Читать интересную книгу Версаль. Мечта короля - Элизабет Мэсси

Король встал. Вслед за ним встали и министры.

Фабьен дожидался Бонтана у двери, намереваясь поговорить, однако Бонтан заговорил первым:

– Для охраны дорог создано четыре отряда по сто человек. Каждую повозку с грузом должны сопровождать не менее пяти охранников. Все пассажиры должны передвигаться только с охраной.

– Четыреста человек, – покачал головой Фабьен. – И все необученные.

– Вы же знаете: основная часть наших мужчин сейчас на фронте.

– А на охрану вы отрядили сопливых мальчишек! – язвительно усмехнулся Фабьен.

Сборы короля и его свиты к отбытию на войну были напряженными и заняли три дня. И вот настало утро четвертого – утро отъезда. Все придворные, знать, гвардейцы и слуги собрались перед дворцом. Над их головами сияло безоблачное небо. Королю желали счастливого пути и скорейшего возвращения. Дамы махали кружевными платочками, глядя, как Людовик и его любовница Генриетта поднялись в королевскую карету. Три фрейлины Генриетты, среди которых была и Софи, уселись во вторую карету, позади королевской.

Госпожу де Монтеспан в этот вояж не пригласили. Работая локтями, она проталкивалась между глазеющими придворными, пока не оказалась рядом с Луизой де Лавальер. Атенаис нарочно привстала на цыпочки, чтобы король непременно ее увидел. Ей хотелось «разговора глаз». «Ну посмотри же на меня, – думала она. – Увидь меня. Я совсем рядом». И только когда кучер натянул поводья и карета тронулась, Людовик выглянул из окошка и кивнул маркизе де Монтеспан. «Он меня увидел!»

– Браво, Луиза, – сказала она, наклоняясь к своей спутнице. – Этот взгляд принадлежит вам.

– Нет, – со вздохом возразила Луиза. – Вы наверняка ошиблись.

– Вы чем-то опечалены?

– Король стал для меня недосягаем.

– Вам только кажется. Всем известно, что вы – его любовница, – сказала Монтеспан.

– Однако он выбрал Генриетту и повез ее с собой на войну.

– Генриетта очень скучала по мужу. Потому король и повез ее к нему.

В глазах Луизы вспыхнула надежда.

– Вы мне поможете? Я нуждаюсь в благосклонности короля, однако мое присутствие нагоняет на него скуку. Когда он вернется, быть может, вы сумеете повлиять на его настроение… в мою пользу? Поговорите с ним, рассмешите его. Если король будет в хорошем настроении, у меня может появиться шанс.

Маркиза де Монтеспан глядела вслед удаляющимся каретам. Вскоре они скрылись за поворотом извилистой дороги.

– Я попробую, – сказала она, откидывая с лица прядь волос.

В королевской карете было тихо. За окошками проносились дома, амбары, конюшни. «Вот они, плоды крестьянской жизни, – думал Людовик. – Простой жизни, которой вовек не понять, сколь тяжкий груз лежит на плечах короля и его ближайшего окружения. Можно ли назвать крестьян свободными? Или же они – рабы своего жалкого удела, выпавшего им в жизни?» Генриетта коснулась его руки. Ответного прикосновения не последовало, и она убрала руку.

– Ты не скучаешь по Англии? – наконец спросил Людовик.

– Я скучаю по тебе, – ответила Генриетта.

– Есть какие-нибудь вести от твоего брата?

– Нет, иначе ты бы уже знал о них.

Людовик поправил оборки воротника. Карета ехала мимо луга, где паслись коровы.

– Лето нашей жизни было полно благоуханных цветов, – сказал он. – Но сейчас уже осень. Ночи становятся длиннее. Темнота сгущается. Нам пора напомнить себе: жизнь – это нечто большее, чем любовь. И брак – это не просто обязанности супругов.

Генриетта заслонилась широкополой шляпой с перьями, чтобы король не видел ее лица и выступивших слез.

– Моя жизнь принадлежит тебе, – тихо сказала она.

По темным коридорам Версальского дворца гуляли сквозняки. Свечка, которую Фабьен Маршаль прикрывал рукой, почти не разгоняла тьму. Час был поздний. Фабьен шел к себе, глубоко погруженный в раздумья. Настолько глубоко, что едва не вскрикнул, когда от стены отделилась чья-то тень.

– Это вы, господин Фабьен? – спросил нежный, мелодичный женский голос.

В пятачке света появилось лицо Беатрисы. У Фабьена замерло сердце.

– Мадам, вы никак заблудились? – спросил он.

– По правде говоря, мне страшно, – нахмурившись, ответила Беатриса. – Эта война. Эта тьма. Стоило королю уехать, и дворец стал совсем иным. Представляете? Всего два дня прошло, а нас уже окружают темные пустые комнаты. Я шла к себе. Вам не составит труда меня проводить?

