Читать интересную книгу Московит - Борис Давыдов

Поскольку его-то давно уже посещали мысли о тайном побеге и венчании… Однако что такая благородная, безупречно воспитанная панна, как Агнешка Краливская, сама страстно мечтает о том же самом – вот это в голову прийти никак не могло! Подопригора-Пшекшивильский слишком высоко вознес свою избранницу, считая ее хрустальным идеалом чистоты и целомудрия, при этом позабыв, что панна все-таки из плоти и крови и парить в сияющей вышине ей незачем. Ротмистр был абсолютно уверен: девушка будет страшно, смертельно оскорблена таким предложением, сочтет его непозволительной дерзостью, и тотчас же последует разрыв отношений. Этого он не хотел ни за что на свете! Поэтому дал себе слово, что будет молчать аки рыба. И сдержал его, к пущему огорчению и разочарованию панны…

Неизвестно, чем бы это закончилось. Может, и лопнуло бы в конце концов терпение у страдающей Агнешки, переступила бы она через стыдливость и накрепко привитые ей правила, дав волю языку (к неописуемому потрясению и такому же восторгу пана ротмистра)… Но тут как раз снова зашевелились эти нехорошие люди с низовьев Днепра. Причем, судя по испуганному виду отца и прочих княжеских приближенных, теперь устроенные ими беспорядки оказались очень серьезными.

Само собой, политика была для Агнешки, да и для подавляющего большинства тогдашних панночек, темным лесом вперемешку с китайской грамотой. Из-за чего началась смута, ее не интересовало. Равно как докатившиеся вести о разгроме под Желтыми Водами сначала авангарда войск коронного гетмана Николая Потоцкого, потерявшего в той битве своего сына, командовавшего тем самым авангардом, а потом, под Корсунем, – главных сил, ведомых самим паном коронным гетманом. Гораздо больше ее волновало, что Тадеуш, загруженный службой, почти перестал видеться с нею.

А потом – будто удар грома в ясную погоду, словно снег посреди жаркого лета… Внезапный приказ князя: срочные сборы и отъезд из замка. Неизвестно, куда, и неизвестно, на какой срок. Причем взяв с собою лишь необходимый минимум имущества.

Одно это могло бы потрясти до глубины души. Вот так, ни с того ни с сего… Даже если бы сборы были долгими и неспешными, и то такая головная боль: что именно понимать под «необходимым минимумом»?! Да еще если речь идет о женщинах, тем более – благородных! Впору умом подвинуться, напряженно решая: что велеть брать с собою, а что оставить… Особенно если учесть, что женщине требуется гораздо больше одежды и белья, чем мужчине! К тому же любая пани или панна просто не может обойтись без великого множества вещей, на которые ни один мужчина и внимания не обратит, пренебрежительно именуя их «бабскими причиндалами»!

А тут на сборы дали три часа. Матка Боска! Всего три часа!!! Да какая женщина это вынесет?!

Тем более ей накануне поручили присматривать за странной московитянкой, которую доставил в замок отряд разведчиков, возглавляемых Тадеушем. Вместе с еще более странным паном из той же Московии… Точнее, поручили служанкам, конечно, но княгиня четко указала: главной в этом деле будет она, Агнешка. Значит, в случае чего с нее и спрос. Княгиня Гризельда была достойной женой князя Иеремии и стиль его руководства подчиненными всецело одобряла, хоть вела себя, разумеется, куда спокойнее и мягче… Но при необходимости могла и наказать, причем сурово. Так что пренебрегать ее поручением, больше похожим на приказ, не следовало. Агнешке это было ясно как «Отче наш».

Ночь не принесла ни прохлады, ни тишины, ни мира. Слишком много костров пылало на площади, и слишком много крови пролилось.

Кривонос, почти трезвый, несмотря на чудовищное количество выпитого, сидел, скрестив ноги, на ступенях костела, сжимая правой рукой саблю, а левой – кубок, который непрерывно наполнял джура. Неподалеку примостился Лысенко, озиравший пустыми осоловевшими глазами картину уничтожения. Губы Вовчура кривились в какой-то доброй улыбке, словно то, что он видел, доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Не берет, проклятая! – чуть не всхлипнул Кривонос, залпом опрокинув очередной кубок. – Будто и не горилка это, а водица! Ей-богу, проклятый шинкарь ее водой разбавил! Где этот чертов жид?! Подать сюда, немедля! Я из его, песьего сына, христопродавца, спины ремней нарежу!

– Успокойся, батько! – хохотнул Вовчур. – Уже нарезали, и на них же повесили собаку. Во-он он висит, видишь?

