Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С утра я все ему рассказала, но он не принял меня всерьез. Надо было сразу же собрать вещи и уехать оттуда, но что-то удержало меня. Я хотела избежать душераздирающей сцены на глазах у Смиллы? Или меня просто ошарашила реакция Алекса, и мне нужно было время собраться с мыслями? Как бы то ни было, в тот день я осталась. И после обеда поехала с ними на остров. На пристани он обернулся ко мне. Вечернее солнце окружало его голову кроваво-красным ореолом. Он улыбнулся.
– Как хорошо, что ты изменила свое решение.
Во мне было одно-единственное очевидное чувство. Только один ответ. Насколько помню, мне даже не пришлось собираться с духом, чтобы озвучить его:
– Нет, не изменила.
Мы сели в лодку, поехали на остров, и там Алекс бесследно пропал. Провалился сквозь землю. Несколько дней я искала его, безуспешно пыталась дозвониться. И вот внезапно Алекс снова был здесь. Его дыхание у моего уха было размеренным и удовлетворенным. Очевидно, я сделала все ровно так, как он планировал. Я с силой прижала трубку к уху, чтобы не уронить, и поняла, что он ждет, чтобы я что-нибудь сказала. Но я не проронила ни слова.
– Так соскучилась, что онемела, видимо, – сказал он наконец. – Ты все еще в Морхеме?
Я коротко ответила: «Да». Потом уже готова была спросить, где он сам, но поняла, что сначала надо выяснить более важные вещи.
– Как Смилла, она в порядке? Ты ведь не стал…
Мне не удалось закончить фразу. Страх, подозрения много раз терзали меня после исчезновения Алекса и Смиллы. Невозможное, невыразимое. Не было никакого повода это подозревать… Во всяком случае, если основываться на том коротком промежутке, в который мне удалось наблюдать их отношения. …Что Алекс способен сделать Смилле больно. Что в поисках новой жертвы он выместит на ней досаду, будет играть с ней в свои игры. Нет, я не могла сказать это вслух. Только думала про себя. И все-таки именно по этой причине я осталась в Морхеме после их исчезновения. Потому что я чувствовала тяжесть на своих плечах, бремя, которое нельзя было облегчить, не убедившись, что Смилла в безопасности. Что никакое зло ее не коснулось.
Я вспомнила о пожилом мужчине из коричневого коттеджа, который сообщил, что видел Алекса и Смиллу; вспомнила, что он сказал об Алексе. «Выглядел рассерженным. А может, перепуганным… Сложно сказать точно». Хотя я не знала, можно ли придавать большое значение словам старика, именно они заставили меня в конце концов обратиться в полицию. Ради Смиллы. Я никогда не видела Алекса напуганным, не могла представить себе, что он чего-то боится. Но я видела его внутреннюю ярость, слишком хорошо знала, на что она могла его толкнуть.
Алекс отнял трубку от уха и обратился к кому-то, кто находился поблизости: «Ты точно чувствуешь себя хорошо? Ты можешь сказать, что чувствуешь себя хорошо?» Я услышала вдалеке голос Смиллы. С детским недоумением она послушно повторила:
– Я чувствую себя хорошо.
Я закрыла глаза; изображение двух детских ножек, торчащих из-под кустов, наконец стерлось с сетчатки, перестало терзать меня.
– С кем ты разговариваешь, папа?
Смилле было всего четыре, и все же я слышала в ее голосе настороженность. Пока Алекс что-то объяснял ей про старого друга детства, чувство вины снова напомнило о себе. Я ощущала себя виноватой за свою роль в жизни этой девочки, за то, что вторглась в ее мирок. Я видела ее перед собой, ее дерзкое личико, когда мы причалили к острову и Алекс пытался уговорить меня пойти с ними. Видела, как сверкнули ее глаза, когда он с иронией, которую она вряд ли заметила, сказал: «Отдохнуть всей семьей, дорогая». Она хотела владеть своим папой целиком, а не делить его с чужой женщиной.
Я бросила взгляд через плечо и заметила, что юная Грета в черном одеянии исчезла с поляны. Я снова была одна в лесной глуши. На примитивном кладбище животных, в компании топора. На другом конце Смилла, кажется, неохотно согласилась оставить папу в покое, раз уж он отчитался о том, с кем разговаривает. «Папа просто немного поговорит. Ты можешь взять папин планшет на сколько хочешь. Поиграй в ту игру, которая тебе так нравится. Да, ту, где можно одевать девочку в разные наряды».
