Читать интересную книгу Обреченный убивать - Виталий Гладкий

Радоваться и впрямь было нечему – после экзаменационных спаррингов смертники-гладиаторы почти всегда недосчитывались в своих рядах одного-двух человек, а иногда, в особо неудачные годы, и больше. Кому в этот раз выпадет жребий подтвердить приговор, вынесенный судом? – вот вопрос, который не давал им покоя ни днем, ни ночью…

– Пойдет Ерш – и баста!

– Ты же знаешь, что ему там кранты будут. Он до сих пор еще чмурной.[42]

– Кирпичи клокать[43] сил хватает, а бодаться слабо? Ничего с ним не станется.

– Лады, твоя взяла. Тогда я вместо него пойду. Дай ему еще неделю. Я отбодаюсь за двоих.

– Ты что, вольтанулся? Или меня за поца[44] держишь? За неделю тебя на руду[45] перепустят. Кому потом отдуваться? Конечно мне, Десятому. Короче, вали отсюда, Галах. Не до тебя…

Этот разговор я подслушал нечаянно. И был взволнован до глубины души: я уж и не помню кого-либо, кто хоть как-то проявил бы участие ко мне.

А ведь Второй, защищая меня перед Че, рисковал получить крупные неприятности. При встрече с ним я не выдал, что знаю об этом, но поклялся при удобном случае отплатить ему той же неразменной монетой – добром и дружеской помощью.

Моя очередь подошла быстрее, чем я ожидал. По нашему графику я вместе с Одиннадцатым должен был выйти на татами спустя сутки после подслушанного мною разговора Че со Вторым.

Но пока длился мой "больничный", Одиннадцатого так помяли во время спарринга, что врачам пришлось положить его под капельницу.

И так случилось, что уже утром следующего дня я и Галах шагали под конвоем к зданию спортзала, возле которого шла нервная суета – ждали появления высоких чинов, прибывших с вечера на двух армейских вертолетах.

Мы видели их лишь мельком, но лично мне запомнилось одно: все они были в десантных костюмах, немного погрузневшие под бременем прожитых лет, однако в их уверенной, молодой походке просматривалась хищная настороженность и пластичность хорошо тренированных бойцов.

Спортзал был набит курсантами под завязку. Гостевые места и трибуны для начальства спецзоны загораживала от любопытствующих взоров прозрачная стенка из тонированного стекла; через нее виднелись лишь неясные очертания фигур и изредка вспыхивающие огоньки сигарет.

Однако запах табачного дыма в помещении не чувствовался – похоже, вентиляция за заграждением была отменной.

Меня беспокоил Галах. Сегодня он не был похож на себя: шел молчком, покусывая губы и затравленно посматривая по сторонам.

Его матовая лысина то наливалась кровью, как созревший помидор, то вдруг становилась похожей на белый воск. Похоже, он просто боялся, чего раньше за ним не замечалось.

– Эти суки сегодня над нами поизгаляются… – пробормотал он, с ненавистью глядя на шеренги волнующихся курсантов.

– Куда денешься… – в тон ему ответил я и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы сбросить напряжение, сковавшее меня, едва я переступил порог зала.

– Мой тебе совет, Ерш: если кто из них захочет тебя стереть – ложись. Можешь из-за этого не бить понты[46] – ты недавно из ремонта,[47] а потому лажан[48] обеспечен.

– Спасибо, Галах, – коротко ответил я и поторопился отвернуться, чтобы он не заметил лихорадочного блеска в моих глазах.

Если еще пять минут назад я шел сюда с чувством тупого равнодушия, то теперь неожиданно все изменилось – спортзал, наполненный сдержанным гулом голосов, вдруг раздвинул свои стены до бесконечности, а человеческий говор начал греметь в моей голове весенним громом.

Я, как насильно отлученный от сигарет заядлый курильщик, попавший в курительную комнату, кожей впитывал запахи, знакомые мне с детства: свеженатертого паркета, дезинфицированного татами, насквозь просоленного потом кимоно, истерзанной кожи тренировочных снарядов…

В голову ударил хмель, и по телу пробежала нетерпеливая дрожь: пора! почему медлите?! в центр татами – я готов!

Нас оставили в импровизированной раздевалке – за ширмой в углу спортзала. Кто-то из начальства выступал с речью – судя по голосу, Вилен Максимович.

Я не стал слушать, а, пользуясь моментом, уселся на пол и погрузился в волшебный мир медитации: нельзя выходить на татами в том состоянии взвинченности, которое нахлынуло на меня так внезапно и несвоевременно.

Вскоре мое дыхание выровнялось, я расслабился. Окружающие меня предметы постепенно начали разрастаться до огромных размеров, я видел каждую заклепку на алюминиевых стойках, поддерживающих перекладину со шторой; их шляпки виделись мне размером со сковородку.

