Этот факт привел в состояние праведного возмущения не только хорохорцев, но и псевдоразбойников, и на этой почве они солидаризировались и выступали единым фронтом против алчного бездушного правителя еще десять минут, но и запас ругательств и пожеланий в адрес Евдокина подошел к концу, а подмога пленникам в виде их обожаемого лукоморского высочества и его проводника всё не шла.
На полянке, окруженной возами, воцарилось неловкое молчание, прерываемое лишь потрескиванием догорающих веток в костре под тентом да монотонным шумом буйных дождевых струй.
В этом положении настоящие разбойники уже давно сбежали бы со всем награбленным добром, или перебили бы захваченных бедолаг и улеглись спать в восстановленной палатке.
Ни то, ни другое гвардейцы, естественно, делать не собирались, но хоть что-то делать всё равно было надо!.. И тут осенило Захара.
И в ответ на заданный купчине Фомой вопрос на щекотливую тему «где остальные деньги» он радостно вскричал:
– А я знаю!!! Они закопали их, перед тем, как лечь спать!.. В землю!.. И уложили сверху дерн!.. Чтобы не видно было!.. Гвардейцы переглянулись, и лица их расцвели самыми искренними улыбками:
– Точно!!!
И тут же озадачили и без того ошарашенных и ошалело взирающих на своих нестандартных недругов хорохорцев.
– Где у вас лопаты?
– Л-лопаты?.. – недоверчиво переспросил купец, хотя прекрасно расслышал с первого раза, что от него требовали. – В-вон там, на крайнем возу… лопата… одна… и на следующем… и дальше… всего пять… нам больше и не надо… обычно…
– Вот видишь, я прав!.. – оживленно потер руки Захар. – Они всегда так делают! Он сам признался!
Кузьма, не задавая лишних вопросов, быстро собрал лопаты с указанных телег и вопросительно взглянул на товарищей:
– Откуда начнем?
– Да где стоим, там и копаем, чего гадать! – весело ответил Фома. – И не торопитесь, тщательнее, тщательнее! Может, они их россыпью зарывают! Чтоб нашему брату найти было труднее!
– Это верно, – с довольным видом согласились остальные, обстоятельно поплевали на мокрые ладони и воткнули трофейный шанцевый инструмент в мокрую траву под полными немого трепета взглядами пленных. Одно дело – попасть в руки разбойников.
И совершенно другое – в руки сумасшедших маньяков-садистов, играющих со своими жертвами как коты с глупыми мышками… Вы думаете, им лопаты нужны, чтоб наши медяки искать? Ха!!!
Они нам могилы сейчас рыть будут, куда потом всех и покладут, и концов не сыщешь!..
Бедные хорохорцы переглянулись безысходно, прощаясь друг с другом и с жизнью, и тут – о, чудо! – откуда-то из-за возов донесся слабый крик:
– Па… ма… ги… те… И немедленно отклик:
– Держитесь, держитесь, мы бежим!..
Хверапонт случайно увидел лицо одного из своих мучителей, и от ужаса едва не лишился чувств.
Оно сияло такой чистой радостью, плавно переходящей в неприкрытое, дистиллированное и конденсированное счастье, что оторопь брала и мороз по коже не то, что бежал – мчался как на тройке.
Если эти нелюди собирались закопать живьем невинных торговцев, то что они могут сделать с их невидимыми и нежданными спасителями – разум отказывался даже предположить.
Иванушка летел туда, где надрывная мольба срывающегося голоса не прерывалась ни на минуту, не разбирая дороги. Об этом скорбно свидетельствовали изодранные штаны и армячок, посеянная где-то в чаще шапка, исцарапанные руки и лицо, и горячая пульсирующая шишка на упрямом лбу. Но какое это все имело значение, если где-то совсем рядом людям была нужна помощь!
«Странное дело – акустика в ноябрьском лесу под дождем…» – успевал на бегу дивиться он, то и дело выдирая себя из мокрых, голых но очень несговорчиво настроенных кустов или в последний миг уворачиваясь от неизвестно откуда, но сто процентов специально и злонамеренно выскакивающих на его пути деревьев. – «Кричат вроде совсем близко, а сколько уже бежим, и всё не добрались… Выходит, всё-таки, далеко… а слышно – вот как… ой… ё… и кто их тут понасадил… а слышно – вот как будто в десяти шагах кто-то стонет… Наверное, звук, многократно отражаясь от водяных капель, не заглушается, утыкаясь в стволы деревьев… ой… ё… ой-ё-ё-ё-ё-ё-ё!!!… как я… и поэтому не теряет громкости с расстоянием… Создается эффект эха… объема… и присутствия… Загадочный феномен природы, однако… ой… ё…».
