Читать интересную книгу Учебник рисования - Максим Кантор

Письмо должно было быть особенным, обратить на себя внимание, и вместе с тем надо было написать деликатно, особенно если иметь в виду прошедшие годы, наличие Беллы Левкоевой, замужество самой Зои Тарасовны, и так далее. Неожиданно появилось нетривиальное решение — а именно: написать по-английски. В пользу этого решения говорило многое. Во-первых, английский язык давно стал языком интернациональным и автоматически включает пользователей в общий международный стандарт; таким образом, написанное по-английски, письмо как бы объединяет отправителя и получателя в некий клуб. Во-вторых, английский язык обладает особенной значительностью; английские слова выглядят более весомо, в них нет русской сентиментальности. В третьих, английское письмо от русской женщины — вещь необычная, это озадачивает. В-четвертых, и это главное, использование английского языка создает необходимую дистанцию между реальностью и мечтой. Вот идешь, например, по улице и видишь надпись «столовая» — а рядом «restaurant». Что выбрать — очевидно. Тофик, сумевший сделать правильный выбор, оценит письмо, написанное по-английски. Финальный вариант письма выглядел так:

«Dear Tofic Mukhammedovitch,

Since I know you well enough I got used to your responsibility and kindness.

Needless to say how important it is to our daughter to realize that she is not forgotten by her father. You made her happy and protected and it is extremely important in our time.

Through last decade I had a pleasure to be a witness of your achievements. What was mostly attractive for me in your carrier is fact that you only followed plans which were announced by you as a young man. It makes me happy to know that I was standing nearby to you in those days of our youth.

Why should not we meet once for a cup of tea?

Always yours» — и подпись.

В целом письмо было составлено безупречно, единственным местом, вызвавшим колебания, было написание имени Тофик. Были опробованы варианты Tophic, Teaufick, Tophick — какой избрать? В конце концов, Зоя Тарасовна решила следовать правилам написания слова «тоник» и остановилась на этом варианте.

Надо ли посылать такое письмо? Написано оно, безусловно, ради дочери, но есть, безусловно, есть и еще некие аспекты в этом письме. Совета спросить было не у кого. Если бы можно было поинтересоваться мнением Дмитрия Кротова — все-таки его данный вопрос касается не в последнюю очередь, — совет помог бы делу. Может быть, Кротов вставил бы какой-нибудь политически аргументированный пассаж, кто знает?

Дмитрий Кротов не позвонил и совета не дал, письмо было отослано, неделя прошла в ожидании ответа. Но вот пришел и ответ. Ответное письмо было направлено на имя Сергея Ильича Татарникова и напечатано на гербовой бумаге корпорации Левкоева со штаб-квартирой в Москве и филиалами в Монако, Сардинии, Сургуте, Майами, Грозном, Нижневартовске, Вашингтоне.

Официальное письмо гласило, что настоящим компания имеет честь предложить Сергею Ильичу и Зое Тарасовне бесплатный обед в ресторан «Ностальжи». Обед состоит из закуски, супа, второго блюда, десерта и кофе. Также гостям будет предложена одна бутылка сухого вина. В программу вечера входит живая музыка. Ваучеры на бесплатное питание прилагаются, ими можно расплатиться в ресторане, как наличными.

Сергей Ильич вышел к Зое Тарасовне с распечатанным письмом и недоумением на лице.

— Зачем нам сухое вино, Зоюшка? — спросил профессор. — Кто же такую гадость пить станет? Нельзя ли у твоего бандита попросить водочки?

Зоя Тарасовна, ознакомившись с содержанием конверта, побледнела и немедленно легла на диван с сильнейшей головной болью.

34

Анатомия важна потому, что помогает строить художественный образ с самых основ. Подобно тому как здание не стоит без опор и фундамента, так и художественный образ нуждается в логике конструкции. Всего рисование учитывает три уровня анатомии: строение костей, мышечную ткань и кожный покров.

Когда художник устанавливает фигуру в холсте, он делает это согласно возможностям скелета — человеческий скелет содержит пять поясов, движения которых по отношению друг к другу сообщают фигуре соответствующую пластику. Прежде всего художник устанавливает ноги, на них располагается таз, поддерживающий позвоночник, на позвоночник надета грудная клетка, сверху расположен плечевой пояс, скрепленный ключицами. Эти части скелета могут смещаться по отношению друг к другу, это смещение и есть та пластика, которую художник передает ракурсами. Движение шеи и наклон головы являются результатом равновесия объемов и распределения направляющих движений фигуры. Таким образом, если изображен всего лишь портрет, можно догадаться, как у персонажа расположены плечи и позвоночник. Мы видим лишь голову Брута в скульптуре Микеланджело, но ясно, что он стоит, распрямив спину.

