростов. Когда он некоторое время спустя снова обратил внимание на камень, тот уже был старым и замшелым.
— Скажи, Азраил!
— Что?
— Вот ты говоришь, что в Стикс попадают только проклятые. И что он не может быть никому родиной. Но потом сам же рассказываешь про целые народы, которые его населяют. Как так?
— Очень просто. Проклятию в мирах обычно подвергаются целые виды, а не отдельные особи. Поэтому и уход в Стикс — это куда чаще миграция, чем персональное путешествие. У вас в мифологии наверняка есть пара-тройка историй про несчастный народ на грани истребления, который прошел сквозь волшебные воды и выжил, а враги-негодяи сунулись следом и утонули.
— Да, что-то подобное припоминаю.
— Ну вот! Чтобы лично заработать анафему, надо ой как постараться. Я мало знаю случаев и ещё меньше причин, по которым… эээ… автор эксперимента накладывал бы персональные санкции. Я тебе уже объяснял, почему: один разум не в состоянии познать высший замысел и повлиять, в ущерб ему. Слабоват.
— Тогда как…
— Только влияние на большие массы умов способно нарушить эксперимент. К несчастью, создатели не слишком внимательно следят за самыми выдающимися из детей своих.
Алька состроил гримасу удивления и недоверия.
— Не следят? Они-то? Всевидящие и вездесущие?
— Попробуй сам создай хотя бы пару миров? Я не говорю о паре тысяч! Тогда поймёшь, сколько надо удерживать в памяти законов, процедур и переменных. И не будешь ерничать, что… эээ… автор поздно заметил анархическую мыслишку, когда она уже повернула историю вселенной в иное русло.
— И тогда расплачиваются целые народы?
— Если промысел нарушен необратимо и нельзя просто залить серой пару городов, на худой конец опустить испорченный континент на дно океана, то да.
Алька помедлил, почесал затылок и, наконец, решился.
— А люди?
— Что люди?
— Ну наш род? Мы уже прокляты?
— С чего ты взял?
— Ну… Я сам ничего такого не сделал. Но вижу тебя,