Вампир кивнул и чуть сжал ее кисть.
— Итак… Эгиль Скаллагримссон — знакомое имя?
— Был такой.
— Очень информативно… — пробормотала девушка. — Я поняла, что он был скальдом** при дворе побежденного тобой правителя. Он спел тебе «величальную» — тебе понравилось. Ты был хмелен, удовлетворен победой и многочисленными девами — ты отпустил. Так?
Короля Витольда Ледяного Дракона он тогда распял на воротах его собственного замка, а войско и всю челядь перебил, включая раненых, стариков и детей. Поэта он оставил в живых с условием сочинить в честь победителя dråpa — хвалебную песнь на века. Северянин помнил это как-то отстраненно, словно не про него. Собственно, так и было — человеческие воспоминания после обращения или стирались, или просто… все было по-барабану. И при всей любви к Олив, викинг не был уверен, что стоит реанимировать то, что давно умерло. Однако, слово есть слово.
— Допустим, — поморщился вампир. — К чему этот экскурс?
— Помнишь, Арн — только информация.
— Хорошо. Так и было. Давай дальше.
— Позже, ты перечитывал его произведение? Хоть раз?
— Скальды не записывали — они импровизировали.
— Нет, этот записал. Что ты о нем знал, Арн?
— Воин. Поэт. Сказитель, — пожал плечами вампир.
— А то, что он практиковалгальд?***
Арн вздернул к ней осунувшееся лицо. Викинг помнил. Вампир — злился.
— Эгиль был руническим магом, весьма успешным. И по характеру схож с тобой. Он по рунам прочел твою судьбу и зашифровал в этом произведении. Я уловила что-то типа: «ты всегда будешь рядом со своей драгоценностью, но не будешь этого видеть. Понимание будет приходить к тебе после каждой ее потери. Ты будешь жить вечно и терять вечно. Пока не вернешься к самому себе».
— Бред какой… Что это значит?
— Думала, ты мне скажешь! И вот еще: этой рунической темкой очень интересовались позже. Например, в Третьем Рейхе, где даже проводили изыскания. Пересказ твоей истории с Эгилем они нашли, так же, как и Цинна. И вот с каким-то из них, скорее всего, и ознакомилась твоя сестра.
— Что бы там ни произошло — в моем человеческом прошлом — при вампирском обращении все обнулилось.
— Не в твоем случае… Сам знаешь. Твоя родовая вендетта это только подтверждает. И, думаю, Одри в архиве Цинны нашла тому подтверждение. Но тебя в известность не поставила, — Олив знала, что касается одной из запретных и болезненных тем — преданности. Но деваться ей было некуда. — Что ты сделал, Арн? За что он так с тобой?
Ответа не последовало — Северянин просто закрыл глаза и отстранился. Он умел так — вроде рядом, а как в бездну канул. В такие минуты она жалела, что ее телепатия не распространяется на вампиров, потому что удерживать связь и настрой становилось очень трудно.
Почувствовав это, двумя этажами ниже легла и настроилась на Олив ее кровная сестра Кристин — ее энергетическая половинка. Олив поблагодарила ее за помощь, собралась с духом и, остановив свое время, ступила в Бездну человеческой памяти Арна. В этот момент Крис показалось, что у нее через грудь выдирают позвоночник. Вампирша прижала ладонь к солнечному сплетению и почувствовала толчок, а секунд через пятнадцать-двадцать — другой. Запретив себе даже думать об этом, Крис отчаянно потянулась к сестре, отдавая ей свою силу… Внезапно все кончилось — стало легко, и рыжая провалилась в сон.
Олив получила информацию, и ей оставалось только одно, но самое трудное — сделать так, чтобы Арн ее принял. Признал. И раскаялся. Потому что только так можно было сбросить этот тяжкий груз… И ей было страшноо, потому что последнего могло и не произойти. Ведь Северянин был и оставался вампиром, презирающим свое человеческое прошлое.
— Арн, помнишь свою жизнь до обращения?
Молчание викинга стало агрессивным, тяжелым.