Второй уровень анатомии — мышечный покров. Скелет покрыт мышечной тканью и сухожилиями, которые также имеют свои законы движения (например, бицепс и трицепс придают рельеф плечевой кости). Скольжение мышц поверх костного основания сообщает фигуре то, что художники называют мимической пластикой и красотой жеста и что Шарль Лебрен специально изучал.

Третий уровень анатомии — это кожный покров. Он также сообщает свое собственное движение образу, движение эмоциональное. Человек может бледнеть от гнева, краснеть от стыда, глаза его могут сверкать от страсти.

Соответственно, художники делятся на тех, кто изображает образ в полноте всех трех уровней его существования, или рисуют только один, поверхностный уровень, или изображают поверхность с некоторым использованием мимики. Например, салонное искусство (Буше, Ворхол и т. д.) изображает только кожный покров; школы и академии (скажем, Тинторетто или Караваджо) — изучают кожный покров и мышечную ткань; великие художники (Микеланджело и Пикассо) создают образ начиная с костяка, с разворота осей, направляющих скелет.

Есть основания предположить, что наибольшей убедительностью будет обладать тот образ, который учитывает все уровни существования тела. Душа появится там, где для нее приготовлено место. Именно руководствуясь этим, изучали анатомию Дюрер и Леонардо.

Также любопытно в этой связи вспомнить суждение Бернара Клервосского, который, обличая лицемерие мира, говорил, что если с красивой женщины содрать кожу, то останутся лишь мышечный покров и кости. В сущности, мышцы и кости — это не так мало.

Глава тридцать четвертая

МОГИЛЬЩИКИ

I

Александр Кузнецов ковырнул лопатой землю и сказал:

— Серьезный был человек.

— Отец был человек остроумный, — сказал Павел.

— А шутить не любил. Уму от шуток одна беда.

— Говорят: шутка ум развивает.

— У нас на вокзале шутники собрались: все время хихикают. Один Лениным переоделся. Кепку напялил — и давай картавить. Какой тут ум?

— Я думал, ты посмеяться любишь.

— Посмеяться люблю, а они хихикают. Один скажет шутку — хихикают. Потом другой скажет — опять хихикают.

Кузнецов копнул землю раз, потом другой.

— Вся родня здесь. И братик мой лежит, на рынке его сожгли. Какие тут шутки. Как газета сгорел. Крематория не надо. Не знаю даже, от него кости остались или еще кого заодно сожгли. И мать моя лежит, твоя тетка. Села на крыльцо, перекрестилась и умерла. Правда, работала всю жизнь, устала. Бог ее по доброте и прибрал. И твой отец тут. И я скоро лягу. Думаю, клен надо в голове посадить.

— Почему клен?

— А хорошее дерево. Русское.

— Канадский клен есть. И американский тоже.

— Клен — русское дерево. Хотя ты прав: русского мало осталось. И клен теперь — американский.

Кузнецов плюнул в яму, которую копал.

— Ты сюда не плюй.

— В землю ушла родня. А земле мой плевок не в обиду. Вот ляжем к ним, тоже породнимся. Станем родней по правде, не как в жизни — друг дружку в лицо не знаем.

— Слушай, а ты мне кто?

— Вроде брата. А толку что? Мы-то — Кузнецовы. А вы-то — Рихтеры. Ну да земля всех уравняет.

— Участок большой, — сказал Павел, зная, что на кладбищах надо говорить о простых, бытовых вещах. — Хороший участок.

— Дупель, он Сибирь взял. А я здесь землю получил. Для всех постарался.

— Купил, что ли?

— Приватизировал. Десять лет тут отработал, еще до вокзала — прибрал пустой участок. Теперь такая земля тыщ десять стоит.

— А тебе — даром дали?

— Даром ничего не дадут. Могилы рыл, гробы таскал. Надоело. Пойду, думаю, чемоданы таскать.

— Что, лучше на вокзале?

— То же самое. Несешь чемодан и не знаешь, что внутри напихано. Теперь народ бережливый, на гроб тратиться не будут — сунут бабку в чемодан да в канаву кинут.

— Хорошо у нас участок не отняли. А то лежать бы нам с тобой в канаве.

— Не успели отнять. Помирать наши стали, пошли один за одним, участок заполнили. Надо регулярно покойников класть, чтобы земля без дела не стояла. Зазеваешься — отберут участок.

— А я думал — поставил памятник и место застолбил.