твои помощники, мы обеспечиваем твое прикрытие. Так получилось, и эту ситуацию надо использовать до конца. Не дури. Тихо сверни за угол и иди к себе. И лежи в кровати тише воды ниже травы. Будем надеяться, что тебя они за визитами сюда не засекли. И Герду тоже. Уходи! Время теряем, Миша! Уходи!
Сосновский застонал от собственного бессилия и ткнулся головой в плечо Шелестова. Говорить больше не о чем. Все сказано, все и без слов понятно. И будь ты хоть сто раз разведчиком, а вот так уйти, зная, что твои друзья остаются в беде… Уйти, зная, что вы больше не увидитесь никогда. Ты уходишь, а твои друзья, с которыми ты столько прошел, которые спасали тебя от смерти, вытаскивали на себе, делили с тобой последний сухарь, последний глоток воды, остались умирать за тебя. Чтобы ты продолжил общее дело, выполнил задание. Этот поступок по силам не каждому, но многим выпадает случай его совершить, сделать этот нелегкий выбор.
Шелестов проводил Сосновского взглядом, потом прислушался. Все тихо. Вытащил из-за ремня пистолет, потом второй. Запасные обоймы в кармане, одна-единственная «лимонка» на месте. Теперь ждать. Передать ребятам об опасности сейчас было бы неоправданной глупостью. При всем их опыте и хладнокровии они, не зная диспозицию врага, могут угодить в ловушку. Надо, чтобы гестаповцы проявили себя, вскрылись, запаниковали, потеряли инициативу. Тогда Буторин и Коган сориентируются, поймут и выберут единственный правильный путь. Вот только как быть с больным Черняевым? Не оставлять же его врагу! И старик Павел Блача давно уже не боец. Теперь бы только момент не упустить!
Максим его не упустил. Он не столько увидел, сколько почувствовал, что обстановка изменилась. Он, конечно, окружен, но окна квартиры первого этажа, в которой жила группа, выходили только на эту сторону. И немцы это знали. Сзади будет всего пара человек, которые подадут знак своим, если партизаны будут прорываться этим путем. Но там идти некуда, это знали и немцы, и разведчики. Поэтому давно был подготовлен запасной вариант. С торца дома, который сейчас не был виден Шелестову, находился деревянный навес, под которым не один год пылился под брезентом старый легковой автомобиль без мотора. Неделю назад группа сменила его на свой «Мерседес», основательно присыпав пылью и накрыв тем же самым брезентом. Кроме этого, хитроумный Коган придумал несколько маячков, которые сразу бы показали, трогал ли кто-то брезент, интересовался машиной или нет. Маячки проверялись постоянно. Ни утром, ни днем никто из посторонних машины не касался.
Когда началось движение и первые темные фигуры метнулись к двери, ведущей в дом, Шелестов вскинул обе руки с пистолетами. Сейчас главное – задержать проникновение хотя бы на минуту, хотя бы на тридцать секунд. Это даст сигнал группе, они сумеют оценить обстановку и попытаться уйти.
Первые четыре выстрела с двух рук произвели впечатляющий эффект, который порадовал Шелестова. «А я не разучился стрелять», – подумал он с удовлетворением.
Двое немцев рухнули у дверей, так и не успев их открыть. Третий, зажав простреленную руку, отполз в сторону. Тут же послышались крики на немецком, и первые пули ударились в стену в том месте, где только что стоял Шелестов.
«Все, пошумели! – зло усмехнулся Максим, оценивая ситуацию. – Теперь ребята нос высунули, все поняли и сворачиваются. А эти меня пытаются окружить. А вон те пытаются прорваться в дом. А вот хрен вам! Тридцать метров? Докину!»
Освободив правую руку, он взял гранату и выдернул чеку. Левой выстрелил четырежды в тех, кто был ближе к двери, а потом размахнулся и швырнул туда гранату. Взрыв грохнул по барабанным перепонкам, двор на миг осветился.
В этом скоротечном зареве Шелестов, стоявший на одном колене, успел заметить две группы людей. Первая, из трех человек, явно была руководящей. Максим тут же разрядил в эту сторону один из пистолетов и перекатился по мостовой в сторону. Теперь надо отвлечь их от дома, как можно больше человек увести за собой. Ага, дверь загорелась! Сухая, горит как порох!
Пуля ударилась в мостовую и с визгом отскочила, задев рукав пиджака, вторая едва не угодила Шелестову в голову. Он даже почувствовал горячее дыхание смерти на виске. Его спасало то, что немцы пока не сориентировались, не поняли, что происходит и сколько человек их атаковало. Да и потери они уже понесли довольно существенные. Этот факт всегда осаживает от поспешных действий.
В доме кто-то с грохотом разбил стекло. То ли жители спасались от пожара, то ли гестаповцы пытались проникнуть в дом другим путем, не через входную дверь. Перезарядив оба пистолета, Шелестов вдруг увидел камень размером с кулак, похоже, совсем недавно вывернутый из мостовой. Он взвесил его в руке и, громко крикнув по-немецки «Граната!», швырнул в сторону немцев. Потом вскочил на ноги, выстрелил еще несколько раз сразу из обоих пистолетов и бросился бежать в соседний переулок. Выиграть минуту, и тогда они не смогут стрелять в спину. Но тут взревел двигатель легкового автомобиля. Кто? Мысли лихорадочно бились в голове: погоня? Или это ребята завели спрятанный «Мерседес»?
Буторин и Коган одевались, чтобы выйти на улицу. Осмотреться, проверить и встретить Сосновского и Шелестова. Сразу соваться в дом было не принято. Старый чех Павел сидел у кровати Черняева и с удовольствием смотрел, как тот хлебает куриный бульон. Солдат явно поправлялся. Но воспаление легких – вещь коварная. Очень легко снова подцепить инфекцию или переохладиться. Даже излишняя нагрузка сейчас противопоказана больному. Ему можно только есть и спать, набираться сил.
И тут тишину ночи за окнами нарушили выстрелы. Стреляли совсем рядом. Коган и Буторин переглянулись и схватились за оружие. Первая мысль, что напали на их товарищей, что те угодили в засаду, оказалась неверной. Ответная стрельба показывала, что завязался скоротечный огневой контакт.
– Двое, – сказал Буторин поспешно, но потом поправился: – Нет, один! Похоже, второго нет.
– Максим может прикрывать Михаила и так давать нам знак, – догадался Коган. – Это по нашу душу приехали, а он отвлекает. Уходим, Витя!
Павел сразу все понял. Старик если и испугался, то вида не подал. Он только напряженно смотрел на русских, не понимая, что они могут сделать. Буторин подошел к Черняеву и бросил ему толстый банный халат:
– Надевай, Иван Афанасьевич! Уходим. Там, внизу, машина. Павел, поможешь мне, а то Иван еще слабый! Боря, замыкаешь!
Когда на улице рванула граната, все от неожиданности даже присели. Коган на миг испугался, что это Шелестов, чтобы не попасть в руки гестапо, подорвал себя. Но нет, хлопки его выстрелов в