за бредни? – огорошенно забормотал магнат местного разлива.
Физиономия его пошла красными пятнами. Глаза заслезились, и он принялся выковыривать из них несуществующие соринки. И вообще он весь как-то мелко засуетился и даже зачем-то присел и начал перевязывать шнурки на фирменных кроссовках. Особенно напугало Хорина-старшего осознание того, что выдержка его – ни к чёрту, коли перед Эдькой он так «рассиропился». А уж коли его возьмут «в разработку в ментовке», и там как следует тряхнут, то он, пожалуй, расколется в один приём.
Промедление оказалось смерти подобно. Сын обо всём догадался. У него даже ключи от иномарки выпали из рук, звякнув о мелкий гравий аллеи, засыпанной на английский манер.
– З-значит…Значит вы…ты и Сытнов…Кораблёва…того…, – давясь от горловых спазмов, с надрывом почти прорыдал Эдуард. – З-зна-ачит…Значит, я – сын кровососа!
– Заткнись! – пришибленно зашипел на него Пётр Леонидович, вертя головой по сторонам. – Не ори! Нас могут услышать, кретин!…Никого я не убивал.
И для вящей убедительности и для встряски он ударил сына по лицу. Правда, оплеуха вышла вялой и неуверенной. От неё очки Эдуарда упали на гравий, а его лицо приобрело выражение, как у обиженного Пьера Безухова в исполнении Бондарчука.
– Я в-всё понял…, – по щеке сына побежала слеза. – Я всё понял…Ты м-мне вта-арой раз сла-амал жизнь! Теперь а-акончательно. Ме-меня п-прокляла лю-любимая девушка!
Хорин-младший развернулся и, сильно хромая, ушёл в город. Ушёл пешком. Впавший в прострацию Пётр Леонидович оказался не в состоянии его догнать, остановить, переубедить. Хотя любил сына: ведь тот так был похож на него самого в молодости. И это чувство усиливало ощущение вины перед отпрыском.
В 1987 году Хорин, тогда ещё просто перспективный горный
инженер, силой усадил десятилетнего Эдика к себе на мотоцикл. Ему не нравилась в характере сынишки некоторая робость. Самому Петру в пору взросления тоже была присуща боязливость, из-за которой он впоследствии много чего недополучил. И молодой папаша решил выбить клин клином: выработать в наследнике дерзость через испытания.
Выехав на шоссе, мотоцикл Петра стал набирать скорость. Эдик, сидевший на заднем сиденье, обхватил отца руками, мелко дрожал и сквозь плач кричал: «Папочка, я не хочу! Я не хочу!»
На въезде в небольшой тоннель под железной дорогой Пётр не заметил небольшую лужицу, на которой мотоцикл занесло, и водителя с пассажиром с силой выбросило на асфальт. В результате ДТП Хорин-старший отделался ушибами, а вот мальчишка получил многооскольчатый перелом стопы, инвалидность и мучения на все оставшиеся годы. В том числе и заикание…
Когда отец нёс сынишку от железнодорожного моста в сторону жилья, чтобы найти телефон и вызвать скорую, то из многочисленных открытых ран Эдика обильно сочилась кровь. Он уже не кричал и не плакал. Он был страшно бледен и время от времени только спрашивал у Петра: «Па-па-па-по-чка, я н-не у-умру?…Н-не-ет? Не-е-е умру?»
Вот почему сейчас, вспоминая, как Эдуард ковылял от виллы, солидный мужчина с завидным статусом плакал. Но постепенно Пётр Леонидович взял себя в руки. Жалость жалостью, а сдаваться в таком деле нельзя было даже любимому чаду. Тем паче, из-за какой-то там крали. Или из-за мента. А как вы думали?! Жить-то надо!
