— Генри Дюрант, — говорит он. — Очаровательно.
Её глаза расширяются.
— Вау. Ты горячая штучка, — она наклоняется ко мне и шепотом кричит: — Он горяч, Вин.
— О, нет, — говорит Генри. — Вообще-то мне вполне комфортно.
Мер хихикает.
— Вин говорит, ты приехал из другого города?
Генри стоит неподвижно, заложив руки за спину. Это поза, к которой он, кажется, привык; я полагаю, что он использовал её в бесчисленных бальных залах на протяжении всей своей жизни.
— Да, полагаю, можно и так сказать.
— Итак, откуда ты? — спрашивает она. — Надеюсь, где-нибудь поблизости.
Я говорю первое, что приходит на ум.
— Нью-Йорк.
Генри и Мередит оба таращатся на меня.
— Он из Нью-Йорка, — повторяю я.
Мер морщит лицо.
— У тебя речь не как у человека из Нью-Йорка, — её глаза сияют, как будто она только что что-то поняла. — Ты из Англии, не так ли?
Генри неуверенно смотрит на меня. Я киваю, и он отвечает:
— Да, из Брайтоншира.
— Когда ты переехал в Нью-Йорк?
— Я, э-э, ну… то есть… — Генри запинается на своём ответе, но, к счастью, подъезжает несколько машин, сигналя, когда они въезжают на передний двор и отвлекают внимание Мер от него.
Мальчики в куртках Леттермана высовываются из окон, выкрикивая боевую песню нашей школы. Я ещё так нигде и не видела Брайана. Его родители, должно быть, уехали из города — только так это могло произойти. Я вздрагиваю, когда одна из машин наезжает на кусты гортензии его мамы.
Футболисты прибыли.
ГЛАВА XXIV
Мы с Генри отходим на задний план, наблюдаем, слушаем. По большей части вечеринка остаётся централизованной вокруг костра и системы объёмного звучания на открытом воздухе, извергающей множество рэпа. В какой-то момент группа друзей решает сыграть в пьяную версию игры в прятки, вызывая у меня всплеск адреналина, но они держатся поближе к дому Брайана, никогда не отходя слишком далеко от бочонка. Даже пары, которые исчезают в деревьях на краю собственности Брайана, не представляют угрозы. Пока они не войдут в лес через порог, они останутся в этом мире, где единственные монстры, которых им придётся бояться, это пауки, ядовитый плющ и их собственные бурлящие гормоны.
Каждые несколько секунд я украдкой поглядываю на Генри. Его челюсть напряжена, а руки скрещены на груди — он максимально закрыт. Я не могу себе представить, каково это ему, аристократу восемнадцатого века быть в окружении парней, которые стоят у стойки с бочонками, и скудно одетыми девушками, танцующими в такт музыки, но он не жалуется и не просит уйти. Он понимает, как важно, чтобы мы были здесь.
— Привет, Пэриш!
Тревор находит меня в толпе и подходит ко мне.
Я выдыхаю.
— Дерьмо.
— Что-то случилось? — спрашивает Генри.
Я качаю головой, но Тревор уже слишком близко, чтобы я могла объяснить Генри, кто он такой, без того, чтобы Тревор не услышал. Тем не менее, Генри замечает Тревора, пробирающегося ко мне, и беспокойство, которое я пытаюсь прогнать из своих глаз. И затем, так незаметно, что я почти поверила, что это было случайно, Генри перемещает своё тело так, что он наполовину загораживает меня. Эта собственническая поза напоминает мне документальный фильм о гориллах, который я однажды смотрела, когда доминантный самец бил себя кулаками в грудь при приближении другого самца. Тревор хмуро смотрит на него, а затем Генри отодвигается от меня ровно настолько, чтобы Тревор заметил наши переплетённые руки.
И всё же Тревор не сдается. На его лице появляется эта всеамериканская улыбка, которая, кажется, есть у всех симпатичных квотербеков, в комплекте с ямочками на щеках и сверкающими белыми зубами.
— Привет, Винтер, — говорит он, протягивая руку, чтобы обнять.
Странно, учитывая, что мы никогда раньше не обнимались, даже во время той неловкой недели в шестом классе. Тем не менее, это происходит так быстро, что я не знаю, как это остановить. Генри не отпускает мою руку, так что это скорее полуобнимание, которое кажется таким же неловким, как и звучит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Рад, что ты смогла прийти. Кто твой друг?
