Читать интересную книгу Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов - Сергей Цыркун

Неудачей закончилась попытка спровоцировать антибританскую революцию в Индии, которую готовили Трилиссер и Пятницкий с использованием эмиссара Коминтерна Манабендра Роя и бывшего немецкого агента некоего Раджи Протапа, который называл себя «Раб человечества». Этот человек, автор «Книги религии любви», пытался еще в 1921 г. вовлечь правительство большевиков в какие-то сомнительные валютные операции, что закончилось резолюцией Ленина: «Тов. Чичерин! Кажись, Протап был у меня раз… Назвать его лично мне знакомым абсурд или еще что похуже. С комприветом, Ленин».[269] Теперь время Протапа пришло. На нужды несостоявшейся индийской революции только по линии Коминтерна безвозвратные ассигнования составили не менее 750 тысяч долларов.[270]

Не ладились дела на Среднем Востоке и у военной разведки. Военным атташе в Персии являлся некто Бобрищев, в прошлом резидент советской военной разведки в Финляндии, где «организованная им агентура с треском провалилась». В Персии он завербовал трех штабных шифровальщиков, и, после их ареста, на приеме в военном министерстве персы демонстративно отказались подавать ему руку, что вызвало дипломатический скандал и отзыв советского военного атташе в СССР.[271] С 1927 г. в Персии запрещена деятельность Коммунистической партии.

Попытки установить дипломатические отношения с США и за счет этого легализовать деятельность советских представительств в этой стране также не увенчались успехом. В Южной Америке резидент Коминтерна, некий Краевский растратил и прокутил валюту, выданную ему для организации революции силами индейцев и метисов; на эти деньги его жена, бывшая купчиха, устраивала пышные приемы в лучших отелях Рио.[272] Наконец, осенью 1927 г. возникла острая напряженность в отношениях с Францией: сначала провалилась целая подпольная организация, занимавшаяся промышленным шпионажем и возглавляемая резидентом Разведуправления Красной Армии Еленским,[273] а затем пришлось по требованию французской стороны отозвать советского полпреда (посла) Христиана Раковского-Инсарова, причастного к коминтерновским делам, чтобы сохранить хотя бы видимость нормальных отношений. Все это происходило под аккомпанемент шедшего осенью 1927 г. суда над террористом Шаломом Шварцбардом, застрелившим в Париже Симона Петлюру. Шварцбард, в прошлом анархист, во время Гражданской войны служил командиром отряда в 90 карателей в так называемой Интернациональной дивизии Красной Армии, состоявшей главным образом из евреев, немцев, венгров и китайцев, которая должна была террором подавлять недовольство рабочих и крестьян большевистской диктатурой на Украине (командовал дивизией венгерский наемник Рудольф Фекети). Будучи пойман после убийства Петлюры в Париже, Шварцбард и нанятый ему в помощь адвокат-коммунист А. Торрес утверждали, вопреки действительности, будто Петлюра не противодействовал еврейским погромам на Украине и даже явился их организатором. На самом деле Петлюра противодействовал еврейским погромам и даже написал специальное обращение к народу на эту тему от 18 марта 1921 г.; столь наглая по своему цинизму клевета вызвала возмущение многочисленной украинской диаспоры во Франции, которой к тому же стало известно о связи Шварцбарда с резидентом ОГПУ во Франции М. Володиным. Адвокат Торрес также был связан с ОГПУ, от чекистов же и получал материалы для судебной защиты, и этот факт тщательно скрывался.[274] В итоге Франция перешла в отношении СССР к так называемой политике присутствия, которая означала при номинальном сохранении дипотношений фактический бойкот.

Провал бухаринской внешней политики оживил левую оппозицию. Троцкий и Зиновьев разразились серией статей, в которых разоблачали политический курс Бухарина-Рыкова-Сталина как авантюристический и гибельный для компартии. Они утверждали, что политика «ножниц» приведет к острому конфликту с крестьянством, но не даст никаких результатов, кроме голода и всеобщего недовольства. Как и предсказывали представители оппозиции, крестьянство отказывалось сдавать хлеб по 80 копеек, «ножницы» разоряли крестьянские хозяйства, в городах нарастало недовольство, особенно среди рабочих, которые острее всего ощущали снижение уровня жизни. Все это нашло отражение в заявлении 83 руководителей левой оппозиции, которые требовали предоставления им возможности излагать свои взгляды в партийной печати. Бухарин в ответ пытается задавить левую оппозицию: ее представителям не дают возможности выступать публично, их статьи не публикуют, их самих обвиняют в антипартийном расколе и даже антигосударственной деятельности в трудный момент международной изоляции Советского Союза («фронт от Чемберлена до Троцкого»).[275] Сигнал к этой кампании «любимец партии» подал редакционной статьей в «Правде» от 22 июня 1927 г., которая называлась «Путь оппозиции» и порицала Троцкого и Зиновьева за то, что они критикуют большинство ЦК, используя «обострение международного положения». Когда Троцкий, Зиновьев и другие оппозиционеры пытались выступать, остальные члены ЦК прерывали их грубыми выкриками, мешали говорить. На одном из пленумов 1927 г. во время выступления Троцкого его пытались за руку стащить с трибуны, а во время выступления Бухарина руководитель Уральской парторганизации Шверник швырнул в Троцкого книгу, секретарь ЦК Кубяк метнул в него стаканом, а член Президиума ЦКК Ярославский попал ему в голову тяжелым статистическим сборником СССР.[276]

