Только в школе Прескотт учатся настолько тупые девушки, решившие затеять со мной драку, которые даже не могут выбрать выигрышную сторону.
Кидаю рюкзак к первой кабинке, держа всех девушек в своем поле зрения.
— Кажется, тебя это, нахрен не касается, разве нет? — смеюсь я, поднимая бровь, и жду, что же Кали задумала. Мне ненавистна мысль о том, чтобы ударить ее, потому что она привыкла, будучи злодеем, разыгрывать роль жертвы. Исключение из школы Прескотт — это последнее, что мне сейчас нужно. Первое — я бы хотела получить свой чертой диплом, чтобы поступить в местный колледж, второе — если моя мать узнает, тут же вышвырнет меня из дома, и тогда Хизер останется с Тингом…
— Хочешь знать, что они попросили у меня? — продолжает Кали, проводя свеженаманикюренными пальцами, покрашенными в розовый, по татуировке в виде розы. Линии — полное дерьмо. Если бы мой мастер набил бы мне подобное, я бы надрала ему зад.
— Мне плевать, — парирую я, хотя и сгораю от любопытства. Опять же, если я узнаю, что цена, которую она заплатила — это что-то маленькое, что-то незначительное, мне придется столкнуться с тем фактом, что Хавоки разрушили мою жизнь за гроши.
— Они хотели меня, — говорит Кали, направившись к зеркалу, чтобы подкрасить губы. Помада цвета жвачки, прямо как ее футболка, ногти и шлюшьи каблуки. На ее заднице обрезанные шорты, которая и половины кожи не прикрывает, и она сверкает улыбкой, обернувшись через плечо, и надеется на то, что выглядит, как горячая штучка. — Они сделали меня своей маленькой игрушкой, и знаешь что?
Я стою молча, и ее слова тонут, тонут в гневе, который восстает откуда-то изнутри, но я отказываюсь выпускать ее наружу. Бог знает, что это это не первый раз, когда Кали Роуз врала.
— Что, Кали? — спрашиваю я, складывая руки на груди, и жду, пока она плеснет ядом и запятнает свои сладкие губы. Одна бровь взлетает, и я нетерпеливо постукиваю ногой.
— Я обожала каждую секунду, пока это продолжалось, — говорит она, оборачиваясь ко мне с ухмылкой, и Билли усмехается, стоя у двери.
Я улыбаюсь.
— Не то, чтобы это был сюрприз. Ты ведь и есть шлюха, — я пожимаю плечами, но ведь она может говорить правду… Господи, ради святых Хавок, я надеюсь, она лжет. Эти мальчишки не захотят знать, что я с ними сделаю, если вдруг вскроется, что эта дрянь говорит правду.
— Они довольно неплохи в качестве любовников, ты так не думаешь? — продолжает Кали, выбирая игнорировать мои оскорбления, тянется к моим волосам и играется с концами.
— Понятия не имею, — отвечаю я, отталкивая ее руку. — Так что если ты хочешь поговорить об этом, то боюсь, что ничего не смогу тебе сказать.
— Да ладно, вся школа знает, что ты их игрушка для потрахушек, — бросает Кали, и ее лицо темнеет. Она всегда любила играть в игры. Ей трудно приходится, когда люди не хотят втягиваться в ее игру. — Зачем еще им приглашать тебя в свою маленькую банку? Как ты это провернула? Как заставила Вика Чаннинга натянуть себе кольцо на палец?
Я смеюсь, уж ничего не могу с собой поделать, а лицо Кали сейчас перекосится.
— Быть может, Хавок предложили мне место в банде, потому что поняли, что я не какая-нибудь отчаянная, поехавшая змея, плещущая ядом в поисках новой жертвы? Или Вик сделал мне предложение, потому что устал находиться рядом с бесполезной, валяющей дурака сучкой, и наконец понял, как обнаружить настоящую женщину, — я подмигиваю, упирая руку в бедро. — Я пришла сюда, чтобы пописать. Убирайся с моих глаз, прежде чем я решу показать тебе, за что именно парни Хавок приняли меня.
— Билли, — бросает Кали, и Билли Картер, словно какая-то специально обученная сучка, вытаскивает нож из-за пояса и наступает на меня. Она выбрасывает руку с зажатым лезвием вперёд, надеясь попасть мне в желудок. К счастью, дверь позади меня распахивается, и я пользуюсь пространством и падаю.
