руки в воде, стараясь погасить зуд от укусов комаров и мошки. Пока были в лесу – загрызли.
Хотелось закрыть глаза – лечь и лежать, прямо здесь, на камнях – а ещё лучше заснуть под усыпляющий шорох текущей воды. Проснуться когда угодно – вчера, полгода, год назад… Но только не здесь, не сейчас…
Вера сидела на камнях, стягивала с ног чижи – длинные меховые чулки, подвязанные под коленями.
– Николай, снимайте. – Указала на кроссовки. – По воде босиком идти надо. Обувь промочим – как согреемся потом? У Вадима сапоги. Только по воде идите, на камни не наступайте.
Колька скинул кроссовки. Принялся засучивать штанину. Передумал, стянул штаны. Из-под энцефалитки – край широких черных трусов, словно юбка выглядывает.
«Какие у него ноги белые! – удивилась про себя Вера. – И волосатые».
– Вера, а сколько пройти нужно? – спросил Вадим.
Пожала плечами.
– Пошли!
Друг за другом. Медленно. Оскальзываясь на камнях под водой. Выбирая место, куда поставить ногу. По краю берега. На виду.
Вадим шёл последним. Даже сквозь сапоги чувствовал холод воды.
Как же они с голыми-то ногами?
Догнал Веру. Шла, подхватив сокуй выше колен, высоко поднимая ноги.
– Вера, давайте я вам сапоги дам. А сам босиком. Вы же, наверное, ног уже не чувствуете?
– Нет, – обернулась, посмотрела внимательно. – Не надо. Я ходить не смогу в ваших сапогах. Большие…
– Коль, а Коль? Надевайте сапоги, а я босиком?
– Отстань! Всё нормально, – отмахнулся Николай.
Оранжевое пятно впереди увидели сразу. Лодка! Их лодка.
Притёрло затопленным бортом под поваленную берёзу, что по диагонали положило на воду. Бурлит поток, упираясь в ствол, заходится злой белой пеной, раскачиваются чёрные ветви. А тут ещё и полусдутая лодка – длинный оранжевый пузырь встал на дороге. Злится река, топит лодку, перехлёстывает через баллон, стараясь пропихнуть под поваленный ствол.
Не спешили. Шли как шли. Навалилось ощущение безысходной тревоги. Ничего не закончилось. Этот кошмар продолжается. Затопленная лодка – только тому подтверждение. Что в ней? Почему здесь? И не было надежды на хорошее… Только тревога и предчувствие беды.
Вышли на берег возле поваленной берёзы.
Вадим стягивал сапоги, собираясь лезть в воду.
– Сейчас я её достану, подожди, Коль!
Колька не слушал. Скинул энцефалитку, майку.
Вадим так и остался сидеть на берегу со снятым сапогом в руках.
Колька вошёл по пояс в воду, ухватил баллон, вытянул на себя, но подвести к берегу не смог – мешали толстые ветви поваленной берёзы.
Крикнул, не оборачиваясь: «На берег не вытяну! Попробую обплыть эту корягу».
Пятился спиной против потока, тащил за собой оранжевый баллон. Бурлила вода, не давала…
Оттянул, зашёл глубже и пустил лодку по течению – сам за баллон держится.
Пронесло, подминая верхушку берёзы. Встал на ноги. Тащит медленно к берегу.
Вадим подбежал. Вдвоём выволокли.
Вера одежду Кольке протягивает – тот и не смотрит.
Лодка баллоном надутым – на камнях, а другой – сдутый – по воде полощется, и дырища в нём – клок рвано выдран в две ладони величиной.
Нагнулся Вадим. Зашарил рукой в складках между надутым баллоном и днищем лодки – вытащил спиннинг. Виталин…
– Вот и не надо никуда плыть, – произнёс Колька. – Его тоже…
– Одевайтесь. В лес уходить надо, – поторопила Вера.
– А лодка? – спросил Вадим.
– Давайте отпихнём. Чем дальше её унесёт, тем лучше.
