Читать интересную книгу Девятьсот бабушек - Р. Лафферти

И Кэрролл, пока еще был в здравом уме, отрекся от веры в эту бессмыслицу, как отрекается человек от своих убеждений, оказавшись в камере пыток.

Но чем бы ни объяснялся этот абсурд, Хрипун продолжал вести мысленную беседу. «Почему ты считаешь меня медведем? — спрашивал он. — Потому что на мне шкура медведя? Но я же ведь не считаю тебя человеком только из-за того, что ты одет в человеческую шкуру. Ты несколько меньше, чем человек. И почему ты уверен, что встретишь смерть не таким трусом, как Дэниел? Чем дольше ты будешь от меня убегать, тем ужаснее будет твоя смерть. Ты все еще не понял, кто я такой?»

— Не понял, — громко ответил Брайан Кэрролл.

— Чего ты не понял, Брайан? — спросила Джорджина Чентл.

— Мне показалось, что медведь забрался в мой мозг и говорит со мной.

— Я чувствую то же самое. По-твоему, это на самом деле или так действуют наркотики?

— О чем ты говоришь! Конечно, это галлюцинация, вызванная наркотиками, физической усталостью и недостатком сна. Да еще шок: на наших глазах животное превращается в чудовище и убивает наших друзей. Есть тесты, с помощью которых галлюцинацию можно отличить от телепатии. Во-первых, это подтверждение реального существования телепата. Но пока Хрипун в таком состоянии, данный способ нам не подходит. Во-вторых, интеллектуальный параллелизм — этот тест не подходит тоже; у меня больше общего с миллионами людей, чем с одним псевдомедведем. Затем подтвержденная фактами аргументация и положительный ответ на предыдущие пункты. Два последних теста тоже не годятся, поскольку я перевозбужден и у меня путается сознание. Сейчас на мои чувства ни в чем нельзя положиться. Словом, все тесты говорят о том, что это не телепатия, а галлюцинация.

— Но, Брайан, мы ведь не можем знать этого наверняка?

— Не можем, Джорджина. Доказать, что виноваты плоды с наркотой, усталость и страх, невозможно, как невозможно доказать и то, что в горле першит из-за костра, который поблизости развели бойскауты. Я не могу доказать, что это — галлюцинация, но для меня это очевидно.

— А для меня нет. Я думаю, Хрипун разговаривает со мной. Когда ты устанешь чуть больше, ты тоже в это поверишь.

— Конечно, поверю. Но это будет неправдой.

— Неважно, будет или нет. Хрипун все равно своего добьется. Ты знаешь, что он — король этой планеты?

— Нет. С чего ты взяла?

— Он сам только что сказал мне об этом. И еще предложил: если я помогу поймать тебя, он сохранит мне жизнь. Но я не буду этого делать. Я привязалась к тебе, Брайан. Знаешь, раньше мне не нравились мужчины.

— Знаю. Поэтому тебя считают ледышкой.

— Но теперь ты мне очень нравишься.

— Потому что рядом никого больше нет.

— Дело не в этом. Дело в моем отношении к тебе. Я не стану помогать Хрипуну, если он не приведет более веских доводов.

Чертова девка! Если она верит, что Хрипун говорит с ней, то, с чисто практической точки зрения, так оно и есть. И раз в ее сознании зародилась мысль о возможности выторговать себе жизнь, она вполне может развиться в навязчивую идею.

Хрипун опять заговорил с Брайаном: «Ты все еще не понял, кто я такой. Узнаешь это перед смертью. Харди узнал в свой последний миг. Кросс догадывался с самого начала. Фелан сомневается до сих пор. Ходит вокруг своего мертвого тела и сомневается. Некоторых людей так трудно убедить. А вот девушка знала, потому и простерла ко мне руки».

Брайан слушал его в полубреду.

В конце концов они перестали есть наркотические плоды и предпочли голодать. Теперь они ели только листья и почки растений. Но дурман не проходил. А расстояние между охотником и дичью между тем сокращалось.

Беда обрушилась на Брайана на закате беллотского дня. Зверь загипнотизировал его мозг своими речами почти до полного ступора. Джорджина побежала, она звала Брайана, но он почему-то медлил. Когда Хрипун сделал первый прыжок, положение Брайана было отчаянным: он стоял в двух шагах от отвесного края утеса. Джорджина уже неслась вниз по извилистой тропе, ведущей в долину. Брайан приготовился к отражению атаки. Надо заманить Хрипуна на самый край и начать метаться из стороны в сторону, тогда зверь, прыгнув на него, может сорваться в пропасть.

Но старина Хриппи в последний момент изменил тактику. Он первый оказался на краю, столкнул Брайана и, выбрав более пологий склон, съехал вниз, как слон, на заднице.

Существует ничтожно мало предсмертных описаний от первого лица, поскольку мало кто выживает, чтобы поведать об этом.