– Где? – тупо вытаращился атаман, отставляя кубок в сторону. Джура – здоровенный казак, голый по пояс, мускулистое тело которого лоснилось от жара и пота, тихо вздохнул. И, наполняя кубок вновь, не удержался, спросил, хоть и с дрожью в голосе:

– Батьку, может… хватит? Ведь наутро будет так погано…

– Так то наутро! – равнодушно отозвался Кривонос. – А пока еще ночь, и душа болит… Гей, Вовчуре! А который из них тот шинкарь? Там же шибеников[15] этих… до такой-то матери…

– Да второй слева, батьку! Вспомни, еще баба его у тебя в ногах валялась, причитала: муж мой, дескать, никогда церквей в аренду не брал, православных не обижал и не обманывал, честный человек, никто о нем худого слова не скажет…

– Вроде припоминаю… – наморщил лоб Кривонос. – Хотя нет… Их же тут было… А я что?

– А ты ее сапогом прямо по харе и отдал хлопцам. Они как раз двух панночек притащили. Вон в том доме хоронились, в подполе. Думали, не найдут… Визгу подняли те ляшки с жидовкой, аж в ушах засвербело! А ты во весь голос: «Други мои, вот вам три бабы! Бог, известно, троицу любит. Так с богом же!!!» Ну и… Не маленький, сам понимаешь. Отвели душу хлопцы, аж жутко было глядеть!

– Тьфу ты, черт! – Атаман скорчил такое выражение лица, одновременно свирепое и растерянное, что Лысенко чуть не прыснул со смеху. – Вроде и не пьяный совсем, а ни хрена не помню! Что за горилка?! Может, шинкарь-христопродавец какой дряни туда намешал, кроме воды? Дурману али еще чего? Ну-ка, а вот так…

И он залпом опрокинул кубок. Джура покачал головой, но ничего не сказал.

– Горе твое слишком сильное, батьку… – вздохнул Вовчур. – Вот потому и горилка тебя не берет. А на жида не греши, добрая была горилка, без обману. Может, и зря его закатували. Ну да ладно, Бог на том свете разберется!

– Разберется… – мертвым, глухим голосом подтвердил Кривонос.

Глава 23

Мысль, что надо поправить свои денежные дела старым как мир способом – жениться на богатой, давно угнездилась в голове пана Беджиховского. Но сделать это было не так-то просто. Поскольку его избранница помимо богатства должна была не только отвечать всем моральным требованиям, предъявляемым к кандидаткам на ношение прославленной фамилии, уходящей в глубину веков, но и быть настоящей красавицей! На меньшее пан Беджиховский, если и слышавший слово «скромность», то только очень давно и самым краем уха, не соглашался.

Поэтому кандидатуры вдовушек, коих в Лубнах и его окрестностях насчитывалось преизрядное количество (а как же им не взяться, если бесконечные стычки с казаками и татарами уносили в могилу множество мужчин), были отвергнуты им сразу и безоговорочно. Во-первых, не невинные девицы! Во-вторых, придирчивый взгляд пана Беджиховского сразу отыскивал изъяны: одна тощая, как скелет, другая, напротив, слишком полная, у третьей бородавка на подбородке, а у четвертой волосы редкие… Потенциальный жених, искренне считавший себя земным воплощением Аполлона, был согласен идти под венец только с земною же Венерою. В-третьих, богатыми (в строгом смысле этого слова) их можно было назвать лишь с большой натяжкой. Да, у многих вдовушек есть кое-какой капиталец, а кто-то еще владеет имением с полусотней душ… но разве этого достаточно, чтобы с гордостью заявить позеленевшим от зависти подружкам: «А я выхожу замуж за самого пана Юрека Беджиховского!» Словом, поиски продолжались, но не приносили желаемого результата. Пан Беджиховский приуныл было, решив, что желаемое можно сыскать только в Киеве, а то и в более дальних городах – Львове, Кракове, Варшаве. Как вдруг его взгляд упал на панну Агнешку Краливскую. Сверкнула молния, громыхнул раскатистый гром, ноги вросли в землю, сжалось сердце и сладко заныло в паху… Одним словом, пан понял: «Вот она!!!»

Девушку он много раз видел и раньше, конечно, но потенциальная невеста с почти плоской грудью, узкими бедрами (худобу которых не могли скрыть даже пышные юбки) и костлявым бледным личиком, напряженно-испуганно смотрящая по сторонам с таким выражением, будто вот-вот расплачется, не привлекла его внимания. Даже бесспорные факты наличия невинности и очень хорошего приданого (дочь управляющего княжеским замком как-никак!) не могли заменить отсутствующую красоту. Так что не судьба ей называться пани Беджиховской… А потом, через весьма краткое время, природа решила, что пора бутончику распускаться, сиречь жестоко комплексующему из-за невзрачной внешности гаденькому утенку превращаться в красавца лебедя… точнее, в красавицу лебедь. Что она с удовольствием и сделала, заставив пана Беджиховского сначала остолбенеть, а потом завопить во всю глотку: «Идиот!!!» Мысленно, разумеется.