России я не мог даже и мечтать: большой дом, три автомобиля, счета в банках. Я дал детям хорошее образование, а жене сладкую жизнь, которую многие российские женщины видели только в кино. Но, как говорится, пи… ц подкрался незаметно!
Я полностью доверял Оксане и не задумываясь подписывал всё, что она просила. Жена была вроде семейного бухгалтера: следила за всеми бумагами, счетами и налогами. Она хорошо во всём этом разбиралась – всё-таки экономическое образование! Когда не было времени, я ставил подпись на чистых листах: ну, подумаешь – так часто делают директора, когда уезжают в командировки. И однажды таким образом подписал себе приговор. Сам не ведая о том, заявил о разводе и переписал на жену всё движимое и недвижимое имущество, включая счета в банках и ценные бумаги, на которые собирался прожить спокойную обеспеченную старость. У Оксаны было много друзей и полезных связей в Буэнос-Айресе, среди них имелись и юристы, поэтому всё прошло без сучка и задоринки. Когда я вернулся из рейса, просто увидел два чемодана, стоявших на пороге дома и записку.
Я долго не мог понять: что сделал не так, чем обидел, где прокололся? Всю жизнь я впахивал как вол, не жалея себя и ни грамма не сомневаясь в крепких тылах. Думал: ну, ещё чуть-чуть, и заживу по-королевски – как пелось в одной песенке: «В одной руке – бокал, в другой – сигара». Ну да, были у нас размолвки, моя работа не способствовала супружеской верности. Мы оба это прекрасно понимали и старались тему не трогать. Дети воспитывались без меня. Я только целовал их перед сном, если был дома, и задаривал подарками. Когда они подросли, иногда, возвращаясь из рейса, я наблюдал в их глазах только любопытство и меркантильный интерес: что папа привёз на этот раз, сколько заработал денежек? Это меня пугало, но я себя успокаивал: ну что с них взять, все подростки такие – дай, дай, дай… И давал. Жена постоянно куда-то их вывозила, пристраивала в полезные компании, знакомила с детьми новых аргентинских друзей. Я же в основном общался со своими – русскими моряками. Мы гуртом заваливались в любимую парилью[56] поесть асадо[57], уходили под парусами в залив или уезжали на водопады.
В тот день, когда я оказался перед порогом собственного дома, один на один с чемоданами и официальной бумагой о разводе, у меня заболели сразу все внутренности. Мне казалось, я распадаюсь на атомы. Я спросил Оксану, может ли она объяснить мне хоть что-то, но бывшая жена отделывалась фразами типа: «У нас уже давно нет семьи, ты что, только заметил?» Детей она отправила к знакомым и пригрозила, что если я буду скандалить, то никогда больше их не увижу. Что мне оставалось делать? Я поселился в дешёвом отеле и запил. Мне хотелось окончательно развалиться на атомы и покончить с этим состоянием: тогда я всё ещё любил жену. Через месяц я остановился, через полтора ушёл в долгий рейс, почти на год, а когда вернулся, решил уезжать из страны. Мне было всё равно куда. Поговорив с друзьями, выбрал Испанию. Серёга, мой старинный кореш, капитан грузовика, взял меня нелегально на борт и довёз до Ла-Коруньи. А дальше началась совсем другая жизнь.
Я узнал про Путь Сантьяго и больше года слонялся по разным его дорогам. Исходил Испанию вдоль и поперёк. Я был далёк от религиозного рвения, просто мне надо было как-то жить без денег, без работы, без надежды… Со временем потихоньку всё стало налаживаться. Меня отыскал мой племянник Олег из Новосибирска. Стал помогать: присылал деньги, писал письма. Потом я познакомился с Хавьером, тогда он был мэром Нахеры. С его подачи и стал госпитальером. Окончил курсы и стал работать в альбергах ассоциации: Логроньо, Нахера, Бургос, Асторга… Мне предоставляли отдельную комнату и питание. А больше я ни о чём не хотел думать. Так прошло около двух лет. За это время мои дети повзрослели и кое в чём разобрались. Первым приехал сын. Помню, проговорили с ним всю ночь. Он звал меня назад в Буэнос-Айрес, но я сказал: «Мой дом теперь здесь». Следующим летом они приехали вместе с сестрой и прошли часть Камино от Понферады. Сейчас мы общаемся с ними по скайпу. Оксану я с тех пор ни разу не видел. Слава Богу, отболело и отвалилось, как отмороженный хвост у собаки.
Зато у нас с племянником грандиозные планы. Весной Олег приезжал, чтобы купить дом. Мы с ним собираемся сделать капитальный ремонт и устроить в нём альберг. Хочу назвать его «Приют для русских пилигримов» или, может быть, «Пристанище для тех, кто начинает всё сначала».
Поэтому, когда ты спрашиваешь меня, чего я боюсь, мне трудно ответить на этот вопрос. Можно ли чего-то бояться после того, что было в моей жизни? Наверное, уже нечего…
Когда Виктор заканчивает рассказ, за окном стоит глубокая ночь. Гроза давно стихла, и на чёрном бархате неба поблёскивают алмазные пуговицы звёзд. Млечный Путь тонкой газовой шалью окутывает плечи черноокой красавицы. Где-то под ним, в кромешной темноте петляет невидимая дорога, ведущая к бесстрашию…
Бодега сеньора Морено
Заночевав в маленьком приюте Сируэны, ранним утром мы снова выходим на дорогу и вскоре оказываемся в деревушке с витиеватым названием Санто-Доминго-де-ла-Кальсада. Своим именем поселение обязано местному пастуху Доминго Гарсия, принявшему впоследствии монашество и посвятившему свою долгую праведную жизнь (а прожил он 90 лет!) заботам о Пути Сантьяго. Вторая часть названия – «кальсада»[58] – отражает главное деяние Доминго: монах построил тракт от Нахеры до Ридесильи длиною около тридцати километров, спрямив и существенно сократив путь паломников в Сантьяго-де-Компостела. В течение многих лет он вырубал деревья, засыпал низины, расчищал просеки, возводил мосты через реки, строил церкви и приюты, а также принимал самоличное участие в заботах о пилигримах. В хрониках о нём говорится: «… Врач и сиделка, повар и землепашец, каменщик и архитектор, освободитель рабов и чудотворец, один из тех великих людей, которые основывали города и вершили историю…» Закончив свой земной путь, монах Доминго пополнил небесную свиту помощников святого Иакова.
Мы с Виктором подходим к готической церкви Санто-Доминго необыкновенного оттенка топлёного молока, словно выточенной из глыбы мела. Собор наполнен старинным литьём и позолотой, каменной резьбой, серебряными чашами и прочими древностями. В одном из приделов – спуск в мавзолей с гробницей святого Доминго.
Торжественную тишину прохладного нефа нарушает громогласный петушиный