И вот, когда царевичу уже начинало казаться, что благодаря загадочному феномену природы в ноябрьском лесу он бежал на помощь кому-то, кто нуждался в ней не иначе как в самом Лукоморье, метрах в десяти перед ним замаячили размытые силуэты составленных цепочкой возов, подсвечиваемые с той стороны рваным пламенем чужого костра.
– Держитесь, держитесь, мы бежим!.. – только и успел выкрикнуть он, как нога его зацепилась за корягу. – Ай…
Впрочем, беда бы была невелика – одним падением больше, одним меньше – мокрый, как говорится, дождя не боится, но в темноте, ставшей с приближением долгожданного костра еще гуще и непроглядней, исчез его меч.
Серафима вовсе не хотела, чтобы ее супруг, распаленный праведным гневом и бегом по неприспособленной для этого местности, сгоряча поранил ее сообщников. И посему меч был временно удален из пределов досягаемости ищущей длани Иванушки, а вместо него подсунута весьма кстати тут оказавшаяся корявая ветка. Оружие из нее, конечно, аховое, но чтобы напугать ее псевдоразбойников, сгодится вполне.
– Ё же моё же!.. – тем временем отчаянно восклицал Иванушка, ползая на коленях в хлюпающей каше из травы, листьев и просто грязи, с ужасом понимая, что искать иголку в стоге сена – ерунда, по сравнению с поиском черного меча ночью в грязи.
– Растяпа… – чуть не плача от злости на свою неуклюжесть и невезучесть стукнул изо всех сил он кулаком по земле и тут же сообщил всем заинтересованным лицам, что попал:
– О-ю-ё-ю-ё-ю-ё!.. Какой леший… подсунул… что это?..
Он засунул пострадавшую кисть подмышку и здоровой рукой осторожно провел по тому же месту на земле, где только что напоролся на что-то твердое. Вот оно. Шершавое, большое и тяжелое… Коряга. Наверное, об нее он и споткнулся…
– Грабят-убивают же!!! – нетерпеливо и требовательно выкликнул голос со стороны возов, и Иванушка охнул, вспомнив, за чем он сюда пришел, схватил тяжеленную коряжину, вскочил на ноги и с яростным криком: «Выходи, разбойничье племя на честный бой!» нырнул под телегу и выскочил уже с другой стороны, там, где посреди перекопанной полянки сгрудились в беспомощную кучу хорохорские хлеботорговцы.
Дальше было все просто и неинтересно: разбойничье племя, показав гениальную неповоротливость и неспособность разделаться в предложенном честном бою впятером с одним героем, с громкими проклятиями и вариациями воплей на темы: «он сумасшедший», «их там еще много» и «спасайся, кто может!» кинулись в реку и исчезли в мокром холодном мраке, словно их и не было.
Невидимая в истекающей ливнем тьме Серафима тут же схватила Прохора за руку, Прохор – Спиридона, тот – Кузьму, пока не получилась живая цепочка из радостно-возбужденных гвардейцев.
– Теперь дело сделано, признательный купчина предложит свое зерно в кредит с рассрочкой, а кто хорошо поработал, тот может и в лагерь бежать – греться-сушиться, – удовлетворенно кинула царевна прощальный взгляд на возносящих в хоре благодарности свои подмерзшие и подмокшие голоса хорохорцев.
И хитрецы весело побежали, поднимая каскады брызг навстречу удивленному такому неожиданному соперничеству дождю.
Иванушка молча, с неприязнью окинул суровым взглядом досточтимого Хверапонта, находящегося в предобморочном состоянии, и принялся развязывать его и его сотоварищей.
– Спасибо тебе, силен-могуч богатырь!..
– Дай тебе боги долгих лет жизни!..
– И здоровья!..
– И жену хорошую!..
– Уже есть, – буркнул Иванушка, сосредоточено трудясь над разбухшей от влаги веревкой с затупившимся при разделке оленьей туши засапожным ножом.
– Ой, вовремя ты появился, добрый молодец!..
– Что б мы без тебя делали!..
– Загубили бы нас окаянные!..
– Век будем тебя помнить!..
– Защитник наш драгоценный!..
– Да ладно, чего там… – позабыв про свою сердитость, засмущался Иван. – Обращайтесь, если что…
Хверапонт, глухо кряхтя и бормоча что-то себе под нос, неуклюже поднялся с сырой земли, неспешно, обстоятельно отряхнул тулупчик, подтянул пояс, поправил шапку и, чувствуя, что больше уже ничего не может придумать, чтобы потянуть время, трубно хлюпнул носом и неторопливо подошел к своему спасителю.
– Может, тебе… это?.. Денег… дать?.. – морщась и втягивая в плечи голову от боязни услышать положительный ответ, скрепя сердце предложил купец.
Иванушка не проронил ни слова, не бросил ни взгляда, не сделал ни жеста в его сторону, но весь его вид выразил такое презрение, что уж лучше бы он посмотрел, сказал речь и сопроводил ее соответствующими телодвижениями.