Хватаю его за горло, готовый прервать сделку, которую я заключил с Сандрой, когда чувствую, как трое мужчин оттаскивают меня от него. Оглядываюсь через плечо и вижу Чеда, которого у стены удерживает двое мужчин, размером с ним. Я стряхиваю их с себя и бегу к Кали. Она за руки подвешена к потолку. На ней нет ничего кроме нижнего белья, ее тело в черных и синих синяках, в волосах засохшая кровь, и на лице тоже. Кали стоит низко опустив голову, и я иду к ней. Когда вижу, как она медленно поднимает ее, встречаясь со мной взглядом, ощущаю, будто ее глаза вырывают мое сердце из груди. Я не могу справиться с эмоциями, которые ощущаю в данный момент, и они не очень хорошие.
— Детка? — я скольжу рукой по ее лицу, и она начинает дрожать, все ее тело сотрясается от конвульсий.
Я шиплю и начинаю освобождать ее руки.
— Я держу тебя. Бл*ть! Мне так жаль, детка.
Все что я хочу сделать, это забрать ее подальше от всего этого. Хочу уехать с ней туда, где будем только мы, чтобы я мог всю оставшуюся жизнь присматривать за ней. Мое сердце, определенно, разбито. Я, бл*ть, люблю эту девушку, и знаю это. Если бы не знал, ни за что бы не испытывал к ней этих чувств — я бесчеловечен, а не глуп.
Рука оборачивается вокруг моего бицепса, и как только меня хотят оттянуть назад, я оборачиваюсь и насмерть вырубаю того, кто это хотел сделать, вкладывая в тот удар всю свою силу. Когда смотрю вниз, вижу на полу одного из приспешников отца, лежащего без сознания. Мой отец смеется, огибая неподвижное тело.
— Некоторое дерьмо никогда не меняется, — посмеиваясь, говорит он.
Я указываю на Кали.
— Опусти ее. Сейчас же, — рычу я ему.
Он смотрит на меня, изучает мои глаза.
— Сейчас, — ору.
Отец щелкает пальцами и взмахивает рукой в сторону Кали. Я наблюдаю за тем, как они снимают ее, и ловлю ее, когда она падает на землю, оборачивая руками и целуя в голову.
— Ты заплатишь за это, — говорю я, глядя на отца снизу вверх.
Он смеется, прислоняясь к стене.
— Сомневаюсь в этом, сын. Я неприкасаемый. Даже для тебя… «Палач», — издевается он.
Я в отвращении сжимаю губы.
— Вот здесь ты ошибаешься.
— Разве тебе не интересно, как так вышло, что я нахожусь здесь? — он указывает на комнату.
— Нет, мне просто насрать. Ты ходячий мертвец.
Я убираю волосы с лица Кали и целую ее в губы.
— Мне так жаль, детка. Я потрачу остаток своей жизни, чтобы загладить перед тобой вину.
Кали издает глухой смешок. Это первый звук, который я слышу от нее с тех пор, как оказался здесь. Фрэнк пересекает комнату и, пододвинув ближе стул, садится на него, закидывая ногу на колено. Беззаботность в его глазах очевидна и я не могу дождаться, когда увижу, как жизнь ускользает из их глубин.
— Я — Казимир Лев, — говорит он небрежно.
— Я выяснил это, папаша. Теперь ты можешь говорить. Сделай эти слова легендарными. Потому что они будут твоими последними.
Он смеется, закуривая сигарету.
— Я всегда был Казимиром Львом. Фрэнком Никсоном я стал только тогда, когда переехал в Уэст-Бич, мне было около тридцати, — он выдыхает клубок дыма, прежде чем продолжает. — Мне пришлось переехать, жить двойной жизнью. Мне нужна была обманка от федералов, они вынюхивали про наш семейный бизнес, и делали это быстро. Мы все решили на несколько лет разойтись разными путями, зная, что, в конце концов, когда все утихнет, мы снова будем вместе. Я присоединился к Мотоклубу «Грешных Душ» — это было идеальным прикрытием для меня — как раз по моей части, и мне не нужно было притворяться бизнесменом или кем-то вроде этого. Я все еще мог убивать, курить и трахаться. Я должен был вернуться в Россию за несколько месяцев до того, как встретил твою мать, и все. Я так быстро влюбился в нее, что даже не понял, как это произошло.
Он переводит взгляд с меня на Кали и обратно, ухмыляясь, прежде чем продолжить разговор. Хотел бы я сказать, что удивлен, но это не так.