Высказался по адресу вождей оппозиции и Сталин: «Вы слышали здесь, как старательно ругают оппозиционеры Сталина, не жалея сил. Это меня не удивляет, товарищи. Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает, лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко, и вот они направляют удар прежде всего против Сталина. Что ж, пусть ругаются на здоровье.

Да что Сталин, Сталин человек маленький. Возьмите Ленина… Можно ли удивляться тому, что Троцкий, так бесцеремонно третирующий великого Ленина, сапога которого он не стоит, ругает теперь почем зря одного из многих учеников Ленина — тов. Сталина?».[277]

Ягода, почувствовав в лице Трилиссера сильного конкурента, еще более активизирует свое участие в борьбе бухаринского руководства с левой оппозицией. Он внедряет свою агентуру к оппозиционерам, засылает своих провокаторов на их встречи, прослушивает телефонные переговоры, служебные кабинеты и квартиры лидеров оппозиции. Среди прочих ему удалось завербовать одного из секретарей Каменева.[278] Жена Бухарина Анна Ларина сообщает: в 1927 г. Бухарин рассказывал ей, как они со Сталиным читали расшифровку интимного разговора Зиновьева со своей женой Златой Лилиной, который был записан на квартире Зиновьева.[279] Любопытна дальнейшая судьба тех провокаторов, которые по заданию Ягоды, Агранова или Дерибаса под видом оппозиционеров внедрялись в их среду. Через десять лет они подверглись аресту как настоящие оппозиционеры в прошлом. «Все они гораздо хуже переносили заключение», чем настоящие члены партийной оппозиции, «непрерывно писали протесты и заявления во все инстанции, включая Сталина, — и все получали стереотипные отказы».[280]

Чувствуя свое бессилие перед всюду проникающим ОГПУ, оппозиционеры в августе заявили о прекращении фракционной борьбы на условиях прекращения преследований левой оппозиции и возвращения ее руководителей к партийной жизни. И здесь опять понадобился Ягода. 12 сентября 1927 г. он с помощью некоего бывшего врангелевского офицера, агента-провокатора ОГПУ.[281] «обнаруживает» подпольную типографию, которую якобы использовали в своих целях оппозиционеры, чтобы печатать статьи Троцкого и других вождей оппозиции. Исполнителем этого дела явился уже упоминавшийся выше М. Гай, ранее начальник Политотдела войск ОГПУ, затем командир дивизии имени Дзержинского, а теперь помощник начальника 4-го отделения Экономического управления (ЭКУ) ОГПУ (это отделение курировало Наркомвнешторг). Благодаря делу о типографии Гай поднялся еще на одну ступеньку в служебной лестнице, став начальником 8-го (информационно-агентурного) отделения ЭКУ ОГПУ. Оппозиционеры подали заявление о провокационном характере этого дела, что было расценено в Политбюро как возобновление фракционной деятельности. Сталин, выступая на Октябрьском Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК 1927 г. и мастерски разыгрывая обманутое миролюбие, заявил согласно стенограмме следующее:

Сталин.… На прошлом пленуме ЦК и ЦКК в августе этого года меня ругали некоторые члены пленума за мягкость в отношении Троцкого и Зиновьева, за то, что я отговаривал пленум от немедленного исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. (Голоса с мест: «Правильно, и теперь ругаем».) Возможно, что я тогда передобрил и допустил ошибку, предлагая более умеренную линию в отношении Троцкого и Зиновьева. (Голоса: «Правильно!». Тов. Петровский: «Правильно, всегда будем ругать за гнилую «веревочку»!») Но теперь, товарищи, после всего того, что мы пережили за эти три месяца, после того, как оппозиция нарушила ею же данное обещание о ликвидации своей фракции в специальном «заявлении» от 8 августа, обманув еще раз партию, — после всего этого для мягкости не остается уже никакого места. Теперь надо стоять нам в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. (Бурные аплодисменты. Голоса: «Правильно! Правильно!». Голос с места: «Троцкого надо исключить из партии».) Это пусть решает съезд, товарищи.[282]