Тело стало невесомым, прозрачным и в то же время твердым, как булатный клинок. Руки и ноги казались чужими, и мне теперь ничего не стоило разрубить ребром ладони кирпич, камень… или человеческую кость. И я знал, что при этом не почувствую не только боли, но даже прикосновения или отдачи…

– Ерш, я пошел…

Я медленно возвращаюсь в реальный мир.

Я такой, как несколько минут назад, в то же время – иной. Из сердца ушла злоба, голова стала ясной и холодной, сердце утихомирило свой бег, а по мышцам заструилась энергия, которую я давно не ощущал в себе. – Ни пуха, Галах…

Я твердо смотрю ему в глаза, чтобы приободрить.

– К черту! – восклицает он и исчезает за драпировкой.

Я подхожу к шторе и приникаю к щели. Первый бой…

Галах выстоял. Ему попался парень крепкий, но, похоже, перегоревший еще до схватки. Такое бывает, и нередко. Второй пробил его защиту, словно таран.

Схлопотав прямой в лоб, курсант опустил руки, и Галах добрался до своего любимого солнечного сплетения. За то время, которое я провел в спецзоне, мне не приходилось наблюдать, чтобы кто-либо после его апперкота под дых вставал на ноги в течение минуты.

Нокаут. Зал ответил на победу "куклы" гробовым молчанием.

Возбужденный Галах скалит зубы и довольно подмигивает мне. Он радуется, и я понимаю почему – Второй победил в первую голову себя, свой страх и неуверенность.

Я пытаюсь улыбнуться ему в ответ, но у меня получается кислая гримаса. Я смотрю на Галаха и не вижу его. Я уже там, на татами…

Своего противника я уложил еще быстрее, чем Второй. Видимо, помня мой первый бой в спецзоне, курсант не посчитал меня серьезным соперником и начал схватку довольно небрежно, желая блеснуть голой техникой, чего ему как раз и не хватало.

Я не стал демонстрировать все, что я умел, по-прежнему притворяясь валенком, а просто воткнул ему под сердце кулак, выполнив элементарный удар из серии тао – "глушащий". Не стал потому, что сегодня был "конвейер" – так называемая "мягкая" работа с "куклами", когда их молотили в щадящем режиме, чтобы пропустить как можно больше курсантов через экзаменационное горнило.

К тому же приезжее начальство не одобряло трагических исходов, и не из-за своей доброты и мягкосердечия, а по причине более прозаической: хорошая (а значит, крепкая и выносливая) "кукла" – товар дорогой, дефицитный.

– Ерш, ты, оказывается, парень-жох! – встретил меня горячим шепотом Галах. – Что, съели, козлы?! Молчат. Вот вам болт! – Он продемонстрировал интернациональный жест задернутой шторе. – Мы еще покувыркаемся… Ладно, я пошел…

В этом поединке Второму пришлось трудно. Обозленные курсанты, видимо посовещавшись с тренером, выставили дюжего быка под два метра ростом. По сравнению с ним Галах, несмотря на свои широченные плечищи, казался пигмеем.

Бой длился минут восемь. В нем не нашлось места изощренной технике и тактике, это была самая обычная драка, кровавая и жестокая. И Галах, и курсант не щадили ни ног, ни кулаков, и их дикие, звериные вопли сотрясали зал от пола до подвесного потолка.

Трудно сказать, чем бы закончилось это мордобитие, но Галаху сегодня явно везло: в одной из атак здоровяк курсант промахнулся и попался на болевой прием. Второй дожал его элементарно, матерясь и портя воздух.

Я видел, что ему очень хотелось что-нибудь сломать сопернику, но у того мыщцы были поистине чугунные, да и вмешался рефери – кто-то из командного состава зоны, мне незнакомый.

– Ты видел, Ерш, как я его? Ты видел? Да отстань со своими примочками! – отмахивался Галах от Варварыча, невозмутимо исполнявшего свой врачебный долг. – Подумаешь – он мне нос расквасил. Ну как я его, Ерш, а? Эх, поторопился этот хмырь болотный полотенце выбросить…

Я уже не слушал Второго. В спортзале нарастал гул голосов, не предвещающий нам ничего хорошего. Начальственный экран был усеян сверкающими светлячками зажженных сигарет.

Варварыч, бинтуя окровавленную голову Галаха, сочувственно смотрел в мою сторону. Он имел право на сочувствие, он слишком долго здесь работал и слишком многое знал.

Пауза несколько затянулась. Пользуясь передышкой, я выбросил из головы все ненужное, наносное и сосредоточился. Теперь мой черед…

Ну конечно, это был он. Я не сомневался, что это будет именно он, еще вначале схваток – когда медитируешь, явь становится сном, а будущее приближается на расстояние вытянутой руки.