Экваториальной республики, однако славится массой богатых церквей, библиотекой, имеющей более ста тысяч томов, знаменитым во всей Южной Америке университетом и множеством фабрик. Из всех ее зданий, графу особенно понравилась иезуитская церковь, фасад которой сделан в коринфском стиле из одной цельной глыбы белого камня.
Первым делом Гонтрана по приезде в Квито было — сговориться с капитаном одного из тех плоскодонных пароходов, которые поддерживают сообщение между городом и морским берегом по реке Эсмеральде, — насчет перевозки Михаила Васильевича с его спутниками и багажа. Затем молодой человек вторично съездил на Котопахи, устраивая через каждые пятнадцать километров дороги станции с запасными мулами и погонщиками. После всех этих приготовлений графу оставалось лишь ожидать своих друзей.
Наконец, 26 февраля, долгожданный пароход подошёл к пристани Квито. Едва владея собой, молодой человек кинулся на его палубу и был встречен объятиями старого учёного. Обнявшись затем с Вячеславом, Гонтран в смущении остановился перед покрасневшей от радостного волнения Леночкой.
— Ну, поцелуйте же вашу невесту, — весело проговорил Михаил Васильевич, — вы заслужили это.
— Ах, если бы вы знали, сколько у меня было горя, — прошептала со своей стороны девушка, — мы уже считали вас погибшим.
— Меня погибшим? — изумленно спросил граф. — Кто же мог уверить вас в этой небылице?
Леночка в нескольких словах передала жениху все случившееся с ними во время путешествия.
— Я так много плакала! — закончила она свой рассказ.
— Бедняжка! — проговорил Гонтран, нежно пожимая ее ручку.
— Так этот мерзавец Шарп улетел? — воскликнул он, обращаясь к Михаилу Васильевичу.
— Да, но мы его поймаем, — отвечал вместо профессора Фаренгейт, незаметно подходя сзади.
Гонтран удивленно отодвинулся, осматривая с ног до головы подошедшего незнакомца, который так бесцеремонно вмешался в разговор.
— Позвольте узнать, с кем имею честь… — вежливо, но холодно начал он.
— Джонатан Фаренгейт, из штата Нью-Йорк, — прервал его американец, — человек, которого разбойник Шарп разорил и обокрал, и который рассчитывает на вашу помощь, чтобы наказать вора.
— На мою помощь? — изумленным голосом повторил граф.
— Да… Бесполезно скрывать, граф, — профессор Осипов рассказал мне все.
— Всё?
— Все… о вулкане, сейсмографе и о прочем… Я вижу, что вы так же скромны, как и талантливы.
С этими словами Фаренгейт протянул жениху Елены свою широкую руку, добавив:
— Пожмите ее, граф… Если бы вы не были французом, то были бы достойны быть американцем.
Ответив на рукопожатие янки, Гонтран отошел в сторону, где стоял Вячеслав Сломка, и тихо сказал ему:
— Вот еще один чудак, для которого я — светило науки. Это просто несчастье…
— Ну, будет об этом, — нетерпеливо перебил ех-дипломата его приятель. — А вот скажи лучше, зачем ты сыграл со мною такую шутку?.. Ведь мы уговорились с тобою насчет телеграммы, которую ты должен был прислать по приезде в Америку? А вместо того ты… Что это значит?
— Это значит, что меня стали мучить угрызения совести, и я, вместо того чтобы спокойно поживать себе в Аспинвале, согласно твоему плану, — на самом деле отправился на Котопахи и там испытал мой сейсмограф…
— То есть мой, ты хочешь сказать? — прервал Сломка.
— Ах, прости пожалуйста, но я так увлекся своею ролью…
— Ладно, ладно, продолжай… Так сейсмограф?
— Действовал на диво.
— Ну, ей-Богу, не ожидал этого… Впрочем не ошибся ли ты, Гонтран?
— Погоди, сам увидишь.
— Так ты, значит, серьёзно думаешь отправиться в заоблачное путешествие?
— По крайней мере все сделать для него. Но ведь в последнюю минуту может вдруг произойти какое-нибудь непредвиденное обстоятельство, которое помешает нашему путешествию.
Молодой инженер покачал головою.
— В последнюю минуту… в последнюю минуту… — пробормотал он, — ну, а если ничего не случится?
— Тогда я полечу с Еленой и посмотрим, каков будет наш медовый месяц на месяце.
Сломка отчаянно махнул рукой.
— О, любовь, любовь! — произнес он трагическим голосом.
На следующее утро, с рассветом, длинный караван двигался по улицам Квито, направляясь к городским воротам. Во главе каравана, рядом с проводником, ехал верхом Сломка. За ним, на красивых мулах ехала влюблённая парочка. Далее двигались Михаил Васильевич и Джонатан Фаренгейт, сопровождаемые толпой механиков, землекопов, каменщиков и других рабочих, нанятых графом. Вьючные мулы и их погонщики составляли хвост каравана, который заключал в себе всего сорок пять человек, и столько же четвероногих.
К вечеру того же дня наши герои достигли цели своего путешествия, вулкана Котопахи, и остановились у его подошвы. Мулы были тотчас разгружены и пущены на подножный корм, а люди улеглись в разбитых палатках, чтобы приготовиться к ожидавшему их трудному подъёму: в течении следующего дня необходимо было подняться по крайней мере на километр выше полосы вечного снега.
Этому подъему значительно помогло то обстоятельство, что Гонтран, взбираясь в первый раз на вершину вулкана, имел предосторожность повсюду оставить за собою крепкие и длинные веревочные лестницы, прикреплённые к скалам при помощи железных крючьев.
Медленно двигаясь шаг за шагом, экспедиция к десяти часам утра успела сделать около пятисот — шестисот метров, как вдруг Сломка, рассматривавший своими зоркими глазами каждую извилину скал, заметил в одном месте горного склона, между утёсами, какое-то отверстие. Проникнув через последнее, наши герои увидели извилистый каменный коридор, уходящий внутрь горы, и, недолго думая, пустились его исследовать. После часовой ходьбы, Сломка, шедший впереди, огласил подземелье радостным криком "ура!" — каменный ход привел его к самому жерлу вулкана…
Услышав крик инженера, Михаил Васильевич поспешил к отверстию ужасной пасти гиганта, стараясь рассмотреть его огненное чрево. Но напрасно взгляд его пытался измерить мрачную глубину, — он не увидел ничего, кроме страшной бездны, в которую никогда не проникал солнечный луч. Измерения, произведенные при помощи лота, показали, что исполинская труба, при стофутовом наружном диаметре, имеет около 4.000 футов глубины. Не доверяя, однако показаниям лота, г-н Сломка решил лично отравиться для исследования дна кратера.
По этому поводу между обоими друзьями сначала возник было лёгкий спор, так как Гонтран, желая отличиться перед невестой каким-нибудь героическим подвигом, ни за что не хотел уступить своему приятелю права первым спуститься в жерло.
— Хорошо, — сказал наконец Сломка, после напрасных убеждений, — пусть сам Михаил Васильевич решит, кому из нас спускаться в вулкан: тебе или мне.
Молодой дипломат хотел возразить, но профессор круто оборвал его.
— Г-н Сломка прав, — заявил он решительным тоном, — он открыл этот подземный путь к кратеру, ему принадлежит и право выбора.
Услышав такое решение, инженер немедленно принялся за приготовления к опасному путешествию. Над бездной установили нечто вроде подвесного моста с блоком посредине. Через блок был пропущен длинный, около 1.500