Я слышу, как расстегивается молния, и все мои внутренности разом превращаются в кисель, я прикусываю губу.
Его член на удивление оказывается тёплым, но когда он входит в меня, это случается так быстро, что я едва успеваю вздохнуть, а он уже заполнил меня. Крик все же срывается с моих губ, никакие высшие силы не помогли бы мне его удержать. Прошло слишком много времени с того момента, как я в последний раз занималась сексом, а безопасного места, где я могла бы себя трогать, у меня не было, хотя я и достаточно мокрая, мое тело все равно слишком упругое, а Вик слишком большой.
Вик держит мои руки сверху и двигается внутри меня с грубым рычанием, я закрываю глаза, стараясь игнорировать эти набегающие на меня приливы боли. Они быстро исчезают, зато вместо них появляется ослепляющее удовольствие.
Это ощущение — когда Вик находится внутри меня, сродни столкнувшимся восторга и радости.
Я его ненавижу.
Я хочу его.
И я не знаю, почему.
Виктор заполняет меня во всю длину, с присущей твердостью, захватывающей все, разрушая меня на маленькие кусочки, пользуясь своим телом.
Сама того не подозревая, я направляю своё тело навстречу его, и меня одурманивают эти вспышки наслаждения, разрывая меня, словно самая страшная буря. Мои бёдра, кажется, двигаются сами по себе, качаясь от его толчков.
Я на пределе, слишком возбуждена, и уже вот-вот достигну оргазма, но Вик последний раз входит в меня с рваным стоном, его горячее дыхание обжигает шею, а его рука прижимается к моему бедру. Когда он все же делает шаг назад, я не могу пошевелиться, все, на что я способна, это прильнуть к лбом к стене и пытаться усмирить дрожь.
Он просто продолжает стоять, я чувствую его за своей спиной, как долбанное напоминание, что я ненавижу и жажду его одновременно. То, что я чувствую к Виктору Чаннингу, не имеет абсолютно никакого значения.
— Вставай, — говорит он, стараясь не грубить. — Нам нужно вернуться на занятия.
Верно.
Мы не можем рисковать и потерять его наследство, верно?
Используя стены в качестве поддержки, я осматриваю себя и обнаруживаю, что мои бедра в полном беспорядке. Не удостаиваю Вика взглядом и иду прямиком в ванную. Быстренько раздевшись и приняв быстрый душ (стараясь не намочить волосы), я размышляю о том, что он не использовал презерватив.
Трудно заставить себя переживать из-за этого.
Я открываю дверь, стоя в одном лишь полотенце.
— Я не могу надеть это, — говорю я, швыряя нижнее белье и джинсы в его направлении. Они приземляются кучкой ему на нос ботинка, когда он обращает на меня темный взгляд, который невозможно прочесть. Невозможно. Просто, блять, нереально. — Я не вернусь в школу в запятнанной спермой одежде.
— Никто и не просил тебя, — дерзит в ответ Вик, подбирая мою одежду с пола, и исчезает на кухне. Немного погодя, я слышу звуки бегущей воды и стиральной машинки. Когда Вик возвращается, то почти не смотрит на меня, взбегает по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
Я облокачиваюсь о дверной проем и закрываю глаза, борясь с оцепенением.
Я не чувствую ничего.
Это продолжается до того момента, пока я не чувствую тепло его тела и его взгляд на мне. Он всегда смотрит на меня.
С опаской открываю глаза и вижу его, уставившегося на меня. В течение нескольких секунд выражение наших лиц полостью совпадает. Но это не имеет абсолютно никакого значения. Он — загадка, одинокая планета, парящей в далекой галактике. Тем не менее, если я и смогу что-то разделить в этот момент, так это то, что он на обитает на моей орбите, и я больше не чувствую себя онемевшей.
— Вот, — он передает мне чистое нижнее белье и пару чистеньких шорт с эмблемой нашей школы. Это его шорты, они слишком большие, но у них хотя бы есть шнурок. Я делаю шаг назад и скрываюсь в ванной, надеваю трусы — мужские трусы, но кому какая разница, и следом в шорты. — Как твои швы?
Спрашивает он, как только я ступаю из ванной.