— Я старался как можно дольше оставаться в Америке, но, в конце концов, понял, что мне нужно вернуться в Россию. Поэтому подстроил несчастный случай, чтобы инсценировать собственную смерть, который позволил мне свободно вернуться на родину. Дэйв и Пит были сопутствующим ущербом. Я решил, что с твоей матерью все будет в порядке. В конце концов, у нее был ты. Новость о ее смерти погубила меня. Может быть, когда-нибудь ты поймешь, каково это, может быть, даже сегодня, — небрежно заявляет он, поднимаясь со стула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, прижимаясь к Кали.
— Разве это не очевидно? — самодовольно отвечает он. — Я хочу тебя. Ты нужен мне в моей команде. Я знаю, как ты смертельно опасен, сынок, и хочу, чтобы ты был со мной. Вернись к своим корням.
— К черту мои корни, мои корни здесь.
— Тогда у меня нет другого выбора, сынок, — говорит он, улыбаясь мне.
Я смотрю вниз на Кали, прежде чем снова поднимаю взгляд на отца.
— Где Алэйна?
При упоминании имени Алэйны я чувствую, как тело Кали напрягается под моей хваткой. Я смотрю на нее сверху вниз, пристальным взглядом впиваясь в ее глаза. Она совсем другая. Теперь, когда я смотрю ей в глаза, я не вижу ничего, кроме пустоты.
Я шепчу ей в губы:
— Что они с тобой сделали, детка? Они больше не причинят тебе вреда. Ты должна довериться мне, хорошо? Ты мне доверяешь?
Кали смотрит на меня, и единственная слеза скатывается по ее щеке, когда выражение ее лица становится каменным.
— Нет, — сурово отвечает она, не проявляя абсолютно никаких эмоций.
— Черт, — бормочу я, опуская ее на землю.
Мне нужно уйти от нее, я не хочу, чтобы то, что произойдет, произошло рядом с ней. Я убираю ее волосы за ухо и легонько целую в изгиб шеи.
— Мне нужно, чтобы ты оставалась у этой стены, детка. Не двигайся. Я верну тебя, обещаю тебе. Я люблю тебя, Кали-Роуз, чертовски сильно люблю тебя, детка. Пожалуйста, доверься мне, — шепчу я.
Когда я отстраняюсь от нее, и смотрю ей в глаза, вижу, что они полны слез. Она кивает и отодвигается к стене.
— Хорошая девочка, — шепчу я, прежде чем встаю. — Я отправлюсь с тобой, но при одном условии, — заявляю отцу, расправляя плечи, — ты приведешь сюда Алэйну и позволишь девочкам и моим людям уйти.
Он кивает, глядя на одного из мужчин в углу.
— Иди, приведи блондинку.
Мужчина выходит и через несколько мгновений возвращается с Алэйной, перекинутой через плечо. Мое сердце снова сжимается в груди, когда он опускает ее на землю рядом с Кали. Она бормочет и шевелится, и я вижу, как Кали притягивает ее к себе, убирая волосы со лба. Если я думал, что Кали выглядит плохо, то Алэйна выглядит как смерть. Я с беспокойством смотрю на нее, с тем же беспокойством, с каким брат смотрит на свою сестру. Когда она приоткрывает глаза, то видит меня и ахает.
— Эд? Эд, это ты? Нет. Нет. Мне опять снится сон. Этого не может быть… — шепчет Алэйна, то приходя в себя, то отключаясь. Их обеих сложно узнать. Эти две милые девушки подверглись такому повреждению, не думаю, что они когда-нибудь станут прежними.
— Готово, пошли, — говорю я отцу.
Я смотрю на Кали, когда все начинают выходить.
— Я люблю тебя, детка. И вернусь за тобой. Обещаю.
Она отворачивается от меня с явной болью во взгляде. Я смотрю на Алэйну.
— Зейн снаружи, петарда.
Взглянув на Чеда, я слегка улыбаюсь ему и киваю головой, прежде чем выйти за дверь.
Мы идем обратно по коридору, и я начинаю считать, сколько там людей. Передо мной стоит мой отец, перед ним еще пятеро мужчин, и я не знаю, есть ли еще кто-нибудь снаружи. Я могу справиться с ними, чертовски уверен в этом, но не тогда, когда у них есть козырь — оружие. Достигаем ступенек, и начинаем подниматься. Как только первый мужчина достигает палубы, раздается одиночный выстрел, и тот падает на землю. Я смотрю на отца и ударяю его локтем прямо в лицо, заставляя отшатнуться. Затем тяну за ноги мужчину, который стоит перед ним, разбивая его лицо о ступеньки, и для верности топаю по его затылку, раскалывая его челюсть и зубы на ступеньке. Обернувшись, вижу, что отец наставил на меня пистолет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})