лишь мизерную часть того, что мог.
— Нет, ты не балбес, — он помотал головой. — И, знаешь, я, пожалуй, рад, что вы с Аллой вместе. Она уже девушка взрослая, а я её воспитание на бабушку скинул… боялся, что не справлюсь, наверное, тут ты прав, вот и воспользовался случаем отойти в сторону… ею Лида занималась, пока не… Но мать её балует слишком, на мой взгляд, если бы я в Москве жил, то, думаю, прекратил бы это как-то, не знаю, как…
Никак бы ты не прекратил, подумал я. С подростками вообще сложно, а с подростками, которые считают себя виноватыми в чем-то — тем более в смерти матери — сложнее стократно, не всякий дипломированный психолог справится с той кашей, которая имеется в их юных головах. К тому же они и сами не в курсе, что с ними происходит, отсюда и все эти крики про то, что их никто не понимает, желание хоть как-то проявить индивидуальность и прочие заскоки. У Аллы всё это немного купировалось вбитой в детстве ответственностью — она хотя бы не скатилась по учебе, — но во всем остальном её жизнь проходила в стиле давно забытого рок-н-ролла. Живи быстро, умри молодым… Она и умерла.
Я вспомнил о своем желании ускорить взросление своей невесты — правда, пока что я с трудом представлял, как я буду воплощать это в жизнь. Впрочем, походы в горы и в тайгу часто способствуют выработке определенных навыков, которые полезны и в обычной жизни.
— Александр Васильевич, откровенность за откровенность, — я решил сменить тему, которая меня нервировала. — Могу я спросить нечто личное? Если не захотите — можете не отвечать.
Мне показалось, что он хотел высказать нечто в духе — без сопливых решу, но оборвал себя.
— Спрашивай, конечно, — сказал он без особых эмоций.
— У вас там, на БАМе, есть женщина?
Он недолго помолчал. Потом долил себе ещё водки, выпил без тоста и посмотрел на меня.
— Есть. Подробностей не будет. И не говори об этом Алке или маме.
Эту просьбу он произнес очень недобрым тоном — словно я уже поднялся, чтобы бежать к названным персонам и выкладывать подробности его интимной жизни.
— В мыслях не было, — честно сказал я. — Это ваши дела, я стараюсь в семейные разборки не влезать, со всех сторон прилететь может.
— Это ты точно выразился — со всех сторон прилетит, — он усмехнулся. — Если бы все это понимали…
Я сомневался, что эта тема нуждается в продолжении, но всё-таки сказал:
— На мой взгляд, вам стоит самому им об этом сказать. Елизавета Петровна поймет, она, думаю, и так уже догадалась… я бы поставил рублей десять на то, что она даже знает имя… той женщины. А Алла… вашей дочери двадцать лет, она три года проучилась в своем институте, стажировалась в школах и кое-что понимает в жизни. В общем, если вам нужно её доверие — то оно может быть только обоюдным. Да и смысл скрывать?
— Смысл… — он как-то неуверенно отвел глаза. — А разве во всём должен быть смысл?
Этого я не знал, но мнение имел.
— Если люди перестанут делать бессмысленные вещи, мир станет чуточку более логичным, — сказал я. — А логичный мир значительно более комфортный… во всяком случае, он лучше поддается прогнозированию.
Автор той статьи, из которой я позаимствовал эту глубокую мысль, в своих рассуждениях заходил слишком далеко, поэтому я его изыскания значительно укоротил — так, чтобы они подходили к этому разговору. К тому же там под нож бессмысленности попала, например, любовь — и мужчины с женщиной, и граждан к родине. А от этого я отказываться не был готов.
— Логика — не всегда хорошо, мы всё же не вычислительные машины, — Александр Васильевич поднялся. — Всё, Егор, пойдем домой, к женщинам, обдумаем наши дальнейшие планы… или просто спать завалимся. А про твой совет я подумаю. Возможно, ты и прав.
Меня наполнило чувство гордости. Я любил быть правым. Поэтому такой итог нашего разговора я посчитал приемлемым.
* * *
У нас в квартире все уже спали — и никто не поднялся, хотя когда два выпивших мужика стараются не шуметь, получается очень громко. Александра Васильевича слегка штормило — мы не стали открывать вторую бутылку, но первую он допил в два приема, чтобы не оставлять водку выветриваться, и эта пара глотков оказалась лишней. Мне было чуть лучше, но за день я сильно вымотался, мой организм пока с трудом выносил нагрузки, не помогали никакие утренние зарядки. Но сразу на боковую я торопиться не стал — устроился на кухне и поставил чайник, чтобы приготовить себе порцию кофе с чем-нибудь съедобным. Я был уверен, что лучше закусить поздно, чем не закусывать совсем.
Алла появилась, когда я уже съел половину огромного бутерброда с колбасой. Она нахально отобрала у меня оставшийся кофе — и мне пришлось делать его снова, хотя с растворимым порошком это была не слишком сложная задачка.
— Напились? — грустно спросила она.
— Не совсем, — я улыбнулся. — На стадионе пиво было, у Михаила Сергеевича отец водку кушал, а я снова пивом обошелся… он нас пригласил после матча, а мы не стали отказываться… и по приезде в гараже бутылку водки… отец опять же один справился. Я, считай, и не пил. Правда, и не ел — вот, теперь компенсирую.
Я продемонстрировал ей недоеденный бутерброд.
— Картошка есть, бабуля отварила. И курица жареная.
— Не хочу серьезно, потом всю ночь будут кошмары сниться… И так всё через задницу. Валентина ранили.
— Ох… — Алла закрыла рот ладошкой. — Он как?
— Не знаю… старик сказал — жить будет. Надеюсь, не соврал. И вот ещё — Иркина мать завтра не прилетит…
— Почему?
— Потому что аэропорты закроют… закрыли уже. Так что у нас появилось немного времени, чтобы понять, как её встречать и что делать.
— Ты про что? — насторожилась она.
— Надо узнать, где тело лежит, какие документы нужны, чтобы его забрать… К кому обращаться, чтобы перевезти в другой город — но этим, наверное, какой-нибудь «Ритуал» занимается. Я бы предложил, конечно, организовать кремацию прямо здесь, а урну мы потом бы передали с оказией. Но, думаю, она откажется — в провинции на такие вольности соседи очень неодобрительно смотрят, там нужно, чтобы всё было по-людски, с прощаниями, поминками.
Алла промолчала, но я заметил, что она с трудом сдерживает слезы.
— Ал, извини, что о таком заговорил, но это действительно важно… Я знаю, сам с таким сталкивался у нас. В таких городках люди очень зависят от