Вначале висишь в пространстве, затем тебе наносит удар мчащаяся навстречу земля, вооруженная деревьями и острыми скалами. После чего наступает болезненный сон, а спустя какое-то время — туманное пробуждение.

III

Он движется куда-то в положении вниз головой, в этом можно не сомневаться, медленно и покачиваясь. Возможно, это обычный способ передвижения после смерти. Но он висит как-то странно, сложен посередине вдвое, его тащит куда-то нечто, покачивающееся как лодка, но более упругое и вместе с тем более мягкое. К тому же, приятно пахнущее.

Хотя уже было светлое утро, разглядеть, с чем он находится в таком тесном контакте, не представлялось возможным. Единственное, что он мог видеть, — мелькающие пятки и уплывающая назад трава.

Пятки?

Что это значит? Пятки, а над ними икры — и ничего больше.

Его несла Джорджина, перекинув, как куль, через плечо. Это приятно пахнущее нечто и было Джорджиной Чентл.

Наконец она опустила его на землю, и почва оказалась жесткой. Он увидел, что они находятся в двух километрах от того крутого утеса. Хрипун расположился в полукилометре позади них.

— Джорджина, ты несла меня всю ночь?

— Да.

— Как же у тебя хватило сил?

— Я иногда меняла плечо. Да и ты не очень тяжелый. Ведь сила тяжести на этой планете в два раза меньше земной. К тому же я сильная. Могла бы нести тебя и на Земле.

— Как же я выжил после падения?

— Хрипун говорит, что убивать тебя пока не хотел. Он может убить тебя когда угодно — молнией, камнем, ядовитыми ягодами. Но ты очень сильно расшибся. Удивительно, что не разлетелся на части. Еще Хрипун говорит, что я подписала себе приговор.

— Почему?

— Потому что успела тебя унести, пока он в темноте спускался с утеса. Теперь он убьет и меня тоже.

— Хрипун нелогичен. Если он может убить меня молнией, камнем или ядом, чего тогда злиться, что ты спасла меня?

— Я тоже так подумала. Но он объяснил, что на это у него свои причины. А что касается молний, знаешь, в других местах на Беллоте их нет, они сверкают только внутри большой окружности, в центре которой находится Хрипун. Как будто фейерверк в его честь. А стоит удалиться от Хрипуна — и молний как ни бывало.

— Джорджина, да пойми же, этот зверь с нами не говорит. Это разыгралось наше воображение. Нельзя так персонифицировать зверя, это неправильно.

— Может, и неправильно. Но если его слова — не разумная речь, тогда я не знаю, что такое разумная. Почти все, что он говорит, сбывается. Знаешь, меня не волнует, что он убьет меня из-за тебя. Случись с тобой что, я бы все равно сошла с ума.

— Мы уже сошли с ума, Джорджина. Еще бы, влипнуть в такую историю! Но он не может говорить с нами. Он — зверь, впавший в исступление. Если я не прав, то многое, из того что мы знаем, ложно.

Вся полнота смысла этих слов дошла до Брайана пару дней спустя. Был солнечный полдень, он спал. Джорджина несла караул. И тут в голове опять заговорил Хрипун:

«Ты не желаешь меня признать и этим наносишь мне оскорбление. Когда Харди сказал, что во многих мифах именно медведь сотворил ваш мир, он почти уже понял, кто я такой. Я — творец и создатель этого мира. Говорят, кроме Беллоты есть и другие миры, но я не уверен, что создал их тоже. Но раз они есть, значит, я их творец. Не возникли же они сами собой. Ну а этот мир уж точно моя работа.

Творить очень непросто, иначе б вы все создавали миры. А вы не способны. Создатель гордится своим творением, вам этого не понять. Ты заявил, что Беллота создана ради смеха. Это не так. Я точно знаю, для чего она появилась на свет.

Беллота — не просто маленькая планета, она великая. Я ждал, что ты признаешь свою ошибку и восхитишься моим творением. Но этого не произошло, поэтому ты умрешь. Я создал тебя и, если захочу, убью. Конечно, именно я сотворил тебя, раз сотворил и все остальное. Но даже если не так, сколько всего другого, кроме тебя, создано мною! Рыжие белки, например, или белые птицы.

Ты даже представить себе не можешь, какой это огромный труд. Мне не хватало очень многого: материалов, образцов, планов, опыта. Я совершал ошибки. Не стану отрицать, что с силой тяжести я просчитался. Простая математическая ошибка — ее мог допустить всякий. Планета слишком мала для такой гравитации, но я уже переделал расчеты и применил их в других творениях, о которых предпочитаю не говорить. На более крупную планету материалов здесь нет. Поэтому менять я ничего не буду. Что сделано, то сделано, и пусть остается как есть. Ошибка, воплощенная в жизнь, превращается в истину.