просто искали лечения в неправильных местах. Искали тишину в баре. В побеге. Где угодно. Жаклин просто хотела, чтобы все это на мгновение прекратилось. Она хотела сбежать из своего тела. Из разума. Из прошлого. Из будущего. Из настоящего. Из всего этого дерьма.
Сначала она хотела попробовать. Потому что она хотела попробовать все. Она не привыкла контролировать себя, свое окружение, свое тело. И этот вернувшийся контроль отказывался от чего-либо нового, чего-то немного опасного и трудного.
В течение многих лет ее тело не принадлежало ей. Другие разрушили его. Изранили его. Испачкали.
Жаклин не хотела ничего исправлять. Она хотела все испортить по-своему. Она хотела закончить работу, которую они начали, но на собственных чертовых условиях.
Она начала с выпивки. Она знала, что Орион винила в этом Эйприл, но это не из-за Эйприл. Даже не в производителях спиртного. Даже не в ее плохой генетике. Дело в том, что ей это нравилось. Но только не похмелье, конечно. Оно стало хуже и совсем не таким, как она помнила в детстве. Похмелье в конце концов привело ее к травке. Так было лучше. И ее легко достать, лишь быстро позвонить одному из самых состоятельных друзей Эйприл. От того, как все изменилось, ей захотелось рассмеяться. На первый взгляд этот мир выглядел точно так же. Ее можно было бы одурачить, но если бы она присмотрелась повнимательнее, то увидела бы, как много вещей упущено. Как она потеряна. Это было слишком комично, еще один повод для смеха.
Травка хороша.
Эйприл была права. Еда становится вкуснее. Фильмы смешнее — черт возьми, абсолютно все фильмы. Она не могла поверить, сколько их наснимали, и как хорош стал кинематограф. На травке жизнь была легче, проблемы рассеивались. В конце концов, кайф больше не был таким уж особенным, и Жаклин отправилась на поиски чего-то другого, чего-то более сильного.
Конечно, это стало сложнее, так как у нее не было связей. Но не так уж и трудно. Приятель Эйприл по травке привел ее к своему знакомому по кокаину, и так далее, и так далее, и она с легкостью растворилась в подземном мире. Наверное, слишком легко. Она чувствовала себя комфортно среди дикарей и дегенератов. Они никогда не приставали к ней, они были слишком обдолбанными большую часть времени, чтобы попытаться это сделать, и она чувствовала себя как дома в их мире игнорируемых проблем и искусственных решений. С преступниками, наркоманами, ходячими мертвецами она чувствовала себя живой.
Но она привыкла только к вечным мукам, поэтому предпочитала этот уродливый, честный мир наркоманов, шлюх и убийц. Почему-то там она чувствовала себя в большей безопасности.
Жаклин была уверена, что их психоаналитик целый день будет ее анализировать. Каким было ее прошлое до того, как ее похитили, — все зловещие мелкие детали. Родители, которые любили наркотики и избивали друг друга, и ничего больше. Посторонние входили и выходили из дома. Она питалась спагетти из консерв и холодными хот-догами. Уворачивалась от блуждающих рук всех её «дядей».
Психиатру понравится ее злоупотребление психоактивными веществами. И тот факт, что теперь она была немного зависима от героина, а потом лгала себе, что она немного зависима лишь потому, что сейчас делала это сама.
Честно говоря, психоаналитику, вероятно, это не понравилось бы, и, скорее всего, она заперла бы ее в каком-нибудь сумасшедшем доме, где ей — где всем им — возможно, самое место.
Жаклин не была глупой. Она не рассказывала ничего психиатру. Она ничего ей не сказала. Она просто сидела в офисе и играла в игры с этой сукой только потому, что это ее забавляло. Орион сказала, что та хочет написать о ней книгу. Обо всех них.
Похищенные девушки.
В средствах массовой информации появилось много названий, но это больше всего прижилось.
Это название имело смысл для страны, наполненной пропавшими детьми и монстрами, которые их похитили. Они не потерялись, как носок в сушилке. Их украли из их собственной жизни. Они были украдены у самих себя, становясь преступными удовольствиями педофилов. И теперь мир вознес девушек высоко на пьедестал, игнорируя их потребность в уединении и исцелении, празднуя то, чего они никогда не могли понять. Новостные каналы хотели их историй, новостей. Публика хотела помочь им.
Хотелось посмотреть в зеркало и сказать, что они хоть как-то помогли. И Жаклин не могла этого отрицать, они определенно помогли. Счет GoFundMe, который Жаклин все еще не совсем понимала, как работает, достиг более четырех миллионов через полтора месяца после их спасения, и хотя он начал уменьшаться вместе с количеством новостей, на которых они появлялись, деньги все еще присылали.
Да, психоаналитик получила бы от этого хороший книжный гонорар. Жаклин была в этом уверена, поскольку никто из них не был заинтересован в том, чтобы извлечь выгоду из многолетних изнасилований и пыток. Но ей было все равно. У нее достаточно денег, поступающих из фонда… И еще много от дяди Сэма. Все три девушки думали также. И она больше не хотела быть на виду у публики.
Сначала она была уверена, что адвокат, которого выбрала Орион, был каким-то мошенником. Все адвокаты — мошенники, Жаклин это знала. Но Орион не двигалась с места, и Жаклин доверяла ей. Орион была полона решимости бороться со всем, бороться с миром, и Жаклин было легче просто согласиться. Она поняла, что уже достигла своей квоты на борьбу. Она достаточно сделала. Она была счастлива сидеть сложа руки и ждать, пока закончатся деньги. Как оказалось, адвокат был еще большим мошенником, чем вся система правосудия. А их расплата будет ошеломляющей.
* * *
Иметь план и следовать ему — две разные вещи. Похожие, конечно. Но как стать достаточно смелой, чтобы начать выполнять этот план? Совсем другое зверьё.
Орион была умна. В том подвале разум ей не вырвали. Она все еще помнила, как читать. Это было похоже на старое доброе катание на велосипеде. Конечно, немного заржавевшем. Слова казались незнакомыми, поначалу несвязными. Она не могла до конца поверить в то, что было перед ней. То, что она держала в руках. Целый мир. Чья-то фантазия, напечатанная, переплетенная и готовая к прочтению.
Так она и сделала поначалу. Пожирала каждую книгу, до которой могла дотянуться. И, казалось, ей даже не нужно было прикасаться к ним руками. Эйприл дала ей большой квадратный планшет, похожий на карманный компьютер.
— Это называется Kindle[18], — тихо сказала Эйприл. Нерешительно. Она колебалась между нерешительностью и своим вторым буйным — хотя и немного