И слова покаяния довольно быстро уступили место сумбурно роящимся мыслишкам: «Плохо, плохо мы воспитываем сыновей…Сказываются родимые пятна совдеповского воспитания…Двойная мораль: говорим одно, делаем другое. А надобно слово и дело увязать воедино. А надобно называть вещи своими именами и поступать согласно их названиям: богач – от слова Бог, а смерд – от слова смерть…И молчать, когда разговаривает подпоручик!»
4
Нашла коса на камень. Сынок богатея хоть и был флегматиком, зато флегматиком дотошным – в родителя. Он оставил родной дом. Ну, как оставил: прекратил контакты с отцом, поскольку стал жить отдельно (в квартире, подаренной Петром Леонидовичем ещё до разрыва). Эдуард, неплохо разбиравшийся в компьютерах и софте, по вечерам подрабатывал сразу в нескольких фирмах. Что-что, а «соображалка» наследнику Хорина досталась практичная. И деловая хватка – тоже. Так что, на пропитание ему хватало. Да и прежние немалые накопления (папины поощрения за образцовую учёбу и примерное поведение) пришлись весьма кстати.
Со своей стороны Хорин-старший, несмотря на бесконечные попрёки, мольбы и стенания жены, виниться перед младшим вовсе не намеревался. Но установил за ним систематический негласный контроль: ради собственной и сыновней безопасности. Из поставляемой информации пуще прочего его поразила та, что сын порвал с ним из-за дочери покойного Кораблёва. Причём без надежды от неё на взаимность. Вот таким образом призрак милиционера в новой ипостаси настырно замаячил перед магнатом.
Острое любопытство принудило Петра Леонидовича исподтишка понаблюдать за Стеллой, и он не мог не одобрить выбор Эдуарда: девушка стоила состояния; она тянула на миллион баксов. Если торг и был уместен, то исключительно в сторону повышения! И где-то отец начинал младшему сочувствовать. Хотя…Хотя отнюдь не жалость заставила Хорина-старшего сменить гнев на милость.
В канун новогодних празднеств в подвале одной из обшарпанных пятиэтажек Среднегорска участковый милиционер обнаружил труп Хорина Евгения – старшего сына олигарха. Тот умер, согласно народившемуся фразеологизму, «от передозировки наркотиков». Вслед за Евгением инсульт настиг жену Петра Леонидовича – Софью Борисовну. Паралич разбил ей руку и задел ногу. Через три недели интенсивного лечения в лучшей областной клинике супругу отпустило. И конечности также «отошли». Однако магнат «сходу въехал», что это контрольное предупреждение свыше. Надлежало менять стиль бытия.
К той поре в характере у Хорина-старшего выработался универсальный «рецепт подмазки». Он не пожалел щедрого пожертвования церкви, а сверх того заказал еженедельные молитвы за здравие (младшему Эдуарду и жене) и за упокой (по безвременно усопшему Евгению).
Акуле среднегорского бизнеса тяжко дались расставание со старшим сыном и болезнь любимой жены. А уж утраты младшенького он не перенёс бы. Его он любил не только за внешнее сходство, но и за тождество ума и характера. За потенциальное продолжение хоринского дела.
Если старший отпрыск могущественного бизнесмена при жизни отличался не деловыми качествами, а кутежами и постоянными скандалами, то младший уродился таким же однолюбом и «упёртым трудоголиком», что и его «тятенька родимый». Вот почему без него Пётр Леонидович терял перспективу и смысл существования.
5
Капля камень точит. Общественное мнение в небезызвестных кругах в пользу Эдуарда Хорина менялось медленно, долго и со скрипом. Он на протяжении двух лет восстанавливал своё реноме и на практике доказывал, что добился успеха не потому, что «папенькин сынок» или «мафиозное отродье», но потому, что башковитый и умеет вкалывать. А подозрительный отец – его далёкое прошлое.
Тем более, что время шло, а Сытнова не только не посадили, но и выбрали депутатом. А что, если его оклеветали? А что, если всё это – происки завистников и неудачников?
В конце концов