Ник уселся на табуретку по другую сторону кухонного стола и, нахмурившись, наблюдал за ее действиями. Она постучала ножом по дощечке.
— Ник, ты что, действительно собираешься сидеть у меня над душой все девятнадцать часов?
— Вспомни, это была твоя идея. Если псина может столько просидеть, значит, и я могу.
Ник взглянул на часы.
— Осталось восемнадцать часов двадцать шесть минут и десять секунд.
— Прекрасно.
Линди застучала ножом с новой силой. Из коридора доносилось жалобное «блеяние» Хаммерсмита. Ник поднял стебелек ревеня, упавший с доски.
— Кто же может это есть? Это похоже на сельдерей.
Он мог издеваться как угодно, но ревень, без сомнения, действовал на нее вдохновляюще. Линди положила нож и с возрастающим волнением посмотрела на Ника.
— Ник, я знаю, ты чувствуешь себя виноватым по отношению к Джульет из-за Церкви Счастливых Свадеб. Но может быть, ты уже сполна заплатил за тот вечер? Прекрати чувствовать себя виноватым, вот и все! А потом… Давай объединим наши усилия. Если мы будем вместе, ее заговор не сработает.
Он постучал двумя стебельками ревеня друг о друга, будто это были барабанные палочки.
— Какой заговор? Я чувствую, что замышляется что-то нехорошее. Вообще, зачем Джульет приходила сегодня вечером?
Линди прикусила язык. Она не знала, о чем ему можно было рассказать. Ведь на карту было поставлено так много! Обойдя стол, она приблизилась к нему и отодвинула в сторону ревень.
— Ник, послушай. Какая разница, о чем говорила сегодня Джульет? Она готова сказать что угодно, лишь бы добиться своего. Единственное, что нам нужно — это сплотиться против нее, и все будет хорошо. Вот в чем дело. Сегодня там, на Столовой горе, мы с тобой уже были вместе, ты начал понимать меня. Или это мне только… показалось?
Она говорила совсем тихо. Ник поднял руку и нежно провел пальцем по ее щеке.
— Я готов был провести там с тобой весь день, Линди. И всю ночь. Нет, тебе не показалось. — Он откинул назад волосы с ее лица и чуть улыбнулся. — У тебя даже украшения сделаны из камней. Мне это нравится.
Линди потрогала маленькие кусочки граната, из которых она соорудила самодельные сережки.
— Я ничего не могу с собой поделать. Когда я вижу камни, любой камень — я теряю голову.
— Тогда представь себе, что я камень, профессор.
Ник взял ее за руки и притянул к себе. Он все еще сидел на табуретке, и его лицо было почти на одном уровне с ее лицом. У нее не осталось ни боли, ни обиды. Она знала, что он хочет поцеловать ее опять.
Линди ждала его поцелуя, ждала спокойно и легко. Как будто так и должно было быть. Ник улыбался, гладя на нее. И когда ожидание подошло к концу, она это почувствовала, он закрыл глаза и прикоснулся к ее губам.
Да, да… он поцеловал ее.
10
Хаммерсмит тявкнул — от радости или испуга — трудно сказать. Но он влетел на кухню и бросился на Ника и Линди, вклинившись между ними. Ник чуть не свалился с табуретки.
— Какого черта?
— Хаммерс! Ты уже не сидишь, как приклеенный? Ты вылечился.
— Я могу посадить его снова, — проворчал Ник. — Достаточно одного слова…
— Нет! Что угодно, только не это. Мне кажется, Хаммерсмит ревнует меня к тебе. Разве это не прекрасно?
— Да, отлично.
Ник кисло глянул на Хаммерса. Хаммерс завилял хвостом и полизал Нику руку, надеясь восстановить дружеские отношения.
У Линди еще кружилась голова после поцелуя, и она вынуждена была присесть на табуретку.
— Знаешь, нам надо о многом поговорить, сказала она счастливым голосом. — Я так рада, что ты увидел все, что было там, на Столовой горе. Ты увидел сов так, как я хотела, чтобы ты их увидел. Теперь ты уж точно изменишь место строительства — ты ведь захочешь спасти сов, а совсем не из-за Джульет. Она, разумеется, не очень этому обрадуется. То, что мы будем вместе, совсем не входит в ее планы. Она попытается что-нибудь сделать в ответ, но мы справимся…
— Подожди-ка. — Ник отвернулся от Хаммерсмита и вытер руку о свои пятнистые брюки. — С чего ты взяла, что я перенесу строительство завода? Ты думала, что приплетешь это к разговору, а я ничего не замечу?
— Но ты же согласился со мной, что у нас с тобой было что-то общее там, на Столовой горе. Ты сам сказал, что мне это не показалось. И я подумала…
— Ну, конечно. — Губы Пика скривились в горькой усмешке. — Линден Элоиза, ты меня удивляешь. То, что было у нас с тобой сегодня, касается только нас двоих… Тебя и меня. И не имеет никакого отношения к проклятому заводу.
— Нет, имеет, — настаивала она, схватив стебелек ревеня. — Ведь мы начали относиться к этому строительству одинаково! Я ведь помню!
Ник тоже взял со стола черешок ревеня и резким движением оторвал от него листик.
— Вернее сказать, я начал относиться ко всему так как надо? То есть так же, как ты.
Линди начинала злиться.
— Запомни раз и навсегда: я права в этом деле. И пока ты этого не поймешь, Ник, Джульет может выиграть. Она разрушит все наши отношения!
Он долго молчал. Они сидели друг против друга, вооружившись стеблями ревеня, будто противники перед началом какой-то несуразной дуэли, Хаммерсмит устроился между ними, полный уверенности, что все в конце концов образуется. Но внутри у Линди зрело нехорошее тяжелое чувство, убеждение, что ничего не образуется. Все шло не так, как надо.
Лицо у Ника ожесточилось, в нем уже не было и следов нежности.
— Уверен, что теперь ты не преминешь скачать мне, что я тебя предаю. Ты искала возможность обвинить меня в этом с того момента, как мы встретились.
— Ну что ж, — тихо произнесла Линди. — В каком-то смысле ты меня, возможно, предаешь. Ведь я верила в твою порядочность. Ник. Я верила, что невинные существа для тебя станут важнее всех забот и расходов по переносу строительства завода. И знаешь, что еще? Я верила, что мы вместе будем противостоять Джульет Олдридж.
— Не надо приплетать сюда Джульет. Ты хочешь свалить все на нее. Все дело, как ни странно, в тебе, Линди. Только в тебе. В данный момент ты чувствуешь тайное облегчение от того, что все-таки разочаровалась во мне. Теперь уж я точно на одной доске с Клуни, и со мной можно с полным правом разделаться. Я больше не представляю угрозы твоей безопасности.
— Неправда. Ты совсем не знаешь, что я чувствую по отношению к тебе, и вообще…
— Я знаю достаточно, профессор. Ты дала себе слово, что никому больше не позволишь причинить тебе боль. Ты можешь возвести своего Клуни на пьедестал. И высечь надпись: «Памятник предателю». Чтобы не забыть о том, что он сделал. И чтобы ни один мужчина не посмел приблизиться к тебе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});