— Генри, — говорю я. — Генри, это Тревор.
Они пожимают друг другу руки, их глаза прищурены.
— Ты на свидании? — спрашивает меня Тревор, не сводя глаз с Генри.
— Эм…
Я не знаю, как на это ответить, но это не имеет значения, потому что Генри отвечает за меня.
— Да, — говорит он. — Так и есть.
Я почти уверена, что во времена Генри они не использовали слово «свидание», а это значит, что он либо распознал значение этого слова по языку тела Тревора, либо узнал намного больше, чем я думала, от просмотра телевизора в течение нескольких часов.
Тревор засовывает руки в карманы, его плечи бесформенно сутулятся.
— Ну, тогда. Повеселитесь. Может, ты прибережешь для меня танец на потом, Вин?
— Эм, я не думаю, что мы пробудем здесь так долго.
— Хорошо. Что ж, найди меня, если передумаешь.
— Вряд ли, — бормочу я, но он не слышит меня из-за музыки.
Генри дёргает меня за рукав.
— Винтер. Смотри.
Он кивает в сторону моего заднего двора.
Кто-то идёт к лесу. Человек слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо, но он обхватывает зажигалку ладонями, зажигая белый цилиндр, слишком толстый, чтобы быть сигаретой.
Дерьмо.
Я бегу за ним, Генри прямо за мной. Я пытаюсь окликнуть парня.
— Эй! Ты не можешь быть здесь!
Но он либо не слышит меня, либо ему всё равно. Он ленивой походкой поднимается по тропинке и проходит мимо камня с инициалами моих родителей, направляясь прямо к порогу, совершенно не подозревая, что идёт в объятия смерти. Он не может слышать шепот, доносящийся из-за деревьев, монстров, нетерпеливо ожидающих его жертвы.
— Подожди! — кричу я.
Он останавливается. Оглядывается на меня. Маленькое колечко света тлеет, когда он вдыхает. А потом, вот так просто…
Он исчезает.
Я продолжаю бежать.
— Что ты делаешь? — Генри кричит мне в спину.
— Я должна пойти за ним!
— Винтер, подожди.
Он хватает меня за руку.
— Отпусти!
Он резко останавливает меня.
— Ты не можешь следовать за ним без надлежащего плана.
— У меня есть план, — огрызаюсь я в ответ. — Я собираюсь пойти туда и схватить его, пока он не зашёл слишком далеко.
Генри тихо ругается. Он нащупывает что-то в кармане.
— Я иду с тобой.
— Не будь смешным…
Он достает свою фляжку, отвинчивает крышку и делает большой глоток.
— Ты не можешь остановить меня.
— Генри…
— Винтер, — он берёт меня за руку. — Я не позволю тебе пойти туда одной.
Я пытаюсь придумать, что могу сказать, что могу сделать, чтобы убедиться, что он не последует за мной в лес, но у меня мало времени.
— Хорошо, но ты не отходишь от меня.
— Никогда.
Я поворачиваюсь к своему порогу.
— Держись поближе.
Деревья скрипят и раскачиваются, когда я приближаюсь. Тени перебегают с ветки на ветку. Генри не может видеть их отсюда — никто, кроме стража, не может, — но он, кажется, чувствует, как хищники наблюдают за нами сверху, хихикают и причмокивают губами.
Генри прав — мне действительно нужен план. Мой разум лихорадочно ищет что-то. Что-нибудь. Если я собираюсь нарушить одно из самых важных правил леса — не входить после наступления темноты, — подвергая риску свою жизнь, а также жизнь Генри, мне нужно сделать больше, чем просто управлять им. Но я никогда по-настоящему не задумывалась о том, что бы я сделала в наихудшем случае, подобном этому. Во время всех моих тренировок я всегда надеялась, что смогу помешать кому-то войти в лес через мой порог ещё до того, как он приблизится к нему, особенно ночью, потому что всё меньшее было непростительно.
— Я должна быть в состоянии почувствовать, где он находится, как только мы войдём, — говорю я. — Никто не знает, как далеко он зашёл, так что нам придётся быть осторожными. Смотри под ноги; тропинки будут пытаться убить тебя, как и всё остальное там, — я оглядываюсь на него. — У нас есть шанс выжить, только если мы будем быстры, поэтому, как только мы окажемся там, мне нужно, чтобы ты бежал, и не останавливайся, пока мы снова не окажемся в безопасности. Понял?