Читать интересную книгу Двойник китайского императора - Рауль Мир-Хайдаров

-- Наверное, логика в твоих словах есть, но ведь что-то мы впитываем с молоком матери, получаем из генетического кода, -- продолжал гнуть свое Пулат, как всегда рассудительно.

-- А если бы Нора оказалась свободной, как Сталина? -- нетерпеливо спросил Саня.

-- Тогда совсем другое дело. Я бы не только, как ты, закрутил роман, а обязательно женился на ней. Божественной красоты девушка, у меня голова кружится, когда она смотрит на меня, ничего по-добного я до сих пор ни с одной не испытывал...

-- Плохи твои дела, Пулат. Если уж равнодуш-ный азиат, как выражаются о тебе блондинки на-шего института, так заговорил про прекрасный пол...

-- Наверное, ты прав, -- всерьез ответил тогда Пулат, -- и я решил не искушать судьбу: неделю посижу по вечерам над дипломом, а ты развлекайся со Сталиной, а там, глядишь, и вернется Закир Рваный, и все станет на свои места. Если будут интересоваться, куда я подевался, придумаешь что-нибудь...

Так они и порешили.

Наверное, история на том и закончилась бы, и сегодня Пулат не мучился, принимая на душу еще один грех, если бы через три дня Кондратов не рассказал о неожиданном ночном разговоре Сталине. Никаких целей он не преследовал, просто занесло, как обычно, не туда -- случалось с ним такое, хотя он взял со Сталины слово, что сказанное останется между ними. Куда там, да разве можно держать в себе тайну, да такую, что кто-то готов жениться на твоей лучшей подруге! Пожалуй, она посчитала бы такой поступок преступлением и терзалась бы до конца дней своих. Но подобных тонкостей де-вичьего ума Кондратов не предполагал. Женщина может устоять от многих самых невероятных со-блазнов, но от предложения выйти замуж... Тут их словно подменяют -- куда девается их осмотритель-ность, осторожность, взвешенность? И даже вскользь сделанное предложение, намек будят в них дремав-шую доныне фантазию -- какие они планы начинают строить, какие замки возводить, конечно, если ин-терес совпадает! Если бы человеку, опрометчиво сде-лавшему предложение, удалось как-нибудь заглянуть в прожекты, которым дал жизнь, толчок, он, воз-можно, в ужасе бежал бы. И впредь вместо пред-ложения протягивал бы брачный контракт, в кото-ром четко и ясно излагались бледные перспективы на ближайшие десять лет.

Что-то подобное произошло и с Норой, и ее сердце, до сих пор не принадлежащее никому, без раздумий было отдано Пулату, и только ему. Не только у ее возлюбленного холодело в груди, когда она мягко, с придыханием говорила "Пулат"... У нее самой туманилось в голове, когда она произ-носила его имя, она шептала в день сотни раз: "Пулат"...

А какой она представляла совместную жизнь! Прежде всего радовалась, что наконец-то покинет постылый Оренбург, Форштадт с его шпаной. Видела себя то в Москве, то в Ташкенте, то во Владиво-стоке -- Кондратов упоминал о возможных местах распределения. Но чаще представляла себя в Москве. Саня как-то проронил, что Пулата могут оставить на кафедре. Москва мыслилась ей сплошным домом моделей -- вот уж где она, наверное, могла развер-нуться со своими фантазиями, каким бы знатным дамам и известным актрисам шила! Москва для нее не пустой звук, не что-то далекое и чужеродное -- у них в доме иногда говорили о столице, потому что дед, занимавшийся чайным делом, имел некогда особняк на Ордынке, потерянный в революцию. Она то воображала себя в театрах Москвы в вечерних платьях необычайной красоты, то видела себя на залитой огнями и сияющей рекламами улице Горь-кого, которую Пулат с Саней называли небрежно Бродвеем. То представляла свой будущий дом, где она принимает гостей, друзей Пулата и его сослу-живцев, и среди них Сталину с Саней, -- что и го-ворить, были у подружек и такие планы.

Мысли Норы то и дело уносились к Пулату, она строила самые невероятные догадки, отчего он пе-рестал ходить на танцы. Кондратов и тут напустил туману, оттого подружки придумывали одну версию сентиментальнее другой, и во всех вариантах, очень похожих на кино, хочешь не хочешь, а счастью благородных влюбленных мешал злодей, косивший сено в подшефном колхозе. Ей казалось, что дружки Закира застращали Пулата насмерть, да еще тайком, так, что даже Кондратов об этом не ведал. А о том, что они могут запугать кого угодно, и не только студентика из Москвы, Нора, живя на Форштадте, хорошо знала. Отталкиваясь от подобной версии, она фантазировала: как безумно влюбленный Пулат, страстно мечтающий, чтобы она стала его женой, не может одолеть страх перед шпаной. Однажды на работе она подумала, что он, избитый хулиганами, лежит у себя на квартире и, конечно, в таком виде не смеет появляться ей на глаза. От неожиданного открытия она чуть не заплакала, проклинала себя, что до сих пор не могла предположить подобного.

