получения телеграммы от Гонтрана…
"Эх, сколько денег потрачено даром", — думал, говоря это, молодой инженер. — "Лучше бы старик отдал их под хорошие проценты, чем бросать на ветер… Хорошо еще, что комедия, по-видимому, скоро кончится… Гонтран, кажется, понял мой план: он будет телеграфировать старому чудаку, что сейсмограф не дал никакого результата, а Котопахи — совсем потухший вулкан… Осипов, вероятно, обвинит во всем несчастного Кампадора, назовет его кретином, идиотом, а тому и горя будет мало: ведь он давным-давно умер… В конце концов Гонтран, возвратившись, женится на Елене, и это будет ему заслуженным наказанием за потерянное мною по его милости время".
Беседуя таким образом сам с собой, молодой инженер насмешливо посматривал на Михаила Васильевича, который внимательно отмечал на бумаге, что надо было взять с собою в путь.
Восклицание девушки прервало размышления господина Сломки:
— Папа, папа! Вот идёт рассыльный с телеграфа!
Старый ученый, бросив своё дело, в одну секунду подскочил к окну.
— Он зашел в отель! — сказала Елена дрожащим голосом.
— Но мы ведь не одни живем в отеле, — иронично возразил Сломка, хотя, сам не зная почему, и он почувствовал лёгкое волнение.
Через минуту дверь отворилась, и в ней показался лакей.
— Депеша господину Осипову! — сказал он.
Старый учёный, схватив пакет, поспешно распечатал его и с жадностью пробежал содержание телеграммы.
— Ура! — закричал он, окончив чтение. — Ура! Котопахи!.. Ура! Гонтран Фламмарион!..
Затем, потрясенный волнением, старик упал в кресло, бледный, с посиневшими губами и полузакрытыми глазами.
— Папа! — беспокойно воскликнула Елена, подбегая к отцу.
Что касается Сломки, то он стоял неподвижно, сильно взволнованный этим зрелищем.
"Бедный человек! — думал он. — Падение всех надежд мгновенно сделало его помешанным… Чёрт возьми, если бы дело можно было переделать, то лучше бы Гонтран в самом деле испробовал сейсмограф, — авось он и дал бы какие-нибудь результаты…"
С этими мыслями, нисколько не сомневаясь, что он видит пред собою сумасшедшего, молодой инженер подошел к профессору.
— Бедный! — прошептал он, пожимая руку Михаила Васильевича.
Старый ученый глубоко вздохнул, открыл глаза, потом вдруг быстро вскочил и снова закричал:
— Ура! ура!.. Гонтран Фламмарион!..
— Однако! — подумал про себя Сломка. — Пароксизмы уже начинаются…
— Друг мой, — с живостью обратился к нему профессор, — будьте добры, бегите скорее в гавань сказать капитану "Елены", что через два часа мы снимаемся с якоря… А я тем временем застегну ремни у наших чемоданов и расплачусь по счету гостинцы.
Инженер сделал отчаянный жест: решительно старик помешался… Многозначительным взглядом Сломка подозвал к себе Елену.
— Мне кажется, m-lle, что ваш папа в ненормальном состоянии, — прошептал он.
Молодая девушка содрогнулась.
— Что вы хотите сказать? — испуганно спросила она, кидая взгляд на отца, который лихорадочно собирал разбросанные по столу бумаги.
— Эта телеграмма должна была нанести вашему папа жестокий удар, и я опасаюсь… Во всяком случае об этом нужно подумать…
— О чем подумать?
— Я право не знаю… Во всяком случае Михаила Васильевича нельзя оставлять в таком положении…
Елена Михайловна недоумевающе посмотрела на своего собеседника: что он хотел сказать? В это мгновение старый ученый обернулся и, заметив молодого инженера и дочь стоящими друг около друга, закричал:
— Ну, что же вы там стоите, как истуканы?!.. Господин Сломка, я ведь вас просил поехать в гавань, а ты, Елена, лучше бы помогла мне немного… Да что наконец с вами? О чем вы говорили?
— Это о телеграмме, папочка, — отвечала девушка, — ты нам ее не показал, и я опасаюсь, не скрываешь ли ты что-то от нас… Может быть, граф болен… ранен…
Михаил Васильевич живо вытащил депешу из своего портфеля и, подавая дочери, проговорил:
— На, прочти и разуверься.
Леночка быстро пробежала несколько строк, из которых состояла телеграмма, и, передавая ее инженеру, заметила:
— Я решительно не понимаю, что вы хотели сказать. Это известие могло только обрадовать папа.
Быстро прочитав депешу, Сломка энергично протер себе глаза.
— У меня мерещится в глазах, — прошептал он, — или я не так прочел, или Гонтран сошёл с ума…
И он в третий раз прочел следующие слова:
"Предсказание Мартинса Кампадор совершенно верно. Сейсмограф указывает на близость извержения. Приезжайте скорее. Г. Фламмарион".
— Да, верно, — прошептал инженер, ломая голову, почему Гонтран поступил таким образом. — Во всяком случае, раз дело начато, его бросать нельзя: нужно ехать, — и поедем.
— Ну, что же вы? — нетерпеливо крикнул профессор.
— Сейчас, сейчас, — отвечал Сломка, поспешно бросился к двери, — я мигом добегу до гавани, и когда вы приедете, пароход будет готов…
ГЛАВА XVIII
Путешествие в Америку. — Зарево. — Страшная буря. — Причина загадочного феномена. — Отчаяние Михаила Васильевича. — Разбитое сердце. — Г-н Сломка теряет свое обычное хладнокровие. — Что стало с Гонтраном? — Отчаяние наших героев. — Спасение. — План инженера.
Через пятнадцать дней после получения телеграммы Гонтрана, пароход "Елена", зафрахтованный Михаилом Васильевичем для перевозки в Америку вагона-гранаты, прибыл в Аспинваль. Все необходимые для небесного путешествия предметы, тщательно запакованные в громадные ящики, были сданы на товарный поезд Панамской железной дороги.
По другую сторону перешейка, в гавани Панамы, они были перегружены на "Сальвадор-Уркизу", каботажное судно в 500 тонн, отправлявшееся в Такаму, расположенную в устье реки Эсмеральды. Здесь речной пароход должен был взять к себе на палубу наших героев с их багажом и доставить в Квито, в самый центр Андов, менее удалённый от Котопахи, чем приморский Гваяквиль.
Итак, 24 февраля, в 8 часов вечера, Сломка, сидел на палубе "Сальвадор-Уркизы", курил великолепную гавану, мечтательно следя глазами за белыми гребнями волн Тихого океана… Вдруг странный свет показался на горизонте и отразился в волнах кровавым заревом пожара. Через секунду все стало красным: горизонт, небо, море… даже корабль принял кровавый цвет… Затем странное зарево исчезло, и вокруг парохода сделалось еще темнее, чем прежде.
В одно мгновение инженер вскочил со своего места и, подбежав ко входу в каюту, торопливо позвал:
— Михаил Васильевич! Профессор!
Но, без сомнения, старый ученый еще раньше заметил странное явление, так как он уже летел по лестнице, перескакивая разом через четыре ступеньки; за ним поднималась Елена, за нею капитан парохода и несколько матросов.
— Что случилось! — в один голос вскричали все.
— Там! Там! — отвечал инженер, протягивая руку к горизонту…
Едва он успел произнести эти слова, как ужасающий шум, подобный залпу сотни батарей, раздался в воздухе. В то же время страшный шквал налетел на пароход, мгновенно разорвав в клочки все его паруса. Гигантские