Читать интересную книгу Замок воина. Древняя вотчина русских богов - Валерий Воронин

Тут же в голову пришло сравнение. «Бойко» – это слово обозначает «резво», значит, «быстро» или «ритмично». С другой стороны, его можно перевести и как «бьющее». Мне было известно, что жители сёл, расположенных вокруг этого горного массива, иногда слышат ритмичный гул, идущий из недр этого Пятигория. Может быть, таким образом фиксируется движение спирали, центр которой находится в точке храма Спаса?

Тут же подумалось: «А что, если и число вершин, как число зубьев этого колеса, играют свою роль? Допустим, в непроявленном или забытом названии данного горного массива…»

Пятигорие… Или просто – пять гор. Что нам говорит цифра пять? Это пятерня (руки), это пята (пятка ноги), это пядь (земли), это пятница (пятый день недели) или Петя (имя). Но Петя – это и Пётр – Камень! Не отсюда ли возникло название горного плато – Ай-Петри (как продолжение нашего Пятигория)?

Немного погодя я на горный массив Бойко посмотрел с другой стороны. Если представить, что этот горный останец – башня, то три точки: Счастливое – Соколиное – Ливадия – три составные части, имеющие с ней общее «механическое» единство. Интересная мысль! И она наталкивает на сравнение данного природного географического образования с конструкцией охотничьего замка князя Юсупова. Тоже – в центре башня и три части (три придела), притянутые к ней, как к центру. Выходит, проект этого замка изначально был ориентирован на Счастливое – Соколиное – Ливадию и центр – башню (пятигорие Бойко)? Или это получилось само собой, помимо воли архитектора, так сказать, по воле свыше?

В любом случае охотничий замок стал копией этого огромного механизма, в котором храм Спаса стал центром, осью, початком для исходящей из него спирали. Даже подумалось: это часовой механизм. Он заведён на определённое время. Его тиканье слышно жителями близлежащих сёл, которые принимают его за непонятный, достаточно ритмичный подземный гул. А какова в этом «тиканье» роль охотничьего замка? Он как раз и может быть спусковым механизмом, который в нужный момент переключит спираль на новый режим работы или даже остановит её, если возникнет такая необходимость. А может быть, он является своеобразной «компьютерной программой». И в назначенный час она будет запущена и начнёт развиваться всё по той же спирали, подчиняясь лишь ей ведомым законам.

Подумалось: но ведь так же можно регулировать эту спираль и из Счастливого или Ливадии? Вполне. Значит, и в тех местах должны быть соответствующие «пусковые кнопки». Кто и когда их нажмёт? Неизвестно. Не исключено, что запуск производится именно в эту минуту. Почему нет?

Тут же пришло осознание. Я ведь представил конструкцию охотничьего замка как уменьшенную копию грандиозного природно-ландшафтного механизма. И роль массива Бойко в миниатюрном виде сыграла смотровая башня. Когда я представлял, что каждый придел замка соответствовал одному из трёх братьев-царей, то башне, их соединяющей воедино, я по справедливости отвёл роль быть их отцом.

Выходит, в обычном, природном варианте эта роль башни возложена на массив Бойко? А его «дети» – это Счастливое, Ливадия и Соколиное, где жили соответственно Перун, Кощий и Даждьбог. Значит, их отец жил в Пятигории? А ведь энергетическим центром этого мистического горного района является, как я выяснил, точка, где сейчас находится храм Спаса. Спас – это Спаситель, Сотер (в греческом произношении). А в нашем понимании – Бог или Сын Божий, который должен спасти мир.

Я теряюсь в догадках, но мне кажется, что те, кто строил охотничий замок в Коккозах, могли рассуждать так же, как сейчас делаем мы вместе. И знаний у великих князей династии Романовых, у самого государя, у архитектора и его ближайших сподвижников, у князя Юсупова и всевозможных его советников было не меньше, чем у нас с вами, а то и более…

И если так, то им было прекрасно известно и об истинном назначении храма Спаса, и о тех тайнах, которые хранит до времени горный массив Бойко.

При первом же удобном случае я поделился своими размышлениями с Константином, надеясь заинтересовать его такой трактовкой истинного назначения храма Спаса. Неожиданно мой друг сказал:

– Так ведь там спрятан крест, на котором в своё время распяли Иисуса Христа. А ведь одно из его имён – Спаситель. И он был, как мы знаем, следуя христианской традиции, Сыном Божьим.

Я впервые об этом слышал. Поэтому стал выспрашивать, откуда он почерпнул подобные сведения.

– Из книги, – пояснил Костя и добавил: – Один крымский исследователь докопался до информации, касающейся Животворящего Креста Господня. И, следуя его трактовке, крест был спрятан именно здесь, возле храма Спаса.