В тот день с работы она ушла пораньше и по-бежала на базар -- как бы ни унижал ее визит, она решила обязательно проведать Пулата. Ведь она счи-тала во всем виноватой себя и больше не хотела полагаться на случай, считала, что пришла пора действовать, защищать свою любовь. Дома она от-варила курицу, напекла с помощью бабушки беля-шей, наложила в банки домашних солений и ва-рений; после долгих раздумий даже достала из бу-фета бутылку вина и вечером вместо танцев отпра-вилась наносить визит. Она настолько уверилась в своей версии, что испытывала такое небывалое волнение, такую искреннюю и глубокую печаль, сме-шанную с жалостью и нежностью к своему воз-любленному, что, когда увидела Пулата живым и здоровым, невольно заплакала и долго-долго не мог-ла успокоиться.

Пулат принялся успокаивать неожиданную, но желанную гостью: он гладил ее волнистые, шелковые волосы, разбросанные по тонким плечам, пытался вытереть слезы. Обнимая содрогающееся от рыданий тело, пьянел от ее близости и чуть не плакал сам, растроганный вниманием, от жалости к ней и к себе. Наконец, улыбаясь сквозь слезы, Нора рас-сказала, что пережила за сегодняшний день и каким она боялась его застать.

Пулат, не избалованный девичьем вниманием и оказавшийся в такой ситуации впервые, и сам вол-новался не меньше Норы. Продолжая обнимать ее, шептал какие-то горячие слова, давно вызревшие в его душе, -- наверное, это и было признанием, которое так жаждала услышать Нора.

Поздно вечером вернувшийся с танцев Кондратов застал молодых людей мирно беседующими на ве-ранде за хозяйским самоваром и по глазам понял сразу, что между ними произошло что-то важное. Так оно и было: они успели обменяться признанием в любви, клятвами в верности и теперь не сомне-вались, что их в жизни ждет только счастье. Они и о Закире не думали, по крайней мере в тот вечер. Нора сказала, что все берет на себя.

Закир должен был объявиться в городе со дня на день -- об этом поступили к Норе свежие све-дения. Расставаясь, она попросила Пулата не при-ходить в "Тополя", пока не уладит отношения с Закиром. Ей не хотелось подвергать любимого бес-смысленному риску, от одних предчувствий беды она извелась, изревелась. Нет, теперь, когда все, казалось, решено, дразнить Рваного не следовало -- в гневе тот становился непредсказуем. Она видела девочкой-подростком однажды, что было, когда он бушевал в парке.

"Коня на скаку остановит, в горящую избу вой-дет" -- сказано это русским поэтом о женщине, и нет для нее преград, нет страха ни перед чем, ни перед кем, если в сердце ее огонь любви. Не могла Нора и часа ждать Закира, не хотела томить свою душу, созревшую для любви, попросила друзей его, чтобы немедленно вернулся в город, и на другой вечер Ахметшин объявился в "Тополях". Обрадо-ванная, кинулась она ему навстречу и тут же увела с танцев. Три часа говорили они в парке и до утра у ее дома на Форштадте. Все было: слезы, мольбы, унижения, уговоры, угрозы, шепот и крик, и даже поцелуи.

"Если не судьба нам быть вместе, стань братом моим!" -- просила она, упав на колени, и как брата обещала любить всю жизнь. Перед таким напором, страстной мольбой, любовью, готовой на любые жер-твы, так знакомой самому Закиру, устоять он не мог, и под утро сломленный Ахметшин поклялся быть братом и как брат обещал беречь ее.

Через день, глубокой ночью, в окно веранды, где жили практиканты, громко постучали. Поздними гостями оказались Ахметшин и Раушенбах; чувст-вовалось, что они уже где-то долго и основательно беседовали. По виноватому лицу Марика можно бы-ло понять, что пришел он сюда отнюдь не добро-вольно. Гости, видимо, разгорячились не одним толь-ко крутым разговором, и сейчас каждый из них держал в руках по две бутылки водки.

-- Пришел познакомиться с человеком, влюб-ленным в мою сестру, -сказал Закир, войдя, и по-ставил на стол бутылки.

Марик за его спиной подавал какие-то знаки, гримасничал. Смысл этих жестов и ужимок означал одно: не бойтесь.

Закир, словно чувствуя, что творится у него за спиной, вдруг сказал устало:

-- Да, да, не бойтесь, любовь, оказывается, ку-лаками не удержишь. Давайте стаканы и поговорим о любви. Марик уверял, что вы очень образованные и интеллигентные парни.