— Те несколько лет после смерти семьи, пока ты еще оставался человеком, и пытался заглушить боль своей вины? Вряд ли ты забыл слова, сказанные тобой отцу в ночь его гибели.
В ответ — глухой рык и сдавленные ругательства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Олив глубоко вздохнула, и сцепила в замок ладони, пытаясь унять дрожь. Его память накрывала и ее, заставляя произносить вслух и испытывать несвойственные ей мысли и чувства.
- После обращения из века в век тобой двигала жажда мести — топливом для нее служила именно память. Память о неисправимой глупости королевского недоросля, бабника и забияки…
Вампир заскрежетал зубами, сел и сжал голову ладонями так, словно хотел раздавить ее как арбуз. Почему он все это выслушивает??!! Но ответ ему был известен: потому что это была правда. «Именно так, моя настойчивая фея! Если бы не Цинна, и обращение, я бы сгорел на своем погребальном костре не героем, а убийцей — Эйрикером Кровавой Секирой, ставящим пленных в ряд и одним ударом отсекающим сразу несколько голов… Из конунгов я был в этом просто рекордсмен…».
Ничего не обнуляется. Умерло тело и все, что связано с человеческой физиологией, но — не память клеток. Его Создатель помог все забыть, потому, что любил, потому что жалел и хотел, чтобы новообращенный вампир Рорик Арнбьорн Северянин быстрее адаптировался и жил полной не-жизнью, не испытывая отчаяния и сожалений.
«По мере того, как вампир взрослеет, у него появляется выбор — эволюционировать или окончательно оскотиниться. И в этом он ничем не отличается от человека, стоящего перед тем же самым выбором. Путь у всех один, разные только ресурсы и намерения». Это Северянин прочел в архиве Цинны. Да и слышал, наверно, от него не раз. Слышал, но не слушал! Вернее — не вникал… Его любовь и послушание были отличной заменой пониманию.
К тому же, в вампирской не-жизни викинга все было отлично: независимость, отстраненность, комфорт, много свежей крови, свежего тела любого пола и цвета… И хорошо скрытая процветающая бизнес-империя, позволяющая без проблем поддерживать желаемую реальность.
«Великое откровение» (легализация вампиров) никак не повлияло на жизнь Северянина. Он легко шагнул в не-жизнь из своей человеческой реальности, и также легко сделал вид, что включился в мейнстрим. Вот только задумываться и понимать, откуда бралась эта легкость он начал всего чуть больше века назад, когда стал Создателем сам.
А Цинна…Он никогда не позволял своему Дитя скатиться за грань и превратиться в обычного кровососа, в тупое похотливое животное — даже в самый жаркий и кровавый период становления вампира.
И никогда не напоминал Арну тот короткий, но жуткий кусок его человеческой жизни, когда месть и отчаяние отняли у викинга разум, но не силу и ярость.
________________________
* Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер
** Древнескандинавский певец-воин
*** ритуальные заклинания
Пятая Руна. Глава 14.
Каждому отпущено ровно столько жизни,
сколько нужно для его предназначения
и уплаты долгов.
Согне-Фьорд, десять веков назад
Придя в себя после очередной бойни и разграбления поселения, в крови, похмельи, среди измученных шлюх, и таких же невменяемых, как и он, товарищей, испытав к содеянному и собственному телу безмерное отвращение, викинг выбрался на берег фьорда и зашел в воду.
Он ничего не соображал.
Чего он тогда хотел — просто придти в себя от угара?
Утопиться, чтобы перестать помнить?
Арн не понимал.
И когда волна накрыла его, просто не стал сопротивляться…
Северянин не был самоубийцей — просто знал, что не утонет. Он свято верил, что должен погибнуть как воин — в схватке. Ледяные горькие волны обжигали его плоть, сбивали дыхание, лупили о камни и, наконец, выплюнули его на обледеневшую гальку — хотя Арн даже не пытался плыть или держаться на воде…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он лежал ничком, глядя на свои, изодранные в кровь костяшки пальцев, и пытался изгнать из легких обжигающую жидкость. Тело от холода почти ничего не ощущало.