мыла бесенка с грязными руками.
– Поторопитесь, господин Огилви. Джордж очень не любит проигрывать.
Спокойный голос прозвучал у него над ухом, плеча коснулась легкая рука. Повернув мокрое от воды лицо, он увидел улыбку, веселую и насмешливую, упивающуюся его страданиями. Пусть Том Тейлор обращается за помощью к кому-нибудь другому, пусть агентство на Сэвил-роу обанкротится или взорвется – с него, Вильяма Огилви, хватит.
– К черту все, я не буду выступать в роли няньки. Трите его сами.
Она подхватила маленького бесенка из его неловких рук и закутала в полотенце. Вопли затихли. Огилви продолжал стоять рядом, красный от бешенства, с него ручьями текла вода.
– Глупец! – сказала она. – Зачем вы приехали в пять, к тому же в среду? Все эти мальчики останутся обедать. Возвращайтесь к десяти, я буду одна.
Он медленно вытер лицо, промокнул галстук, с которого капало мыло. Взял фрак, который тоже был влажен, оглядел ее, стоявшую на коленях и ласкавшую сопротивляющегося малыша.
– Я не могу простить вам мои страдания, – ответил он. – Я промок до нитки. И не люблю детей. Что я получу, если вернусь сегодня вечером?
Она выпрямилась, откинув непослушный локон, упавший на лоб, и проговорила:
– Либо все, либо ничего – выбирайте сами.
Он сбежал вниз, оглушенный детскими криками, схватил шляпу и трость. Бульдог заворчал. Сэм Картер, лакей, которого, насытившись им, выкинул бывший капитан гренадеров Саттон, распахнул перед ним дверь и поклонился вслед. Госпожа Фаркуар помахала ему из окна гостиной. До десяти оставалось четыре с половиной часа. К тому времени опустят шторы и зажгут свечи, и гостиную заполнит таинственный полумрак. Хозяйка дома будет ждать его, одна. Жаль, что он должен увидеться с ней только по делу, но ничего не попишешь, совместная работа – если, конечно, они договорятся – полностью исключает близость. Один неверный шаг – и он погиб. Итак, все учтено… Он направился к Расселл-сквер.
Когда он вернулся в десять, на окнах уже были ставни, но из гостиной пробивался свет. Да, она оказалась права насчет белой двери, притягивающей взгляд как магнит. Он уверенно постучал.
На этот раз ему открыла горничная, маленькая и пухленькая. Ее лицо почти скрывал огромный, как гриб, чепец. И никаких признаков Сэма Картера.
– Добрый вечер. А где лакей?
– Он ложится спать в девять. Хозяйка говорит, что его юный организм нуждается в отдыхе. Вечерних посетителей всегда встречаю я.
– У вас очень мудрая хозяйка.
На этот раз не было ни бульдога, ни шляп. Погруженный в полумрак холл освещала одна-единственная лампа.
– А как вас зовут?
– Марта, сэр. Вообще-то, я экономка. На кухне меня называют госпожа Фавори.
– Прекрасно. Вас уважают. Могу я подняться наверх?
– Прошу вас, сэр. Хозяйка в малой гостиной. Она сказала, что провожать вас не нужно.
Да, великолепно продуманный вечерний ритуал: Марта провожает до лестницы, а на второй этаж посетитель поднимается сам. «Интересно, – мысленно хмыкнул он, – а что сама Марта думает обо всем этом?»
– Значит, это ваша ежевечерняя обязанность?
– О нет, сэр. Только в тех случаях, когда ждут незнакомого человека вроде вас. У господина Даулера, господина Бертона и у его светлости есть ключи.
Вот это да! А что, если все трое явятся одновременно? Они будут, мягко говоря, озадачены, и начнется кровопролитие. Однако она наверняка все рассчитала. Чепчик исчез. Он поднялся по лестнице, и ему показалось, что за дверью гостиной слышится пение. Песенка была ему знакома – она очень популярна в Воксхолле. Этой весной ее распевает весь Лондон.
«Завтра сокрыто завесой от нас, так веселиться мы будем сейчас».
Песенка звучала гораздо лучше, чем в Воксхолле. Пение так расслабляет и успокаивает мужчину, уставшего после тяжелого рабочего дня. О да, она выполнит ту работу, что он от нее ждет, более того, даже удержится на этом месте. Странно – смех из комнаты! Она что, смеется наедине с собой? Кашель, мужской кашель! Что там за дело? Нахмурившись, он постучал в дверь. В гостиной засуетились, послышался шепот, чьи-то шаги. Дверь соседней с гостиной комнаты хлопнула, и раздался ее ясный и спокойный голос:
– Проходите, господин Огилви.
Он вошел и огляделся. Только они вдвоем, больше никого. Все именно так, как он представлял себе: таинственный полумрак, хозяйка дома – на диване, в неглиже, утопает в горе подушек.
– Здесь кто-то был?
В его голосе слышалось подозрение и недоверие. Он всегда терпеть не мог подслушивания, которое позволял только себе, считая себя мастером этого дела.
Она подняла на него глаза и улыбнулась. Отбросив обтянутый кожей брусочек, которым только что полировала ногти, она протянула ему для поцелуя руку.
– Никого, кроме Чарли. Это мой брат. Я отправила его спать, он послушный мальчик.
Она похлопала рукой по дивану рядом с собой, указывая, куда ему сесть.
Все еще полный подозрений, он снова огляделся:
– В этом доме живет вся ваша семья?
– Да, но они не будут мешать нам. Я же сказала вам, что мы чтим узы клана. Это все шотландская кровь, своего рода инстинкт – собрать всех близких под одной крышей.
Он внимательно рассматривал ее. Замечательный цвет кожи, точеная шея, красивые плечи – то, что нужно для выполнения его деликатной задачи. Тейлор говорил, что ей около двадцати семи, что она в течение девяти лет была замужем за пьяницей. Должно быть, у нее сильный характер, раз она выдержала так долго.
– Послушайте, – начал он. – Я не буду ходить вокруг да около. Я пришел к вам по делу, мне нужно с вами поговорить. Не больше.
– Слава богу. Прошлую ночь я не спала: была в Рэмсгейте.
– С лордом Бэрримором?
– Да. А вы с ним знакомы? Он такой душка, но – ах! – ужасно страстен. После встреч с ним я вся в синяках. Не знаю почему. Хотите что-нибудь выпить? Бренди?
– Спасибо.
Теперь, узнав, что у них будет деловой разговор, она села прямо и обхватила руками колени. Она сбросила томную маску и сосредоточилась.
– Итак, рассказывайте, – сказала она. – Я вся внимание.
Он налил себе бренди и сел рядом с ней.
– Давно вы здесь живете?
– Год.
– И как идут дела?
– Неплохо, но раз на раз не приходится.
– Удается что-нибудь откладывать?
– Бог мой, конечно нет. Я живу, подобно таким, как я, сегодняшним днем. Мне не надо платить за аренду, поэтому на жизнь хватает.
– А разве Бертон не снабжает вас периодически деньгами?
– Не будьте глупцом. Джеймс – шотландец. Мне страшно повезло, что у меня есть дом.
– А его светлость?
– Крипплгейт дарит подарки, в основном бриллианты. Дело в том, что мне нравится