Спустя годы, видимо, много думавший о Ларисе, Борис Пастернак дал героине романа «Доктор Живаго» ее имя. Он написал Варламу Шаламову: «Имя главной героини я дал в память о Ларисе Михайловне». Вот так: хотела быть в литературе творцом, а стала музой.
Они непохожи, Лариса Рейснер и Лара из «Живаго», но Пастернак вряд ли думал о сходстве. Он запечатлевал свое время, и для него это имя звучало сигналом надежды, веры, любви.
Такое было время…
След Ларисы в раскаленном небе революции, похожий на восклицательный знак, был утверждением женской силы.
Над чем?
Она ведь была всего лишь талантливым подспорьем в мужском деле разрушения, оттого, быть может, и рядилась в «чужие одежды», что не имела своей.
Из другого времени, с нашего холма, знак ее восклицания видится знаком вопроса.
Но о чем спрашивает она?
Сноха
Иду по Беговой — по знакомой московской улице.
Вот стадион «Юных пионеров».
Вот справа группа серых бегемотов — жилые дома. Здесь в сороковых годах жили многие писатели. Доска на доме:
«Советский писатель Борис Горбатов…»
Налево по улице — Бега. Злачное место.
Направо видны корпуса Института имени Герцена и Боткинской больницы.
По Беговой идет, ползет, бежит лето 1991 года.
Проносятся машины. Много среди них так называемых «иномарок» — свидетельство новых веяний.
Повсюду приватизация чего-то, пока непонятно чего. Вроде бы квартир.
Середина дня, но я знаю: у многих включены телевизоры — все ждут, когда объявят имя первого президента России.
В магазине «Ткани» на Беговой — пусто.
В магазине «Молоко» ремонт. Сегодня всюду ремонт в магазинах — нечем торговать. Люди вот уже второй год готовятся к голодной зиме. Можно ли готовиться к голоду? Да. Запасаться. А если скоро негде будет запастись?
В магазине «Обувь» на Беговой продаются одни галоши. Больше ничего нет. Такие грязно-коричневые, как будто заранее измазанные грязью. Когда-то за галошами давились в очередях. Сразу после войны все покупали другие галоши — черные, блестящие, на красной байковой подкладке.
«Почта» на Беговой принимает переводы, продает марки и открытки, выдает письма до востребования. Тут все, как всегда.
Я вхожу в дом, где «Почта». Он огромный, многоэтажный. В стиле сталинского ампира. Просторный вход и широкая площадка перед лифтами.
Мне открывает дверь немолодая женщина. Но и не старуха.
Хотя по всему, что я знаю о ней, женщина, должно быть, очень стара. Она была когда-то звездой немого кино!
Звездой!
Ее имя — Галина Кравченко.
Кто-нибудь помнит?
Вся фигура большая, сильная. Если бы не походка — Галина Сергеевна несколько лет назад сломала шейку бедра — ей можно было бы дать…
Ах, не будем гадать. Все жалкие женские ухищрения лишь выдают, а не скрывают наши годы. Каждой столько, сколько есть, плюс или минус тот возраст, в котором она себя чувствует.
К Галине Сергеевне эта сентенция вообще не относится. Она не думает о своем возрасте — ей есть о чем думать.
Настоящее связано с бытом, как у всех, нелегким, с помощью по хозяйству дочери, зятю, внуку.
Будущее связано с благополучием этих же людей: внука, дочери, зятя.
А прошлое…
Она родилась в 1904 году, в Казани, в семье небогатой, но способной путешествовать по миру и побывавшей вместе с хорошенькой девочкой Галей в Париже. От того путешествия остались у Галины Сергеевны штук пятнадцать уникальных фотографий, прикрепленных одна к другой и вставленных в металлическую пластинку. Если перебирать фотографии, как колоду карт, получается движение, девочка Галочка сначала смотрит перед собой, потом поворачивает головку вправо-влево, потом посылает воздушный поцелуй, предназначавшийся стоявшей за фотоаппаратом маме. Это была первая съемка Галины Кравченко в «синематографе». Книжечка жива по сей день.
Девочка Галочка вместе с родителями приехала в Москву. Училась в гимназии на Лубянке — там еще не было того страшного учреждения.
Любя танцевать, Галина Кравченко поступила в балетную школу, потом в училище при Большом театре. У нее были хорошие учителя, предрекавшие ей славу балерины. И красавица она была писаная — высокая, стройная блондинка с точеными чертами лица, — весь этот банальный набор примет достаточно точен. Плюс яркая индивидуальность.