Но черт возьми, я не могу предсказать все, и эта гребаная сучка ударяет мне локтем по голове, так что из глаз летят искры. Я влетаю в ее тело, и она спотыкается, но перед тем, как повалиться, успевает полоснуть меня лезвием по всей длине плеча.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кровь брызнула на кафельный пол, я поднимаюсь на ноги и со всей силы бью ее по лицу. Кали здесь, справа, видимо, она ошибочно решила, что у нее есть хоть малейший шанс против меня. Армия ее дрянных девчонок стоит за ней.
Я бью ботинком по ее туфле с открытой пяткой, и она издает вопль, который отражается в этой маленькой комнате, покрытой граффити. Ничего хорошего не выйдет, останься я в этой комнате, особенно когда у Билли с собой чертов нож.
Кали ненормальная, а с ней заодно еще девять девушек, желающих наложить на меня руки.
Я чертовски уверена, что это было подстроено.
Последний раз толкаю Билли в грудь, каким-то чудом выхватив у неё нож, и выскальзываю из двери, оставляя за собой кровавый след. Делаю остановку у шкафчика и достаю черную толстовку, которую могу надеть, чтобы спрятать рану.
Если я пойду к медсестре, она будет задавать вопросы. Я не собираюсь впутывать в это администрацию. Только Богу известно, большая ли часть персонала на самом деле куплена.
Прямо на углу я натыкаюсь на Вика.
Он хватает меня за руку, и я шиплю от боли, его пальцы так крепко стиснули кожу, что кровь просочилась через ткань толстовки, и подушечки пальцев окрасились в алый цвет.
— Что это, нахрен, такое? — заводится он, потянув мою руку на себя, чтобы рассмотреть рану. Сжимаю челюсть и отворачиваюсь. «Они хотели меня, сделали меня своей маленькой игрушкой»
— Что пришлось сделать Кали, чтобы вы повесили мишень мне на спину? — спрашиваю я, глядя ему в глаза с суровым выражением. — Если я действительно одна из вас, а не просто девчонка, прилипшая к вам, парни, словно грязь на подошве, то я заслуживаю знать.
— Господи, Бернадетт, Кали это сделала?
— Кали и Билли, — признаю я, зная, что не существует способа так просто отделаться от этого, не скажи я ему правду. Мои глаза встречаются с его темными, и я клянусь, что сейчас наружу рвутся куда больше теней, чем обычно. — И еще девять безликих идиоток, имена которых я не знаю. А теперь скажи мне, как она расплатилась с вами?
— Позже. Сейчас не время, — он задирает рукав, изучая рану, его глаза сужаются до щелок. Запах его тела окружает меня, так что дышать кажется невозможным, я ничего не могу с собой поделать и вспоминаю наш поцелуй на крыше. Как он тогда сказал? «Мы нужны друг другу, ты и я»
Пульс начинает скакать, клянусь, я чувствую, как вся вселенная замирает.
— Порез глубокий, — бормочет он, смазывая кровь пальцем, заставляя меня съежиться от резкой вспышки боли.
— Я не хочу к медсестре, — заявляю я, и Вик знает почему. Он все знает о директоре Ванне и его своевольной медсестре. — Но не уверена, что смогу отсидеть целый урок, слишком больно.
Вот дерьмо, я что, только что сказала правду? Я задумалась, и Вик кивает головой.
— Пойдем со мной, — командует он, опустив рукав моей толстовки, и устремляется по пустому коридору. По идее звонок уже должен был прозвенеть, я его просто не услышала. На корпус приходится несколько охранников, но этого все равно недостаточно. Наша дерьмовенькая государственная школа не обладает необходимыми ресурсами для правильной работы этой тюряги.
Мы без всяких проблем выходим на улицу, забор напоминает цепь, а поверху бежит колючая проволока. Несколько школьников поднимают глаза, стоя в тени и куря сигареты, но им хватает ума не приближаться к нам, как это сделали Кали и Билли.
Виктор знает, где именно находится дырка в заборе, пинает мусорный бак и пропускает меня вперёд, а затем возвращает его на место и продолжает идти.
Его байк припаркован не на общей парковке, подальше от офиса охраны. Не то чтобы это имело какое-то значение. Я не раз видела, как парни спокойно манипулировали работниками Прескотта.
Мы тормозим на секунду, Вик печатает что-то на своем телефоне, а затем указывает забираться на мотоцикл. Моя рука так сильно пульсирует, что у меня начинает кружиться голова от потери крови, но я все равно забираюсь, обвивая его талию руками.