Крипплгейта. А где Изабель? Я страшно голодна, дайте мне что-нибудь поесть… Кто это? Джонни, привет. Рада тебя видеть… И тебя, Гарри… И Бобби… Фитцджеральд, ты чудовище, ты меня подвел в прошлый четверг. Лучше бы мы устроили прием в пятницу… Давайте поедем в Сэдлерз-Уэллз: Гримальди вернулся, его шутки просто неповторимы. Мне он так нравится. А кто там стоит в углу? Я его не знаю.
Незнакомец выступил вперед, поклонился, поцеловал ей руку, пробормотал пару ничего не значащих фраз и назвал себя. Он протянул свою карточку, умоляя простить его за подобную церемонность.
Взгляд голубых глаз скользнул по карточке, а потом вновь обратился на лицо незнакомца. «Ей интересно, какого черта мне здесь нужно, – подумал он. – Однако старый Тейлор прав: нам нужна именно такая. Находчивая и честолюбивая. То, что надо».
– Огилви? Мне, кажется, знакомо ваше имя… Я только недавно слышала его. Но не могу вспомнить где.
– Вам, должно быть, говорил обо мне капитан Саттон.
Это озадачило ее. Она пристально разглядывала его, оценивая со всех сторон, потом приподняла брови:
– Простите меня. Но я представляла вас совсем другим. Вокруг Саттона всегда вертятся мальчики с завитыми локонами. Как раз такой служит у меня лакеем, Сэмми Картер.
– Мадам, вы заблуждаетесь насчет меня. У нас с капитаном Саттоном чисто деловые отношения.
– И у меня тоже. – Она опять взглянула на его карточку и прочитала под его именем, чем он занимается. – О! Теперь мне все понятно. Армейский агент. Это все объясняет. Вы, должно быть, очень заняты: сейчас война, а молодые люди горят желанием записаться в армию. Среди моих знакомых много таких.
На ее губах засияла ослепительная улыбка. Итак, его верительные грамоты приняты. Но, как он заметил, карточку оставили для дальнейшего исследования.
– Очаровательный дом, – пробормотал он. – Дело рук Бертона?
Она спокойно взглянула на него. На ее лице не дрогнул ни единый мускул, хотя она наверняка прекрасно поняла его намек.
– Да, – ответила она. – Он его построил, к тому же он мой домовладелец. Бертон шотландец, как вы знаете, и моя мама шотландка. Бертоны, Маккензи и Фаркуары – мы все привержены своим кланам.
Упоминание о кланах сняло напряжение: он понял, в каком они родстве. Тейлор намекнул ему, что она не платит ренту.
– Тэвесток-Плейс расположен в самом центре, – сказал он. – Мне всегда нравился Блумсбери. Оазис в центре вращающегося вокруг мира. У вас, должно быть, широкий круг знакомых, они, наверное, часто заезжают к вам по вечерам?
Он подумал: «Если это не выведет ее из себя, значит она сильна».
Ее взгляд ничего не выразил. Она взяла печенье.
– Близким друзьям здесь всегда рады, – ответила она, – но и они приезжают только по приглашениям.
Это колкость? Ну… возможно. Он налил себе немного хереса.
– У вас необычный дверной молоток. Где вы его нашли?
– В лавке старьевщика в Хэмпстеде. Его выбрал Джордж, мой сын. На святого Валентина ему исполнилось пять… он не по годам развит.
– У вас в доме очень уютно.
– Приятно слышать. Вам нравится белая дверь? Она очень быстро пачкается, но в темноте ее хорошо видно.
Ну, погоди! Он отплатит той же монетой. Он знает, где находится, и ему здесь нравится.
– Вы хотите сказать, – ответил он, – что заблудившийся прохожий всегда найдет дверь?
– Заблудившиеся прохожие здесь не бывают, так же как и уличные торговцы, цыгане со своими метлами. Они могут занести вшей. Всех своих знакомых я предупреждаю, что дом стоит рядом с часовней. Вы тоже, должно быть, это заметили. Очень удобно, когда ходишь к заутрене.
Она улыбнулась и присоединилась к гостям, оставив его на попечение матери. Действительно, удобно ходить к заутрене! Очень удобно для Бертона. И для Бэрримора, и для остальных Возничих. Но слишком далеко от его агентства на Сэвил-роу.
– Еще вина, господин Огилви?
– Нет, спасибо, мэм. Достаточно.
– У моей дочери столько знакомых. У нас всегда много гостей по средам.
Насколько ему известно, народ у них толпится каждый день, но собираются все ближе к полуночи, когда мать уже спит. Если, конечно, не заезжает Крипплгейт Бэрримор. Том Тейлор сокрушался, что, когда тот появляется на Бонд-стрит, он ведет себя крайне неблагоразумно. Ездит в экипаже с парой цугом, дудит в рог и в полный голос распевает песни. Это шокирует живущих по соседству торговцев и будит их жен. Вся Бонд-стрит жалуется, и бедному Тому Тейлору пришлось почти прикрыть свое заведение. Он был вынужден залечь на дно и отправлять своих клиентов по другим адресам.
– Господин Огилви, поможете мне искупать детей?
Великий Боже! Он пришел сюда не для этого. Некоторые молодые люди были готовы на все. Юный Расселл Маннерс уже закатывал рукава, а один ирландский адвокат, Фитцджеральд, который, должно быть, хорошо знал всю процедуру, посадил ребенка себе на спину и уже скакал в сторону лестницы. Неужели это повторяется каждую среду? Если так, Том Тейлор мог бы предупредить его.
– Дело в том, мэм, что я не умею обращаться с детьми.
Подобного объяснения было достаточно для пожилой дамы. Но не для дочери. Голубые глаза пристально смотрели на него от двери гостиной.
– Чепуха, господин Огилви. Это несложно. Намылить мылом и потереть щеткой. Это должно входить в ваши обязанности как армейского агента. Вспомните корнетов.
Черт подери, она все-таки сунула ему ребенка в руки. Извивающийся мальчишка с липкими руками вонзил свои пятки ему под ребра и завопил: «Но!»
– Как ваше имя, господин Огилви?
– Вильям, мэм.
– Ты слышал, Джордж? У тебя появился еще один дядя. У нас уже есть Билл. Этого мы будем звать дядя Вилл.
Спорить было бесполезно, а мальчишка тем временем продолжал пинать его. Огилви взлетел по лестнице, и за ним устремилась вся толпа. На него налетел красный и взмокший Маннерс.
– Все это придумал Крипплгейт, черт бы его подрал. Сказал, что это поддерживает его в хорошей форме. И экономит деньги, которые он тратит на гимнастический зал.
– А почему бы не отказаться?
– Чтобы тебя отсюда выкинули? Ни за что!
Значит, награда, которую получал Маннерс, стоила тяжелого испытания купанием? Маннерс заслужил звание рыцаря, а Огилви – нет. Он швырнул вопящего мальчишку в лохань.
– Дорогой, пусть дядя Вилл сначала вымоет тебе ручки.
Он проклял эти ручки. Он никак не мог удержать мальчишку на месте. Вода заливала ему глаза, рот, голову. Шлеп! – и у него на подбородке повис клок пены, а из соседней лохани раздались торжествующие крики. Девочка, сверкая глазами, запустила в Огилви полотенцем.
– Мы выигрываем, Джордж, мы выигрываем. Твоя очередь.
Ответом послужил рев извивающегося, как угорь, скользкого от