Она уже танцевала в разного рода балетных и оперных спектаклях и считала, что жизненный путь определился — будет балериной. Но случайная встреча повернула судьбу. Все было буднично — Галина пришла к матери, которая работала в Наркомпроде (что-то связанное с распределением продуктов. — Л.В.), и там встретила немолодого, внимательно ее рассматривавшего человека. Это был режиссер Всеволод Пудовкин. Он уговорил ее идти учиться в киношколу.
Галина Кравченко выросла стопроцентной советской супердевушкой. Она не только прекрасная балерина, но и акробатка: выступала с акробатическими этюдами, танцевала на проволоке.
Увлекалась спортом — плавала, стреляла, скакала на лошади.
Водила мотоцикл.
Занималась боксом. Вспоминает: «Мне непонятны люди, которые называют бокс «мордобоем». Бокс — это танец, это молниеносная реакция. Прежде всего — мысль и только потом быстрота движений».
Все это помогало ей на киносъемках, которые шли одна за другой.
Она снималась в «Папироснице от Моссельпрома» и в «Аэлите», играла главную роль в нашумевшем в свое время фильме «Угар нэпа», в фильмах «Лесная быль» и «Солистка его величества» о Матильде Кшесинской. Во всех фильмах Кравченко танцевала, стреляла, скакала на лошадях сама. Но с фильмом «Солистка его величества» связано знаменательное событие. Галина Сергеевна описывает его так: «Солистка» снималась в Ленинграде, понадобилась срочно какая-то досъемка с моим участием. А я как раз была вызвана в Москву. Стали искать дублершу, кого-нибудь из учениц хореографического училища. Нашли высокую, худенькую, какой я тогда была, мою тезку, Галину Сергеевну Уланову».
Поразительно! Галина Кравченко, сама того не подозревая, открыла путь великой балерине…
Ко всем талантам, Галина Кравченко еще и прекрасная рассказчица. В ее книге «Мозаика прошлого» много замечательно интересных, часто смешных эпизодов из истории немого кино. Не могу удержаться, не рассказать об одном из них, странным образом наконец-то подводящем к главной теме нашего рассказа.
Шли съемки фильма о любви Лермонтова к легендарной Адель Омер де Гелль, которая в лермонтоведении считается мистификацией. Вроде была она в жизни поэта. Вроде бы не было такой женщины в жизни поэта. Но в кино она была. И Кравченко играла ее.
«В фильме есть эпизод похищения Омер де Гелль горцами, — рассказывает Галина Сергеевна. — Режиссеру очень понравился один из инженеров-строителей Военно-Грузинской дороги, работавший неподалеку от того места, где мы снимались, и режиссер предложил ему участвовать в эпизоде. Его одели в костюм того времени. Режиссер разъяснил, что он должен делать: перекинуть меня через седло и ускакать со мной в горы.
Стали снимать. Раздалась команда: «Приготовились! Начали!»
Мой партнер увлекся съемкой больше, чем нужно.
В горах у него была прекрасная усадьба, куда он меня и умчал. Во дворе он меня осторожно спустил с седла на землю, развязал руки и, галантно попросив подождать, скрылся. Через минуту он появился с огромным кувшином и сказал: «Прошу вас, молодое вино, маджари!» Но не успел он опомниться, как я вскочила в седло его лошади и поскакала обратно».
Это был тридцатый год. Двадцатишестилетняя красавица, кинозвезда уже встретила своего героя, и не в кино, а в жизни уже умыкнули ее в мир странный, необыкновенный, звездный, полный удивительных превращений.
О нем и его людях ее рассказ, записанный мною в раскалывающемся на части Советском Союзе, в России, в Москве, на Беговой улице.
— Мне вспоминается один человек, — говорит Галина Сергеевна. — Ратмиров. Старичок. Аристократ. Он был когда-то выслан за хиромантию, потом вернулся. В двадцать шестом году он гадал мне по руке и сказал нелепые слова: «Вы выйдете замуж, будете находиться близко к очень крупному человеку, попадете в международный политический скандал, но выйдете сухая из воды».
Какой бред! — думаю. — Международный политический скандал и я? Какая связь? Замуж не собиралась. Ушла и забыла про дурацкое гаданье. Однажды, в двадцать девятом году, мой друг, Владимир Шнейдер, режиссер, только что вернувшийся из Китая, позвонил, говорит, приходи, — мы с его женой учились в ГИКе, — приоденься, будет один очень интересный человек. Влюбишься.
А я была строптивая. Нарочно оделась кое-как в простое ситцевое платье.