— Нормально, — отвечаю я, хотя они немного кровоточили. Я просто хочу сказать, что он действительно толкнул меня в стену.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вик усмехается и хватает толстовку, висящую на крючке у двери, я швыряю в него свои грязные джинсы в тот же момент, что и он толстовку, и мы выходим на улицу к его мотоциклу. Мне приходится скрывать небольшую гримасу, когда я забираюсь на сиденье, боль между моими бедрами возобновляется, но через мгновение адреналин покидает мое тело.
Ни один из нас не проронил ни слова за всю поездку, по крайней мере до того момента, как мы подъезжаем к школьной парковке.
Хаэль встречает нас во дворе.
Должно быть, уже обед. Выпускникам разрешено выходить за пределы кампуса только во время обеда. Либо так, либо Хавок подкупили новых охранников, чтобы те закрывали глаза на то, как парни нарушают правила, как было в последний раз.
— Где вас, блять, носило? — Хаэль требует ответа, скользя пальцами сквозь рыжие волосы, мышцы на его руках дергаются. — У нас тут полная хрень. Мудозвоны Энсбруки и Картеры охотятся на наши члены.
— Я сказал вам подождать до моего приезда, — злится Вик, его голос пронизывает до костей и тверд словно сталь.
Я терпеть его не могу.
И все же, когда я закрываю глаза, то чувствую, что он похоронен глубоко внутри меня, и мне приходится отчаянно бороться с этим жаром, заполняющим каждую клеточку.
К счастью, Хаэль слишком занят, чтобы заметить наше странное поведение, или тот факт, что на мне спортивные шорты Вика. Его долбаное имя написано на одной ноге — одно из школьных требований, так как у нас развелось слишком много воришек.
— Что произошло? — спрашивает Вик, когда мы подходим к месту, где уже ждут Оскар, Каллум и Аарон. В отличие от Хаэля, Аарон сразу же замечает шорты, и его взгляд устремляется к моему лицу и мокрым кончикам волос.
Уголки его рта опускаются в тонкую жесткую линию.
— Картеры не подпустят нас к Билли и Кали, — голос Каллума звучит немного грубо, он надломлен. Он снимает капюшон, обнажая блондинистые волосы. — И они распускают слухи о Бернадетт.
Он смотрит на меня своими ярко-голубыми глазами, скрытыми толстыми веками, а затем обращает внимание на куда-то за свое плечо, в сторону дверей, ведущих в школу Прескотт, когда те распахиваются, и на улицу выходят Митч, Логан, Кайлер, Дэнни и Тимми. Двое Картеров — Митч и Логан, и трое братьев Энсбрук. Две ничегоне стоящие семьи.
Я поджимаю губы.
— Какого рода слухи? — задает вопрос Вик, словно не заметил орду придурков, спускающихся к нам по ступеням.
— Что она трахает своего отчима. Что присоединилась к нам, чтобы натравить нас на него, — подает голос Оскар, даже не моргнув, пока его глаза сканируют меня с ног до головы. Прямо сейчас могу заверить, что он знает про нас с Виком. Опять же, в отличие от Аарона, он не выглядит удивленным, да ему наплевать. Я отмечаю его очки, возможно, те самые, в которых он был, когда мы занимались Доном.
Не успеваю я открыть рот, чтобы постоять за себя, как Вик уже проталкивается через парней, чтобы встретиться лицом к лицу с Митчем — очевидным лидером этой новой компашки бунтарей. На протяжении трех лет Хавок заправляли этим местом. Я с трудом могу поверить в то, что Билли и Кали притащили сюда своих в попытке передать бразды правления.
— Что сделала Кали, чтобы вы выполнили ее грязную работу? — шепчу достаточно громко, чтобы услышал только Аарон, стоящий по правую сторону от меня со стиснутыми зубами и сжатыми кулаками. Он скользит по мне взглядом своих золотисто-зеленых глаз, и сердитое выражение его лица превращается просто в хмурое.
— Предала каждого человека, которого знала, ради нас, включая свою кузину, которая трахалась с местным судьей, — Аарон выдыхает и закрывает глаза всего на секунду. Он ведет себя так, как будто я только что приложила ему кувалдой по черепушке. — Кузина Кали была зла на нас за то, что мы устроили и во что втянули ее брата в школе Фуллер, поэтому она обратила внимание суда на меня. Мне едва удалось спасти девочек от приюта.