— Извини, я опоздала, — говорит мама, кладя коробку на багажник и доставая другую. — Я пыталась добраться до заката, но на дороге была пробка…
— Мама. Тебе позволено жить своей жизнью, ты же знаешь. Тебе не обязательно быть здесь каждый раз, когда садится солнце.
Она останавливается.
— Обязательно.
Я не спорю с ней.
— Что ты вообще здесь делаешь? Я думала, ты собираешься позвонить своему дяде.
— О, я, эм, я звонила, но потом я вздремнула после обеда и почувствовала себя намного лучше. Должно быть, я просто перестаралась прошлой ночью.
Мама смотрит скептически.
— Ох?
— Да. Я имею в виду, вот прям, как ты всегда мне это говоришь. Мне нужно притормозить, пока моё тело не сделало это за меня. Я думаю, это был просто один из тех дней.
Это карточка «ты-мне-говорила-так», которую я держу в заднем кармане, и я чувствую себя ужасной дочерью, рассказывающей такую откровенную ложь, но это работает.
— Ну, тебе всё равно следует успокоиться, — говорит она, смягчаясь. — Что ты скажешь о вечере кино матери и дочери?
Я хватаю коробку с багажника и пытаюсь быстро соображать. Обычно я была бы только за вечер кино, но я не хочу оставлять Генри одного в своей комнате, Бог знает насколько, пока он занимается, Бог знает чем.
— Эм, да, звучит заманчиво, но я вроде как пообещала Мередит, что пойду на эту вечеринку у костра сегодня вечером, если буду чувствовать себя лучше.
Правда? Это действительно было первое, о чём я подумала? Неужели, в самом деле, не было других вариантов?
— Ты была слишком больна, чтобы идти в школу, но ты хочешь пойти на костёр?
— Я не хочу идти, но костёр по соседству с кучей пьяных подростков означает много пешеходов у порога.
Мама смотрит вдаль на дом Брайана.
— Ты не могла бы просто наблюдать за ними из дома?
Да, это была моя первоначальная мысль, пока мой страх, что мама найдёт Генри, не пересилил моё отвращение к школьным вечеринкам.
— Было бы легче присматривать за ними на вечеринке. Кроме того, я знаю, ты очень хочешь, чтобы я больше общалась вне школы. Знаешь, была нормальным подростком.
Мама смягчается, и мне приходится бороться с желанием поморщиться. Я собираюсь расплачиваться за это сама-знаешь-что в карме.
— Во сколько этот костёр?
— Я не уверена, — говорю я. — После футбольного матча.
— Ты тоже собираешься на него?
— Нет, если я смогу предотвратить это.
Мама выгибает бровь.
— Я хочу сказать… Я думаю, что прилягу после ужина и сначала ещё немного отдохну, — говорю я. — Просто чтобы убедиться, что в состоянии выйти.
— Хорошо, но ты должна мне вечер кино матери и дочери.
— Договорились.
ГЛАВА XXI
Генри сидит за моим столом и листает «Повелителя мух», когда я проскальзываю в свою комнату. Он смотрит на меня, нахмурив брови.
— Эти дети — язычники.
— В том-то и дело, — говорю я. — Есть какие-нибудь успехи на чердаке?
Генри вздыхает и кладёт книгу себе на колени.
— К сожалению, нет, но я не теряю надежды.
— Тем не менее, мы должны придумать запасной план, на всякий случай. Даже если мы найдём дневник — в чём я сильно сомневаюсь, — нет никакой гарантии, что в нём будет что-то полезное.
— Я приму это к сведению.
Его тон лёгок, но я могу сказать по тому, как он расправляет плечи, как напрягается его челюсть, когда он стискивает зубы, что он обеспокоен. Я хочу утешить его, обнять и сказать, что всё будет хорошо. Но я не знаю его достаточно хорошо, чтобы прикоснуться к нему, и правда в том, что я не знаю, всё ли будет хорошо, и хотя иногда мне кажется, что я только что и делаю, так это лгу, я не хочу лгать ему.
— Генри, кое-что случилось. В лесу.
Он вскакивает со стула и пересекает комнату, направляясь ко мне.
— С тобой всё в порядке?
— Да, я в порядке, но, — я делаю глубокий вдох, — Варо вернулся.
— Варо? Тот Древний, которого изгнали?
