от Наты получила, стал тянуть из меня признание. Как садист какой-то, честное слово. Мне неприятно об этом говорить, больно. Я боюсь сестру… До усрачки просто! Наверное, поэтому не могу ответить, когда она руки распускает. Всё из-за того случая с лестницей. Фиг знает, как я тогда шею себе не свернула. И не сотрясение у меня было, а закрытая черепно-мозговая. Я потом разговаривать заново училась. Вспоминать страшно и забыть не получается.
Вздыхая, разглядываю своё пианино. Мой первый и единственный инструмент. Его ещё мама покупала. Оно стояло у нас в зале и бесило Наташку… Точнее, я её бесила, когда занималась.
Потом сестра выселила «гроб» в однушку и меня сюда играть выгоняла. Треньканья она не выносит. Лучше бы меня вместо пианино в эту квартиру пустила жить. Хата один чёрт пустая стояла. Но нет — Наталье такой расклад не интересен. Я у неё и за повара, и за горничную, и за грушу для битья. Всегда должна быть под рукой.
Дура я трусливая. Давно пора валить от Наты, а я не валю. Сестра мне годами по темечку стучала — я из для тебя всё делала, и мне реально начало казаться, что без неё я не выживу. Мне до сих пор так кажется. Головой понимаю — глупости, а страх остаться одной выгрызает изнутри.
Тихо что-то… Я сажусь на матрасе, прислушиваюсь. Кажется, закончил с замком дядя. Пора домой.
Нахожу свои шмотки — трусикам конец и футболка порвана. Только джинсы уцелели, и то потому что Рамиль их первыми с меня снял — он тогда ещё разойтись не успел. Бешеный мужик, конечно. Внизу живота всё сжимается от сладкого спазма. Хочется остаться…
Мотаю головой, стягиваю с себя футболку соседа и переодеваюсь в своё. Вовремя. Он заходит в комнату.
— Держи, — протягивает мне ключи. — Старые можешь выкинуть.
— Угу, — киваю, забираю связку. — Спасибо за помощь. Я пойду.
Совершаю гениальный хромой манёвр, чтобы обойти Рамиля, но он Эверестом встаёт у меня на пути.
— Обиделась? — сгребает меня в охапку.
— Нет, — прижимаюсь щекой к его груди, тереблю пуговицу на кармане его рубашки. — Я не обидчивая.
— Тогда оставайся у меня, — мурлыкает, запуская лапы мне в джинсы.
— Зачем ты вчера этот разговор начал? — поднимаю голову, смотрю ему в глаза. — Жека тебе всё рассказал. Что ты от меня хотел услышать?
— Гель… — сосед вздыхает. — Я хотел, чтобы ты поняла — мне можно сказать всё.
— А мне? — щурюсь.
— В смысле?
— Просто, — отвожу глаза. — Не хочешь говорить, кто ты и зачем в Падалки приехал — не надо. Но и мне в душу не лезь. Договорились?
— Нет.
Вот упёртый. Чего привязался? Непонятно.
— Давай закроем эту тему, — освобождаюсь от объятий и делаю шаг назад. — Все темы закроем. Мы ведь просто трахаемся, а для этого необязательно разговаривать.
У Рамиля что-то случается с лицом. Синеют губы, и испарина на лбу проступает. Что с ним? Я правду сказала.
Он явно собрался оправдываться, но я мотаю головой:
— Давай не будем… Не провожай.
Иду в прихожую, хватаю кеды и босиком выхожу из квартиры.
Дома оцениваю новый замок — а Рамиль рукастый. Аккуратно всё сделал. Не только самец ого-го, ещё и мастер неплохой…
Открываю все окна — душно в квартире — и брожу по комнатам, не зная чем заняться — прибраться сначала или забить на чистоту и сразу за учебники сесть. Замечаю, что мой телефон, который я вчера благополучно забыла на полочке в прихожей, теперь лежит на кухонном столе.
М-м-м… Кто-то бородатый сунул в него любопытный нос?
Оживляю экран и вижу записную книжку, а в ней новый контакт — «Дядя». Мне смешно, и я смеюсь. Дядя… И тут становится не по себе. Чего у него губы посинели?
Жму на клавишу вызова, жду. Гудков шесть жду…
— Да, — хрипит сосед в трубку.
— Проверка связи, — выдыхаю. — Ты в порядке?
— Кнопка, нам поговорить надо, — заявляет вместо ответа на вопрос. — Я сейчас зайду к тебе.
— Эм-м… Может, вечером? Я сама к тебе зайду, — закрываю глаза, чувствуя, как по телу растекается приятное возбуждающее тепло.
— Ладно, вечером, — неохотно соглашается. — В восемь.
— В девять, — переношу свидание. Из вредности.
— В восемь. Если тебя здесь не будет, приду и накажу, — обещает серьёзно.
Я улыбаюсь и кусаю губы. Мне попался альфа-самец. Не приду я в восемь. Пусть накажет.
— Дядь…
— Чего?
— Сколько тебе лет?
— Сорок… два.
Мать моя женщина! А выглядит он лет на тридцать с хвостиком… У нас двадцать два года разницы!
— Хорошо сохранился, — откашливаюсь.
— Проспиртовался, — ворчит.
— Ничего, что я тебе комплимент сделать пыталась? — мотаю головой — он безнадёжен.
— Мне девушки комплименты ещё не делали, — признаётся с тёплой улыбкой.
Я её не вижу, но чувствую.
В дверь звонят, и я по-английски жму кнопку отбоя. Иду смотреть, кого там принесло с утра в субботу.
Коллега Наташкина припёрлась. Тётка крайне обеспокоена отсутствием моей сестры на работе. Оказывается, Ната не брала отпуск или отгулы. Она тупо не вышла на смены.
Набираю Наташин номер, но на этот раз гудков нет — мне говорят, что абонент недоступен.
— У неё телефон отключен, — сообщаю мадам.
— Я знаю. Потому домой к ней пришла. Надо в полицию заявить, — она говорит решительно. — Человек пропал.
Может, и надо. Странно это всё. Натка за место в больнице держится зубами, а тут — прогулы и телефон вне зоны доступа.
— Я схожу в полицию, — обещаю, поправляя рваную футболку. — Переоденусь сейчас и пойду.
— Сколько её уже дома нет?
— Дней пять, — пожимаю плечами. — Она мне смску написала, что уезжает. Я думала, она на работе тоже предупредила.
— Предупредила, — тётка кривится, передразнивая меня. — Сестры пять дней дома нет, а она думала! — повышает голос. — Я с тобой в полицию пойду, а то мало ли чего, — рычит.
— Вы бы громкость убавили, — советую и кошусь на дверь с номером двадцать шесть, — а то у нас соседи нервные. Особенно один.
Дамочка смотрит на меня с презрением, но кричать перестаёт. Чует на уровне инстинкта самосохранения — я не вру.
Закрываю дверь и иду переодеваться. Хочет со мной идти — пусть идёт. Так даже лучше — подтвердит, что Наталья на работе не появлялась. У нас в Падалках менты ленивые, могут с первого раза заяву не принять, а так хоть шанс появится.
* * *
Сижу в кухне на табурете и держусь за сердце. На столе стакан воды и таблетница с пилюлями. Мотор у меня не первый раз х*рню гонит. Мне прописали лекарство, но я ещё не