Маршаль утвердительно кивнул.

Беатриса подошла поближе. Теперь свеча освещала ее целиком. «Как замечательно! – подумал Фабьен. – Но что я ей скажу? Как мне вести себя с нею?»

Они пошли вместе. Фабьен изо всех сил старался, чтобы свечка не дрожала в его руке.

– А я смотрю, вы в хорошем настроении, – сказал Фабьен, напрочь забывший ее слова про страх. – И даже то, что случилось с вашими друзьями, на вас не подействовало.

– С какими друзьями? – не поняла Беатриса.

– Семья Партене. Они ведь жили неподалеку от вашего дома в По. Я не ошибся?

На лице Беатрисы мелькнула тревога.

– Господин Фабьен, их трагедия настолько чудовищна, что я запретила себе думать о ней. Иначе, честное слово, я бы сошла с ума.

У дверей своих покоев Беатриса остановилась и наградила Фабьена улыбкой.

– А почему бы нам с вами не погулять снова? Днем, в саду? Мы бы нашли более приятные темы для разговоров.

Фабьен кивнул. «Как мне проститься с нею? Осмелюсь ли я прикоснуться к ее руке? Боже милостивый, а ведь я хочу эту женщину».

Все разрешилось само собой. Беатриса поцеловала кончики своих пальцев и дотронулась ими до плеча Фабьена. Сделав это, она молча вошла к себе, оставив его наедине с коридором, темнотой и сквозняками.

Юноша не мог унять рыданий. Небольшой лопаткой он копал могилу для своего друга. Тот, еще живой, стоял тут же, на коленях и со связанными за спиной руками. Рот обреченного был полуоткрыт. В глазах застыл неописуемый ужас. Еще десять человек остались позади на дороге. Их головы были изуродованы мушкетными пулями. Ближе к обочине ткнулась в землю сломанная повозка, лежащая на боку. Ее уцелевшее колесо крутилось на ветру.

Учинивших эту бойню было трое. Все в черных масках, они стояли, держа в каждой руке по мушкету. Никто из них не произносил ни слова. Потом один вышел вперед, приставил дуло мушкета ко лбу обреченного и выстрелил. Убитый повалился в могилу, которую его друг успел вырыть лишь наполовину. Юноша с лопаткой пронзительно закричал.

Тогда один из вооруженных людей сорвал с лица маску и прицелился в юношу. Молодой человек оторопел, но его ужас был иного рода.

– Я… я вас знаю! – крикнул он.

– Правильнее сказать, ты меня знал, – усмехнулся Монкур, нажимая на курок.

От выстрела голова юноши разлетелась, как горшок. Земля жадно впитывала хлынувшую кровь.

Монкур поднял лопатку и передал одному из двоих разбойников герцога Кассельского.

– Держи, Тома. Дворянам работать не положено.

Тома молча взялся за дело, однако Монкур забрал у него лопатку.

– Мне пришла более удачная мысль.

В повозке нашлись веревки. С их помощью Монкур, Тома и Мишель повесили всю дюжину гвардейцев на придорожных деревьях. Поскольку шеи у многих жертв были сломаны выстрелами, убитых повесили вниз головой, за лодыжки. Трупы раскачивались на ветру. Ветки скрипели, сгибаясь под тяжестью этих страшных плодов. К стволу одного дерева Монкур прибил дощечку с надписью: «Дорога закрыта».

Палаточный лагерь французской армии напоминал город. Он занимал обширный участок бывшего пастбища. С одной стороны лагерь ограничивала речка с ледяной водой. Тысячи солдат отдыхали у костров, вспоминая былые сражения и близких, оставшихся дома. Кому-то не сиделось, и они принимались бродить, ежась от осеннего холода.

В самой большой палатке помещался штаб. Там стоял стол, заваленный картами и бумагами с диспозициями недавно проведенных и будущих сражений. Возле стола замер Филипп. Его лицо раскраснелось, а душа, окрепшая на войне, ликовала. Никогда еще Филипп не чувствовал себя таким сильным.

– Смотрите, – говорил он, обращаясь к военному министру Лувуа и не замечая маркиза де Рогана. – Если мы вернем наши войска обратно в долину…

На Лувуа был изящный бархатный камзол со знаками отличия, показывающими его высокое положение.

– Испанцы потянутся за нами, думая, что мы отступаем, – кивнул военный министр.

– А в это время наша кавалерия ударит с восточного фланга и замкнет кольцо. Бежать испанцам будет некуда.

Лувуа посмотрел на карту и снова кивнул.

– Его величество король! – вдруг послышалось снаружи.

Филипп повернулся от стола. Его распирала гордость. «Наконец-то брат увидит все, что я успел совершить и собираюсь сделать еще для славы и величия Франции».