– Может, тогда баллон сдуем? Пусть тонет.
– Сдувай!
Вадим оттащил лодку на глубину, открыл воздушный клапан – вырвался с шипом воздух. Отпихнул от берега.
– Скорее! – торопила Вера.
Колька, дрожа всем телом, одевался.
Быстро темнело. Урчал поток, путаясь в ветвях поваленной берёзы.
– Сейчас… – сказал Вадим. – Я только ещё раз гляну…
Стоял, пытаясь что-то рассмотреть в переплетении веток, шевелящихся в тёмной воде.
Со спины подошёл Колька.
– Не смотри… Нет там ничего. Я, когда лодку тащил, тоже об этом подумал. Нет его здесь.
В лесу, под деревьями, было темно. Они уходили все дальше и дальше от реки. Вела Вера.
Наконец остановилась.
На краю крохотной полянки – ель невысокая, но разлапистая.
Присела Вера на корточки, лапы еловые перебирает, ощупывает, словно ищет что…
– Вадим! Обломай эти ветки. Вот здесь, у ствола. Николай, лапник нужно. Много. Нет, нет! Эту не трогайте. Другую. Не отходите далеко. Заблудитесь. Кричать нельзя.
– Костёр бы разжечь… – с тоской проговорил Вадим.
– Ни спичек, ни зажигалки, – отозвался Колька.
– Нельзя! – подытожила Вера.
Колька, обдирая руки и матерясь, с остервенением ломал лапник. Вдруг поймал себя на мысли, что упускает нить происходящего. Командует девчонка-ненка, а он бездумно подчиняется. Это он-то! Который всегда сам принимает решения и, если считает нужным, идёт напролом, против всех. Странно. Хотя… Лес – она тут дома. И устал очень. Поспать бы… И закурить! Никотинное голодание. Сигареты в палатке остались. Закрыл на секунду глаза, представил, как вдыхает горько-горячий дым. Тоска без курева!
Сгрёб лапник в охапку, прижал к животу, потащил в темноту, к ёлке, где на коленях ползала Вера.
Она выломала две рогатки и подсунула под нависающие лапы ели, приподнимая их. Получилось подобие шалаша. На земле расстелила лапник, который приволок Колька. Копошилась. Мужчины сидели молча рядом, ждали, когда закончит.
– Всё! Можно ложиться.
– Какой ложиться, Вера! Давай поговорим. Должны же мы понять, что происходит? Что дальше будем делать? – несмотря на усталость, Колька начал злиться. Детский сад какой-то. В них стреляют, а они шалаши под деревьями строят и спать преспокойно укладываются.
– Хорошо. И поедим. Мясо есть!
Вадим не реагировал уже ни на что. От усталости хотелось плакать. Хотелось повалиться на бок, свернуться калачиком и не шевелиться. Пускай они говорят, решают… Он просто полежит чуть-чуть. Сознание раздваивалось – словно видел себя со стороны. В сумерках, под едва различимыми нависающими ветвями, сидят трое, по очереди рвут зубами кусок вяленой оленины и передают следующему.
– Ладно… – Колька ожесточённо расчёсывал щёку. – Только давайте не будем всё валить в одну кучу. Три основных вопроса: Кто? За что? И что нам делать дальше? Вера, ты что-то про чужих и своих говорила… Что скажешь?
Вера сидела на корточках напротив Николая – бесформенное тёмное пятно, лица не видно.
– Кто – не знаю. Река пустая. Наши – ненцы – иногда заходят, но редко. Местные, с низовья, так высоко не поднимаются. Зачем нашим стрелять? Рыбнадзор? Он на вертолёте. Хитники? Ну… те, которые камни ищут. Ещё? Зэки? Беглые – эти могут… Только…
Замолчала.
– Ну? – поторопил её Колька.
– Я, когда в интернате была… Много про зэков говорили. Север. Лагеря, «химия». Бичи ещё… Если побег, они к железке идут. Ну… к