такой площади.
Бер сунулся внутрь, убеждаясь, что и бархатная обивка выглядит так, будто ткань натянули неделю-две тому…
— Офигеть, — выдавил он. — Это все я?
— Ты, — Император выбрался из кареты. — А кто еще…
— А… потом?
— Потом? — Таська нежно погладила огромное колесо. — Потом ты выбрался, руку простер и сказал, чтоб следующую давали… ну и рухнул. Я тебя и отнесла…
Стыдно.
Наверное.
Или нет? Бер еще не решил.
— Ладно, — Александр похлопал по карете. — Это все, конечно, безумно красиво, но вопрос остается открытым… лошадей мы где возьмем?
Глава 14
О пользе прогулок на свежем воздухе и многих новых знакомствах
Мечта сбылась. Эх, вспомнить бы, какая…
Печальное утро одного поэта
— Не желаешь ли прогуляться? — поинтересовался князь Чесменов, подавая утренний кофе.
Кофе он варить умел.
А еще выяснилось, что не только кофе. Омлет у него тоже получался великолепшейший. Софья Никитична даже позавидовала, поскольку лично у нее отношения с омлетом не сложились. И пусть ныне готовкой к превеликому облегчению княгини Кошкиной занималась кухарка, но вот…
Вспомнилось.
Под руку.
— К реке? — Софья Никитична подцепила омлет.
Вот как выходит такой? Воздушный, легкий, и главное, не норовящий при первом же прикосновении превратиться в желтый яичный блин.
— Думаю, на сей раз к лесу…
— С удовольствием.
Хотя и прогулка к реке ей понравилась. И даже то, что река эта за годы успела уменьшиться, а берега её плотно заросли камышом и рогозом, ничуть не испортило впечатления.
— А там мы что искать будем? — поинтересовалась Софья Никитична.
— Не знаю… что-нибудь…
— Противозаконное?
— Сомневаюсь, что все так просто, — князь ел весьма аккуратно. — Думаю, что и в Осляпкино, и в окрестностях его все довольно чисто…
— Исключая ментальные подавители?
— Именно… но их-то по бумагам наверняка провели, да и в целом… — князь махнул вилкой. — В любом случае, это место — своего рода пункт… передержки? Как мне кажется. И заодно уж витрина. А на витрине должен быть порядок.
Софья Никитична подумала и согласилась. Не даром она ничего-то этакого не почуяла, хотя позволила дару выглянуть.
Вчера, у реки.
И позже, ночью, когда они возвращались по улочке и говорили. Просто вот говорили… о последней постановке в Императорском театре, сойдясь на том, что прима, конечно, хороша, но все же в её возрасте стоит отказаться от ролей юных девиц… о книгах и кино.
И Софью даже пригласили в кино.
В какое-нибудь.
Потом.
Когда все закончится. А она взяла и согласилась, и даже обрадовалась, потому что в жизни её никто и никогда — подруги не в счет — на кино не приглашал. В свите же Её императорского Величества — это совсем другое… это не про отдых.
И гуляли они до полуночи и даже позже.
Нет, князь окрестности сканировал, да и Софья тоже, но… от этого прогулка не стала менее чудесной.
— Даньку дождаться надо. Все же лучше бы ей у нас ночевать, — сказала Софья Никитична. — Конечно, Весняна в своем праве, но… той женщине я не верю.
— Понимаю. Тогда предлагаю дождаться…
— А ничего, что мы не спешим? Сидим вот и ничего не делаем?
— Мы делаем, Софьюшка… очень даже делаем… и вчера за нами наблюдали.
— Да? Я не заметила?
— Вели к реке, потом от нее. Кстати, на дом поставили пяток сторожков, что само по себе любопытно. А еще вчера наши медицинские карты были взяты, как полагаю, в работу… кстати, не просто скачали, а в центр явилась весьма милая девушка, которая долго беседовала с администрацией о нашем здоровье. Представилась троюродной племянницей.
— Какая наглость!
— Удивительная, — согласился князь. — И это говорит, что работают они давно.
— Почему?
— Потому что любой человек, который начинает незаконную деятельность, осознавая её незаконность, проявляет большую осторожность. Но постепенно, если деятельность эту не пресекают, он преисполняется уверенности в собственном уме и хитрости. И чем дальше, тем больше этой вот уверенности. Они явно полагают себя не просто умными, но самыми умными и непогрешимыми.
— Но мы…
— Мы будем ждать, когда они предпримут следующий шаг… к слову, я бы все-таки рекомендовал тебе уехать.
— Еще чего.
— Это может быть опасно…
— Для кого? — уточнила Софья Никитична.
— Действительно… тогда хотя бы попрошу оставить пару живых свидетелей для допроса.
— Обязательно живых?
Князь подумал и ответил:
— Таких, чтобы способны были показания давать. Кстати, у тебя есть шляпка? Как насчет присмотреть новую? Или, скажем, тапочки…
— На рынок?
— Да.
— А в лес?
— Сперва на рынок, потом в лес… — князь доел омлет. — Кстати, ты оладушки любишь?
— Печь или есть? Есть — да, а вот печь у меня не очень… у меня вообще к кулинарии огромный антиталант…
Князь рассмеялся.
— Есть. Печь я и сам умею. Надо будет только тесто поставить.
— Вот-вот, и с тестом тоже…
— А я привык, когда один остался. Прислугу рассчитал. Дом… почти закрыл, мне много не надо. Готовить научился, чтоб хоть чем-то себя занять. Оладушки, значит…
— Вы… ты… очень её любил?
— Нам было восемнадцать. У меня — первый бал. На ней воздушное платье. И драгоценная тиара матушки. А еще серьги. Одну она потеряла и очень расстроилась. До слез.
У Софьи Никитичны первого бала не было. И второго. И… наверное, странно завидовать мертвой женщине, но и обманывать себя не стоит.
Она завидовала.
— Я её и нашел за колонной. Я тогда был мелким и некрасивым.
— Быть того не может!
— Тощим. С тонкой шеей и большой головой. Мама говорила, что это признак большого ума.
— Оказалась права.
— Льстишь?
— Если и так, то самую малость. Ты нашел сережку?
— Нет. К сожалению… но мы разговорились. И совместные поиски настолько объединили, что я осмелился пригласить её на прогулку. А она взяла и согласилась. Спустя полгода я сделал предложение. помолвка затянулась еще на два, потому что мама невесту не одобрила. И очень надеялась, что я передумаю.
Зря.
Если Софья Никитична и успела что-то понять про князя, так это то, что не в его характере отступать.
— В конце концов, мама сдалась. Мы поженились… и прожили двадцать семь