Наконец я услышала какой-то хлопок, очевидно, это закрылась дверь, и стало тихо. Смилла больше не стояла рядом, слушая разговор, не следила ревниво за своим папой. Я провела пальцами по топору и сделала глубокий вдох.
– Расскажи мне, – сказала я. – Расскажи, что произошло в тот вечер на острове.
И он рассказал. Смилла только-только начала уставать от приключений, когда они набрели на что-то вроде стоянки на другой стороне острова. Рядом была пришвартована лодка, как будто окровавленная. Смилла отказалась туда залезать, так что ему пришлось самому поднять ее и посадить в лодку. Он объяснил, что это такая игра, что они подшутят надо мной, и поэтому она должна сидеть очень тихо, не кричать и не разговаривать. На веслах они уплыли к другому берегу озера.
Я вздрогнула, несмотря на тепло. Увидела перед собой белую шлюпку. Услышала полный ненависти голос Юрмы. «Так, значит, ты не брала кое-что, что принадлежит нам?» Голос меняется, теперь я слышу не Юрму, а юную Грету: «Я думала, Юрма быстро успокоится. И никого не будут наказывать».
– А потом?
– Ну, потом…
Потом они прошли через лес, ориентируясь на шум, идущий от шоссе. И когда добрались до него, оказалось, что им повезло: один из автобусов до города отправлялся всего через четверть часа. Практически нереальная удача! Смилла проспала большую часть пути домой. На станции он заказал такси.
Вот и все, больше нечего было к этому добавить. Дрожащими руками я расправила куртку на поваленном дереве. Дома, они у себя дома. Там они были все это время, с того самого вечера. Пока подо мной разверзалась бездна, грозясь поглотить, Алекс и Смилла были в безопасности. Он обманывал меня все это время. Я медленно качала головой из стороны в сторону. Я знала. Каким-то образом я все это знала. Но между знанием и пониманием лежит целая пропасть.
– Как ты мог так поступить? – слабым голосом спросила я.
Ответ был словно удар кнута.
– Ты все еще не поняла?
Я беззвучно помотала головой. Хотя Алекс не мог меня видеть, он будто бы уловил этот жест.
– Хотел посмотреть, что ты будешь делать. Уедешь ли сразу или будешь ждать и искать.
Мне пришлось снова сесть. Бревно было твердым и шершавым. Я чувствовала, что меня всю трясет. Руки так дрожали, что пришлось изо всех сил прижать телефон к уху, чтобы не уронить его.
Мой телефон – я ведь нашла его в кровати Алекса после исчезновения. Оказался ли он под одеялом по ошибке или Алекс намеренно положил его туда, когда заправлял постель? Начал ли он планировать это своеобразное испытание еще за несколько часов до того, как мы отправились на остров? Собирался ли он уже тогда исчезнуть вместе со Смиллой и исключить всякую возможность связаться с ним? Могло ли это быть возможным?
– Ты отключил телефон, – сказала я.
– Но что бы тогда было в этом сложного, если бы ты могла мне позвонить?
Внутри все заклокотало. Зачем он в конце концов начал звонить сам, ничего не говоря? Чтобы увеличить напряжение, повысить «сложность». Я спросила об этих молчаливых звонках, которые поступали несколько раз за последние сутки, но Алекс ничего о них не знал. Он уверенно утверждал, что до настоящего момента никак не давал о себе знать. Когда я стала настаивать, он разозлился.
– Да хрен с ним. Это не имеет никакого значения. Важно только то, что ты не свалила. Ты осталась там, значит, прошла испытание.
У меня закружилась голова, ноги стали ватными. Я никогда не падала в обморок, но поняла, что именно так чувствуешь себя за несколько секунд до того, как это происходит. Вокруг и внутри бушевал хаос, тьма медленно поглощала меня, и что же это было? Игра? Экзамен?
– Ты разве не понимаешь, что я это сделал для твоего же блага? Ты говорила всякие глупости… Я просто решил дать тебе шанс как следует подумать. Чтобы ты смогла понять, что не можешь без меня жить.