с ней общение, проявляя редкую по нынешним временам деликатность. Он завозился с чайником — и как бы между прочим поинтересовался:
— О чем толкуете, молодежь?
— Егор хочет на радиорынок ехать, — пожаловалась Алла. — Я его отговариваю, но он уперся.
— Действительно, — Александр Васильевич повернулся к нам. — Егор, неужели ты никогда не слышал, что устами женщины глаголет истина? Это так срочно, что нужно сейчас выбираться в город? Где хоть находится этот рынок?
Я точно знал, что поговорка про истину включала не женщин, а младенцев, но поправлять не стал.
— В Покровском-Стрешнево, в парке, у станции. Ехать нам удобно — туда электрички ходят с Рижского, — объяснил я. — Я туда давно собирался, но никак подгадать не мог, всё время что-то отвлекало.
— Ясно-понятно, — он кивнул. — А там что надо? Или секрет?
— Да какой секрет, — отмахнулся я. — Хочу поискать схемы декодеров цветности для телевизоров. А то недавно у одной подруги Аллы смотрели хороший фильм западный с видеомагнитофона, а он был черно-белым — системы не совпадают на телевизоре и на записи. А с декодером всё было бы нормально. Там и нужна-то вот такая фигулька, — я показал половину мизинца. Но наша промышленность их не выпускает. Вот и думаю сам сделать.
— Хорошая задумка, — Александр Васильевич вроде бы понял, чего я хочу — инженер всё-таки. — Только время неудачное… А раньше мешали те неприятности с поклонниками Аллы и тот случай, про который меня просили вам не напоминать?
Он ехидно ухмыльнулся — и я его понимал. Вроде и выполнил просьбу Валентина, но так, что лучше бы не выполнял. Впрочем, мне на его подколки было плевать.
— Да, — ответил я. — Оно самое.
— Но вы же разобрались? Что, кстати, с ними сейчас?
— Пап… — возмущенно вмешалась Алла.
— Не, Ал, нормально всё, твой папа имеет право знать, — я накрыл ладонь Аллы своей рукой. — Там всё непросто. Одного точно посадят — того, кто тут у нас стрелял. Оставшихся двоих сейчас будут таскать из-за убийства Ирки… они вряд ли при делах, но пусть понервничают. Ну а Боб, который у них главный, пока служит в армии и вернется только по осени. Так что про них пока можно не вспоминать, рыпаться, думаю, не будут.
— Рыпаться? — уточнил Александр Васильевич.
— Ну… мстить. Беречься, конечно, надо — мало ли что кому в голову взбредет, но в целом с этой стороны опасности нет. А остальное всё, думаю, не слишком важно.
— А есть и остальное? — Александр Васильевич прищурился.
— Есть, конечно, но оно не идет ни в какое сравнение с убийством или той причиной, по которой вы так срочно вернулись в Москву, — вернул я подколку, и он нахмурился. — Просто я тоже думаю о собственной квартире…
— Ты? — Александр Васильевич выглядел удивленным, и мне показалось, что сначала он хотел напомнить мне о возрасте, но потом спохватился: — Тебе не нравится здесь жить?
— Нравится, — я покачал головой. — Но если бы у меня была квартира, то у вас даже мысли бы не возникло о том, что я с Аллой лишь заради московской прописки.
— Папа!
— Алька, всё в порядке, он рассказал, и я уже понял, что не поэтому…
— Но мысль такая была, — без особого укора сказал я. — В общем, жить нравится, но уже сейчас будет легкое неудобство у всех, а если ещё и ваша сестра приедет, то тут будет натуральный перебор.
— Да… перебор точно будет, особенно если Людка своего… привезет, — кивнул Александр Васильевич.
Про эти подробности личной жизни тёти Аллы я не знал.
— А она замужем? — спросил я. — Простите, Алла ничего не рассказывала про тётю. Только упоминала, что та в Германии работает.
— Людка-то? Нет, не замужем, — он покачал головой. — Хотя давно уже пора. Но у неё свои сложности — втюрилась в какого-то немца, а выходить за него боится. Вот и живут так… хотя он вроде нормальный мужик, только водку плохо переносит.
Я задумался о том, какие могут быть последствия у брака тети моей жены с гражданином Германии.
— А он западный или восточный немец? — уточнил я.
— Восточный, кто бы её к западным пустил, — усмехнулся Александр Васильевич. — Она в ГДР работает, в Дрездене.
Дрезден, Дрезден… Мне пришлось чуть напрячься, чтобы вспомнить, что с ним связано помимо знаменитой галереи и бомбежки во время Великой Отечественной, но факты жизни одного из президентов уже свободной России в моём будущем знали буквально все. Правда, по датам я плавал — тот человек мог уже находиться там, а мог пока что работать в Питере[9].
— Не думаю, что кто-то в здравом уме будет возражать против брака гражданки СССР и гражданина ГДР, — вслух сказал я. — Так что зря она так переживает.
Я мельком подумал, что и тётя Люба как-то связана с КГБ — в этом случае её осторожность имеет под собой все основания. Я пообещал себе задать пару вопросов Валентину, чтобы попробовать разобраться в ситуации — он, конечно, может просто не ответить, но может и просветить несчастного попаданца.
— Это её дела, я в них не лезу, — отрубил Александр Васильевич. — Мать переживает сильно, но Людка от неё откупается посылками. Хотя матери внуки нужны, а не кофе, Алла-то уже выросла, её не потешкаешь. Вы меня поили из её запасов?
— Нет, на рынке купили, — я помотал головой. — Но вроде нормальный. Ту банку мы израсходовали за месяц — оба оказались любителями начинать утро с чашечки бодрящего. Так что, отпустите? Я быстро — одна нога здесь, одна — там.
Меня отпустили.
Глава 13
Есть в старом парке
За прошедшие десятилетия я основательно подзабыл, как выглядела Москва во время обоих путчей начала девяностых. Я помнил места, в которые тогда не стоило соваться, помнил что-то громкое и яркое вроде обстрела Белого дома или стрельбы у «Останкино»; помнил даже Ельцина на танке всё у того же здания республиканского правительства. Но из моей памяти словно испарилось то, что творилось на улицах города[10].
А ведь я и сам жил в то время, а в 1991-м даже спорил со своей тогдашней любовницей, которая рвалась присоединиться к защитникам свободы и демократии. Кстати, я победил, мы никуда не поехали, так и остались в общаге, что-то обсуждали с Казахом, который именно тогда впервые заговорил, что хочет вернуться на родину — мы его высмеяли, но он упорно доказывал, что Казахстан вскоре получит независимость и заживет очень кучеряво.
Кажется, магазины тоже работали — но в них уже было шаром покати;