Я киваю.
— Я видела его. В лесу. Дядя Джо подтвердил, что это был он. И что бы он ни задумал, ему не понравилось, что я его увидела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я рассказываю Генри, как он хлопнул в ладоши и превратил день в ночь. Как лес отвернулся от меня.
— Если бы Джо не появился вовремя, я не знаю, что бы случилось.
Генри бледнеет.
— Если он тот, кто стоит за всем этим… Если он пытался причинить тебе боль только за то, что ты его увидела… — он сглатывает. — Что он сделал с моими родителями?
— Эй.
Он не смотрит на меня.
Ох, к чёрту то, что я недостаточно хорошо его знаю. Неуверенно я тянусь к нему, обнимаю его за плечи и прижимаю к себе. Сначала его тело напряжено, сопротивляется, но я не отпускаю его.
— Мы не знаем, что случилось с твоими родителями, но сейчас нет причин думать о худшем.
Конечно, у меня возникла та же мысль. Если они действительно исчезли из-за того, что слишком много знали, вероятность того, что Варо оставит их в живых, учитывая его послужной список, невелика. Но я пока не могу позволить Генри потерять надежду. Отчасти потому, что я не могла видеть тот же пустой взгляд в его ярко-зелёных глазах, который я вижу у мамы каждый день, а отчасти потому, что я не могу выкинуть из головы образ папиного имени на столе родителей Генри. Если папа как-то связан со всем этим, я должна выяснить, как, и я боюсь, что если я потеряю Генри сейчас, то никогда этого не сделаю.
— Поспешные выводы нам не помогут, — продолжаю я, — и уж точно не помогут им. Нам просто нужно придерживаться курса, хорошо?
Он делает глубокий вдох и, наконец, кивает.
— Ты права, — соглашается он. — Конечно, ты права.
Но кровь всё ещё не вернулась к его щекам.
Я отпускаю его и делаю шаг назад, прикусывая нижнюю губу.
— Итак, я знаю, что ты меньше всего желаешь сейчас уходить, но мы должны.
Его глаза расширяются.
— Почему? Варо придёт? Ты в опасности?
Я отмахиваюсь от его тревоги.
— Нет, ничего подобного. Сегодня вечером в доме моего соседа будет костёр. Там будут все дети из моей школы, и это своего рода угроза безопасности. Мне нужно быть там, чтобы присматривать за ними, и мне нужно вывести тебя из дома, чтобы мама не увидела тебя, пока меня не будет. Я знаю, это ужасно с моей стороны просить тебя пойти на вечеринку вместо того, чтобы провести ночь, делая всё возможное, чтобы найти твоих родителей, но…
— Винтер.
Он берёт меня за подбородок рукой, заставляя встретиться с ним взглядом.
— Когда я пришёл сюда, я знал, что буду мешать твоей жизни и твоим обязанностям. Я не лгал, когда говорил тебе, что сделаю всё, что от меня потребуют. Если нам нужно идти, мы пойдём
Я вздыхаю.
— Спасибо.
Я бросаю взгляд на то, что на мне надето. Рубашка чёрная, а джинсы забрызганы грязью. Это не очень-то кричало о школьной гордости. Я переворачиваю свой шкаф в поисках чего-нибудь из семейства фиолетового или золотого. Самое близкое, что у меня есть, это лавандовая футболка, которую я не носила с восьмого класса, запихнутая в дальний угол моего шкафа, которая сейчас выглядит достаточно маленькой, чтобы показать мой пупок и половину грудной клетки — нет, уж, спасибо — или тёмно-синий свитер, который, возможно, при правильном освещении и если смотреть на него частично слепому человеку, может сойти за фиолетовый.
Я открываю дверь со свитером и свежей парой джинсов в руках, но мама в своей спальне, переодевается в спортивные штаны, её дверь широко открыта. Она увидит, как я иду в ванную переодеваться, и тогда она точно поймёт, что что-то случилось.
Я закрываю дверь и приваливаюсь к ней спиной.
— Дерьмо.
Когда я открываю глаза, Генри стоит прямо передо мной. Я подпрыгиваю.
— Господи, издавай шум, когда идёшь, ладно?
Он хмурится.
— Я думал, ты хотела, чтобы я вёл себя тихо, когда твоя мама дома.
Ладно, он меня поймал.