Чукотки:
«Я бы хотел, чтобы некоторые из мудрых людей из Норвегии провели зиму на побережье Аляски или Сибири в шторм и холода, – тогда, может быть, они поймут, почему я взял с собой детей и почему я так неохотно отправлял их обратно. ‹…› Нет, никто не должен меня ни в чем винить. Я так хорошо понимаю, что кто-то, возможно, удивится и первому, и второму, что будет разочарован – я не сделал того, что, как я думал, должен был сделать».[186]
Образ мышления полярных завоевателей сбивал с толку даже современников, а нам сегодня понять их еще сложнее. С одной стороны, исследователь должен действовать рационально. Он использует современную логистику и технологии, является руководителем и вдохновителем, разбирается в таких науках, как океанография, метеорология и этнология. Европейцы прокладывали пути для будущей торговли и создания колоний, принося своей родине большие богатства. С другой стороны, эта деятельность вела к тому непостижимому, что философ Петер Слотердайк назвал «истерией предтечи»[187]. Покорители стремились к риску, которого избегали другие, они бросались в неизвестность, совершая экстремальные поступки. Это были люди, постоянно пребывающие в чрезвычайном положении, неутомимо ищущие неизведанные земли. К началу прошлого века были открыты практически все территории, имеющие ресурсы для эксплуатации и условия, пригодные для жизни, и полярные исследователи двинулись дальше – на Южный и Северный полюсы, в районы, где не было ни того, ни другого. Этим абстрактным точкам земного шара, пусть даже и рассчитанным и нанесенным на карты с использованием новейших достижений в области геодезии и картографии, нет никакого практического применения; можно даже говорить о некоей бессмысленности их существования.
Возможно, самой целью стало движение. «Когда я приземляюсь, я понимаю, что не люблю путешествовать, – так описал путешествие в 1926 году писатель Поль Моран, – мне нравится только движение[188]. Это единственная правда, единственная красота. Мне не будет стыдно за мою собственную жизнь, пока она подвижна. Идея движения – единственная фиксированная точка». Каждый раз, отправляясь в долгое путешествие, Амундсен возвращался к жизни, которую любил больше всего, – к жизни в движении по всему земному шару. Перед караваном саней и на носу своих кораблей он был свободен и счастлив по-своему, что трудно описать словами: «…никто не в силах описать того огромного облегчения, которое мы испытали, когда судно начало скользить по воде», – писал Амундсен о моменте, когда он вышел из Кристиании курсом на Северо-Западный проход. – «Мир, так долго казавшийся мне темным и мрачным, вставал предо мной полный бодрости и интереса»[189].
Путешествуя в конце своей жизни на самолетах и дирижаблях, Амундсен переживал иные чувства – там он, по сути, был пассажиром. Ему не хватало передового опыта, необходимого для постройки самолета и управления им. Амундсен передвигался быстрее, чем когда-либо, но уже не он руководил этим движением. В 1925 году он совершил перелет на Северный полюс со Шпицбергена, сидя рядом с пилотом. В следующем году оттуда же стартовала экспедиция на дирижабле «Норвегия», который прошел над Северным полюсом. Номинально возглавлял экспедицию Амундсен, но реально управлял «Норвегией» авиационный инженер Умберто Нобиле со своей итальянской командой.
Все внимание сидящего за штурвалом самолета приковано к управлению им, а пассажирам остается просто предаваться захватывающим ощущениям полета. Небольшой аэроплан, подобный тем, на которых летал Амундсен, трясется и грохочет. На старте очень громкий первый короткий хлопок двигателя заглушает все другие звуки; далее следуют второй и третий хлопки, затем мотор запускается. Самолет катится по взлетной полосе, скорость его возрастает, рев двигателей становится похожим на звуки шторма, машина трясется и раскачивается, и пассажиры, сидящие внутри этого металлического контейнера, чувствуют себя незащищенными. За иллюминатором контуры всех предметов поначалу кажутся смазанными, а затем снова становятся различимыми.
Затем хвост опускается, нос задирается, и самолет поднимается в воздух. Земля быстро удаляется, а потом и вовсе скрывается за облаками. Уши закладывает, все звуки исчезают, и полет становится абсолютно бесшумным.
Часть 4
Возвращение
Кристиания, Сан-Франциско, Сиэтл, Ном, Тин-Сити, мыс Дежнева
Камилла и Нита снова путешествуют, и снова им предстоит обогнуть половину земного шара. И снова – в маленькой каюте. Они впервые остались одни, без взрослых. Пятнадцатилетней Камилле велели всегда быть рядом с Нитой, и она, старшая по возрасту, всю ответственность в их путешествии домой взяла на себя[190]. Камилла уже хорошо говорила по-английски, и именно она в Америке рассказывала их историю. Между собой девочки продолжали говорить по-норвежски.
«Норвежская судоходная компания» перевезла их сначала из Кристиании в Антверпен, откуда на теплоходе «Тонгкин» они отправились через Атлантику и Панамский канал в Сан-Франциско. Густав Амундсен находился на связи с компанией, которой принадлежало судно, и с норвежско-американским капитаном в Сан-Франциско. Предполагалось, что этот капитан и сопроводит девочек на пути от Сан-Франциско до мыса Дежнева. Однако на тот момент, когда девочки покидали Норвегию, Густав не знал наверняка, удастся ли реализовать этот план. Всего через несколько дней после их отъезда пришло письмо: капитан ехать на мыс Дежнева не собирался, да и возможности позаботиться о Камилле и Ните у него не было. Судоходная компания «Тонгкин» передала девочек норвежскому консулу в Сан-Франциско Нильсу Воллю.
Оказалось, что достигнутых заранее в Норвегии договоренностей недостаточно. Было сложно даже просто доставить девочек на берег в Сан-Франциско. Из Америки сообщили, что Густав не обеспечил достаточно надежных гарантий их приема и проживания.
Консул Волль активно искал кого-то, кто взял бы на себя ответственность за них и повез бы их дальше, но к 30 января 1925 года, когда «Тонгкин» прибыл в Сан-Франциско, сделать он ничего не успел. Воллю пришлось вести переговоры с иммиграционными властями, чтобы Камилле и Ните вообще разрешили сойти на берег. Затем их отвезли в приют «Детский дом Фреда Финча», где по договоренности с консулом им предоставили жилье. Планировалось, что Камилла и Нита останутся там на несколько месяцев, пока Волль не найдет корабль, который сможет доставить их к мысу Дежнева.
Проблемы девочек были результатом не только недостаточно хорошей подготовки их путешествия. С начала XIX века поток эмигрантов из Европы постоянно возрастал. Настроения в Америке менялись, началось сопротивление иммиграции. В 1924 году были установлены жесткие квоты для приезжающих из Европы и Азии, и передвижение людей между континентами, еще недавно столь активное, практически прекратилось[191]. В 1920-х годах стало намного труднее путешествовать и по Советскому Союзу, были введены ограничения на выезд из страны. Советская власть,