– Когда же это случилось? – уточнил я.

– Незадолго до взятия турками Крыма и падения княжества Феодоро со столицей на Мангупе. Это – пятнадцатый век… кстати, в середине двадцатого его чуть было не нашли.

– Кто же?

– Немцы. Во время Великой Отечественной войны они здесь всё основательно прошерстили. Местные жители, из числа тех, кто дожил до наших дней, рассказывали, что видели здесь спецкоманду, занимающуюся особыми поисками, скорее всего, это были люди из «Аненербе».

– А может быть, нашли? – неуверенно спросил я.

– Нет, нет! Тогда бы ход истории пошёл по иной колее.

Я задумался. Наверное, Константин прав. Не нашли. Но знали же! И если знали немцы, то почему не знать великим князьям из династии Романовых? Ведь как-то же данная информация распространялась всё это время, раз уж она дошла до наших дней.

– Откуда этот исследователь узнал о Кресте Господнем? – уточнил я.

Но Костя лишь плечами вздёрнул.

– Не знаю… Книга написана как художественное произведение. А в нём, как ты понимаешь, любые вымыслы возможны. С другой стороны…

– Костя, – воскликнул я, – но ведь наличие там Креста – это же настоящая сенсация! Вселенского значения! Почему же люди молчат? Почему его никто не ищет?

Константин улыбнулся одними уголками губ. И я уловил некую иронию, свойственную этому человеку.

– Сам-то как думаешь?

Мне вдруг захотелось вновь пойти на Бойко. И почувствовать силу, исходящую из всех пяти вершин, и ритм спирали, расходящейся от Спаса, и благодать Животворящего Креста. Жаль, что в обозримом будущем мне не суждено совершить такое восхождение. Мой очередной вояж в Крым подходил к концу.

6

После этого разговора я много раз задавал себе один и тот же вопрос: «Знали ли Романовы о местонахождении Креста Господня?» И терялся в догадках. Ибо любой ответ приводил к новым вопросам… Можно было до бесконечности спрашивать и отвечать, не продвигаясь ни на шаг в понимании общей ситуации.

Действительно, какая разница, знали они или нет? Что меняет? Главное в другом – часовой механизм на Бойко запущен, он тикает, отмеривая ему положенное время, и никто не может остановить этот ход.

Я обратил внимание на то, что наша история с тремя братьями-царями нигде в летописях не зафиксирована. Есть отдельные упоминания о Даждьбоге и Перуне, а также свидетельства о киевском пантеоне, где их идолы стоят рядом. Есть отдельный сказочный эпос о неком Коще (Кощее), которого ещё называют Кощеем Бессмертным. Но нигде не говорится, что это три родных брата, да ещё и цари! Может быть, данный факт тщательно скрывается, либо же данное родство просто стёрлось в памяти народной, навсегда исчезнув из неё.

С другой стороны, глухой отголосок этих древних событий всё же остался. В русских сказках часто говорится об отце, у которого было три сына. Сюжеты этих сказок роднятся, но итог всегда один: в конце концов именно самый младший из братьев становится наследником отца, ему достаётся то, что прежде принадлежало родителю.

Откровенно говоря, меня часто удивляла одинаковость этих сказок, а также явная их нелогичность. Почему каждый раз всё доставалось младшему из братьев? Все сказки такого рода были написаны как под копирку. Но, может быть, у них имелся оригинал, то есть реально происходившие события. И все последующие поколения людей слепо следовали ему, ошибаясь в деталях, но неукоснительно придерживались главного: всё перешло от отца к младшему сыну. В нашем случае роль этого сына досталась Даждьбогу, у которого после смерти двух старших братьев сосредоточилась вся власть и все сакральные инструменты, прежде разделённые между братьями-царями: чаша, секира и лемех.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что именно эти же самые сакральные предметы (названные, правда, золотыми) обнаруживаются в одном древнем мифе о скифских царях и происхождении скифского рода, который дошёл до наших дней, в том числе и через греческие сказания.

В нём говориться о трёх братьях: Колаксае (Кола-к-царе), Липоксае (Липо-к-царе) и Арпоксае (Арпо-к-царе). Будто бы с неба упали (или были спущены) три воспламеняющиеся (или золотые) святыни: плуг (с ярмом), секира и чаша. В конце концов, пройдя ряд испытаний, младший из братьев (Колаксай) стал единоличным владетелем этих предметов. И по праву – главным царём и родоначальником скифского рода. Учитывая, что скифы считались прародителями русичей, которые в свою очередь приходились «отцами» русским людям, сам собой напрашивается вывод о правопреемстве, идущем от Колаксая и его потомков к нынешнему поколению русских (и считающих себя таковыми).