послышался голос матроса:
— Земля по левую сторону!
Все взволновались. Молодой инженер немедленно приставил к глазам огромный морской бинокль и долго смотрел по указанному направлению.
— Да, — сказал он наконец, передавая бинокль капитану, — я как будто вижу далеко на горизонте маленькую черную точку, но решительно не могу различить, что это такое, — судно, земля или облако.
Опытный моряк в свою очередь взглянул в бинокль и тотчас же опустил его.
— Матрос прав, — уверенно произнес он, — это несомненно земля. Что же теперь мы будем делать?
— Поедемте туда на всех парах, — авось что-нибудь и узнаем! — в один голос вскричали старый ученый и его товарищ.
Раздалась громкая команда, и пароход, прибавив ход, повернул направо.
— Однако я решительно не знаю, какая может быть земля в этой части Тихого океана, — заметил Михаил Васильевич.
Капитан, смотревший на карту, ответил:
— Единственно можно предположить, что это остров Мальпело, бесплодная и необитаемая скала, принадлежащая Колумбии и представляющая, по всей вероятности, вершину подводного вулкана.
Через два часа в зрительную трубу можно было уже легко различить низкую полосу земли, на которой не было видно ни малейшего следа растительности. Здесь капитан остановил пароход, опасаясь посадить его на подводные скалы.
— Ну, что же, господа? — обратился он к своим пассажирам, — вы намерены продолжать свои исследования?
— Конечно, чёрт возьми! — отозвался Вячеслав, — мы непременно хотим высадиться.
Через несколько минут шлюпка с четырьмя гребцами уже качалась на волнах. Инженер и Михаил Васильевич молча спустились по верёвочной лестнице. Гребцы дружно ударили веслами, и шлюпка, как стрела, полетела по направлению к видневшейся полосе земли.
По мере приближения к берегу, наши герои могли различить на последнем кусты, деревья и даже трупы животных. Сломке даже показалось, что в одном месте он видит сильно изувеченный труп человека.
"А ещё капитан говорил, что остров необитаем, — думал про себя молодой инженер. — Что-то не похоже на это!"
Михаил Васильевич все время был молчалив и мрачен. По его наморщенному лбу, однако нетрудно было догадаться, что мозг ученого сильно занят какой-то мыслью.
Наконец шлюпка причалила к каменистому берегу, носившему на себе многочисленные следы недавней катастрофы.
"Ну, конечно, — решил мысленно Сломка при виде этих следов, — Мальпело есть ничто иное, как вершина вулкана, и мы вчера видели его извержение… Дай только Бог, чтобы оно не повторилось сейчас снова."
Оставив лодку на попечении матросов, старый ученый и его спутник отправились в глубь острова. Чем дальше они подвигались, тем более удивлялся молодой инженер, как мог жить человек на этой сожжённой солнцем, бесплодной скале, затерянной среди волн океана. Что остров обитаем, — в этом Сломка не сомневался.
Михаил Васильевич продолжал хранить полнейшее молчание. Вдруг он остановился, поднял опущенную голову и задумчиво спросил своего спутника:
— Послушайте, друг мой, ведь, кажется, сегодня двадцать пятое февраля?
— Да… — удивленно отвечал Сломка, — но к чему же?..
— Вы знаете, что через три дня Луна пройдет через зенит и в это время будет в перигелии, точке, ближайшей к Земле?
— Да, знаю, но не понимаю, — к чему этот вопрос?
Старик хотел было ответить, но остановился, и нахмурив брови пошел веред, еще более мрачный и молчаливый, чем прежде.
Молча шагая, оба спутника поднялись на невысокий холм, с вершины которого можно было окинуть взглядом большую часть поверхности острова. Сломка первый взобрался на этот холм.
— Человек!.. человек!.. — вдруг закричал он, осмотревшись кругом.
— Мёртвый? — спросил Михаил Васильевич.
— Нет, живой… он со всех ног бежит к нам.
Действительно, навстречу нашим героям поспешно бежал, словно спасаясь от ужасающей опасности, какой-то человек, с непокрытой головою, в лохмотьях, с лицом, искаженным от ужаса.
— Спасите! спасите! — кричал он по-английски и, подбежав к месту, где стояли оба спутника, упал к их ногам, диким голосом повторяя ту же мольбу о спасении.
Старый учёный участливо взглянул на покрытое кровью и пылью лицо несчастного и — едва не упал от неожиданности.
— Фаренгейт! — воскликнул он. — Джонатан Фаренгейт!..
Эти слова произвели видимое впечатление на спасшегося: он медленно поднялся, провел по лицу дрожащими руками, как бы желая рассеять охвативший его ужас, затем более осмысленно взглянул на Михаила Васильевича и его спутника.
— Джонатан Фаренгейт! — прошептал он. — Это я… Да, меня так зовут… Но каким образом вы знаете мое имя, и кто такие вы сами?
Старый ученый положил ему на плечо свою руку.
— А помните вы собрание в Ниццкой обсерватории? — спросил он, смотря американцу прямо в глава. — Я — Михаил Осипов.
При этом имени несчастный дико вскрикнул и, схватив руку старика, сказал:
— Ах! Само Провидение послало вас! А это чудовище!.. разбойник!.. мошенник!..
— Кто такой? О ком вы говорите? — в один голос спросили Сломка и его спутник.
— Пойдёмте, пойдемте!.. Вы увидите сами!.. — проговорил вместо ответа американец и, взяв Михаила Васильевича за руку, потащил его к тому месту, где, казалось, землетрясение причинило наибольшие разрушения.
Невольный крик ужаса вырвался у наших героев при виде той ужасной картины, какая представилась их взорам: среди груды обломков, обожженных бревен и досок, изогнутых кусков железа, лежало около сорока страшно изуродованных трупов; оторванные руки, разбитые ноги, размозжённые головы — плавали в целом море крови… После нескольких секунд тяжелого молчания, молодой инженер первый возвратил себе хладнокровие.
— Что же такое здесь случилось? — спросил он Фаренгейта. — Какая страшная катастрофа погубила этих несчастных?
— Сначала уйдемте отсюда, — проговорил американец, лихорадочно увлекая за собою наших друзей, — я не могу выносить… — и, не докончив своих слов, несчастный зашатался.
К счастью, Сломка вовремя поддержал его, не дав упасть.
— Это обморок, — заметил старый ученый, смотря на побледневшее лицо Фаренгейта и его закрытые глаза.
— Не перенести ли нам его в лодку? — предложил инженер, — там мы быстро сможем оказать ему помощь… Притом же мы потеряли почти сутки, и нам необходимо их наверстать.
Михаил Васильевич взял Фаренгейта за ноги, Сломка поднял его за плечи, и оба тяжелым шагом направились по изрытой земле, к тому месту, где осталась лодка и гребцы. Через час "Сальвадор-Уркиза" уже летел на всех парах по прежнему курсу, а Джонатан Фаренгейт, заботливо уложенный в постель профессора, спал крепким сном.
Старый учёный ни на миг не отходил от спящего. Сгорая от желания узнать подробности о произошедшей катастрофе, он хотел первым расспросить про неё у американца, как только мозг последнего придет в нормальное состояние. Вдруг в полночь, когда Михаил Васильевич, спокойно устроившись в кресле, стал было засыпать под укачивание корабля, больной зашевелился, и с его губ слетело одно несвязное слово. Его было, однако вполне