к Сайкину в автобусе, он словоохотливо рассказывал о своей работе, как оказалось, последние десять лет он занимает в районе должность заместителя директора техникума по хозяйственной части.
Уклоняясь от его влажного перегарного дыхания, Сайкин думал, что это лишь прелюдия к тому разговору, который Олег Леонидович все собирался начать, но откладывал. Что разговор это важный и для Любви Ивановны, он определил по тому, как женщина, отрываясь от Ларисы, смотрела в их сторону часто и внимательно. Сайкин думал: почему Олег Леонидович, все не решаясь дойти до главного, топчется с разговором на месте. Иногда он оглядывался на Ларису на заднем сиденье и натыкался на тревожные глаза Любви Ивановны.
— Ну, что вы все огородами да огородами, давайте напрямик, по-солдатски, — сказал Сайкин, когда вышли из автобуса, и мужчины, разбившись на группы, перекуривали, ожидая скорого угощения. — Чем могу помочь?
— Напрямик я тоже люблю, — сказал Олег Леонидович, прикуривая предложенную Сайкиным сигарету с фильтром. — Сын у меня, Юрка, от первого брака сын, в Москву перебрался. Вот недавно письмо прислал. Что-то у него в столице нашей Родины не получается, не заладилось что-то. Вроде, так я из письма понял, обратно он вернуться хочет, к нам, то есть вернуться. Только вот жить нам негде. Квартира у нас с супругой двухкомнатная, малогабаритная, не развернуться. Самим, можно сказать, тесно. Она возражает, чтобы Юра с нами жил. Ее понять можно, он ей не родной. Он армию отслужил. Потом год у нас в райцентре водителем на автобусе работал. Не ушел бы с автобуса счастья в Москве искать, может, квартиру бы здесь дали.
— Так что же от меня требуется? — спросил Сайкин.
Прошедшие сутки теперь казались ему некоей бесконечной чередой встреч с чужими людьми, встреч столь утомительных в своей бестолковости, что хотелось застонать в голос.
— Вы, насколько я знаю из рассказа Ларисы, человек самостоятельный, свое дело имеете. — Олег Леонидович пристально смотрел в глаза Сайкина.
— Если это вопрос, то он риторический, — улыбнулся Сайкин, думая о том, как унизительно людям преклонного возраста, таким, как Олег Леонидович, плясать под дудку молодых хищных жен.
— Так вот, очень бы вас попросил, может, вы поможете Юрке, так сказать, освоиться, устроиться в Москве, чтобы ему оттуда не уезжать?
— Всего-то? Вы об этом все не решались меня попросить? — Сайкин, чтобы закончить этот разговор, был готов на все.
— Ну, да. Чтобы вы помогли ему трудоустроиться на приличное место, чтобы он мог квартиру снять в частном секторе. — Олег Леонидович, сказав о главном, заулыбался. — А там, глядишь, и на москвичке женится. Осядет в столице. Он парень видный, красивый. А то у меня в Москве ни друзей, ни родных, одна Лариса, да вот вы теперь.
— Все, больше ни слова, — Сайкин вынул из нагрудного кармана пиджака визитную карточку и протянул ее Олегу Леонидовичу. — Вот, пусть звонит и приходит. Постараюсь помочь. Родственник все-таки.
— Так я могу сказать супруге, что вы обещали посодействовать? — Олег Леонидович внимательно изучил визитку и убрал ее в свой большой потертый бумажник.
— Скажите сыну, чтобы не тянул, приходил побыстрее.
— Конечно, конечно, — забормотал Олег Леонидович и проверил, на месте ли бумажник. — А то ведь некому парню помочь. Подтолкнуть некому. Скажу ему, родственник просил зайти обязательно, он и придет. Он не гордый, придет.
* * *
Отделавшись от назойливого собеседника, Сайкин умылся и, не найдя полотенца на гвозде у рукомойника, пошел поискать его в дом. Найдя, что искал, насухо вытер лицо и, выглянув на двор через окно, увидел, как Лариса рассаживала гостей. Олег Леонидович, жестикулируя, что-то рассказывал жене и крутил перед ее лицом визиткой Сайкина.
Чтобы оказаться подальше от Олега Леонидовича, Сайкин в последний момент, когда уже все расселись, пристроился на другой край стола, между двумя незнакомыми ему мужиками. Он не пропустил ни одной рюмки, но острое желание напиться все не проходило, а само опьянение наступало слишком медленно. Не слушая ни окружающих разговоров, ни поминальных тостов, он безостановочно что-то жевал, удивляясь собственному аппетиту, смотрел, как Лариса металась между столом и летней кухней, время от времени вставал и уходил подальше в огород курить.
Вернувшись за стол после очередного перекура, он заметил, как темно стало под брезентовым тентом, и догадался, что уже наступил поздний вечер. Наполняя рюмку, он думал, что хватит, пора бы уже и остановиться. Сайкин чувствовал острую вину перед Ларисой и не мог понять, откуда вдруг возникло это чувство. Но радость сознания того, что завтра же он уедет отсюда и никогда больше не вернется на место, к которому сейчас испытывал отвращение, — эта радость вытесняла все эмоции.
Последние женщины уводили засидевшихся мужей от опустевшего стола, а Сайкин все сидел напротив батареи пустых бутылок, пока Лариса не помогла ему подняться и дойти до сенного сарая. В его темной глубине стояла железная кровать с панцирной сеткой, в которой глубоко утонул зад Сайкина. «Прости мне минуту слабости, Господи», — подумал он, засыпая.
Глава 9
Высокие сводчатые потолки больницы тонули в полумраке так и не распогодившегося дня. В этом сумеречном свете стены, крашенные белой масляной краской, выглядели серыми, давно немытыми.
Прохаживаясь взад-вперед мимо двери с табличкой «ординаторская» по истоптанному тысячами посетителей и больных стертому кафельному полу, Сайкин часто останавливался и смотрел на наручные часы. Казалось, время остановилось. Больница спала.
Иногда по коридору неслышно, как тени, передвигались мужчины, нарочито медленно направляясь в туалет или курилку, а потом обратно в палаты. От нечего делать, провожая эти бесплотные фигуры взглядом, Сайкин перекладывал из руки в руку увесистый пластиковый пакет с гостинцами, купленными по дороге, и снова принимался ходить взад-вперед.
Стук его каблуков терялся в сводах потолка, в сыром воздухе, незнакомом запахе лекарств и болезней.
Устав от бессмысленного хождения, он отошел от двери и сел на широкий низкий подоконник, поставив рядом пакет с продуктами. За мутными стеклами мелкий дождь оставался почти незаметным. Дверь ординаторской приоткрылась, оттуда выпорхнула молодуха в безукоризненно белом халате и шапочке. Халат не закрывал ее круглые колени. Сайкин живо соскочил с подоконника.
— Прошу прощения, не скажете ли, когда заканчивается совещание?
Приближаясь к женщине, он показал ей одну из своих самых доброжелательных улыбок. Та остановилась и внимательно посмотрела ему в лицо. Ее напряженное и в то же время отсутствующее лицо медленно становилось человеческим, дела, по которым она торопилась, оказались мгновенно забыты.
— Вы имеете в виду пятиминутку?
— Ничего себе пятиминутка, я здесь под дверью битый час околачиваюсь.
Сайкин заулыбался еще шире и, не отрываясь,