— Ненавижу эти интервью.
— Но с каждым днем у тебя получается все лучше, — поставив ее на ноги, я встаю рядом и, обхватив руками ее лицо, целую ее еще один раз. — Просто дай знать, когда закончишь.
После ухода Таси я так долго, как только могу, катаюсь на велосипеде, выбрав длинную дорогу, что ведет на пляж и велотреки. Несмотря на наш прерывистый сон, перемежавшийся, нет слов, насколько безумным сексом, я полна энергии, которая кажется безграничной. Я еду от Пасифик-бич до Карлсбада, крутя педали и ощущая, как сердце качает кровь резкой ликующей пульсацией.
Мне было больно, когда умерла мама. Долгое время была угрюма, расстроена и обозлена на весь мир. Я ненавидела своего отца за то, что он оставил меня. И не могла себе представить, что смогу когда-нибудь ощутить настоящее удовлетворение или радость, но теперь у меня есть и то, и другое. Магазин успешно работает. Дом по большей части оплачен. А этой ночью в моих объятиях спала любовь всей моей жизни — в моей постели, где, я надеюсь, останется навсегда. Большего мне и не надо.
***
Над дверью звенит колокольчик, когда я вхожу в магазин, и меня окутывает странное спокойствие. На часах нет и половины двенадцатого, а несмотря на обычный будний день, в проходах между стеллажами толпится народ, кто-то развалился на диване в передней части зала, а кто-то столпился вокруг пинбол-автомата в дальнем углу. Оля стоит за стойкой, перед ней длинная очередь.
Она кивает мне, но воспоминания о сегодняшней ночи еще так свежи, что я не уверена, смогу ли следить за выражением своего лица, особенно рядом с Олей. Учитывая её бзики и шизанутость, я частенько удивляюсь, как ей вообще удается хоть на что-то обращать внимание.
Кивнув Оле в ответ я обхожу стойку, вхожу в свой кабинет и вешаю куртку на крючок.
И только сейчас мне приходит на ум, что не совсем ясно, что происходит. Если я все правильно понимаю, мы с Тасей — пара. Просто не знаю, кого еще нужно поставить в известность. Тася не вписывается в стереотипы; она, конечно, делится личным, но в микро-дозах, причем зачастую спустя время. Вполне возможно, она не станет спешить и дождется встречи с Полиной, чтобы рассказать ей о произошедшем. Тася никогда не была из тех женщин, кто, едва закрылась дверь за девушкой, бежит выбалтывать подружкам подробности.
И это ставит меня в странную ситуацию: если я расскажу Насте, а она в свою очередь Полине, и она узнает от неё, прежде чем ей успеет рассказать Тася, у Таси будут проблемы, и, возможно, у меня тоже. Если же я поделюсь со Светой, и она проболтается Кате — а она стопудово проболтается — не стоит и надеяться, что Катя в ту же секунду не позвонит Полине.
Так что мне никак нельзя ставить в известность Олю: если она узнает раньше всех, у Полины лопнет голова от злости. Не говоря уже о том, что она и так собиралась сделать хэштег #Олявсегдаправа, залить картинки и каждую подписать теми же словами, что она без конца нам твердила: «Трахнитесь уже, и покончим с этим».
Как хорошо, что я преуспела в сокрытии очевидного… Хотя кого я обманываю? Нет ни одного человека — кроме, пожалуй, Таси — кто бы не знал, что я в нее по уши влюблена.
Я иду в переднюю часть магазина к покупателям. Один из моих постоянных клиентов ищет свежий выпуск «Соколиного Глаза», но, проверив, я вижу, что он раскуплен.
Следующим пришел сорокалетний мужчина с коробкой всякого старья, который остался после продажи гаража. Покопавшись в ней, я не нахожу ничего интересного. Потом помогаю парочке найти для них первый большой совместно купленный комикс — «Капитан Америка». Он был выпущен в 1947 году, где Кэп и Баки обнаруживают, что Красный Череп все еще жив, хотя они думали иначе. Этот комикс — нестареющая классика.
И все это время я ощущаю на себе пристальный взгляд Оли.
Когда толпа понемногу редеет, я возвращаюсь к прилавку взять тряпку, чтобы протереть пинбол-автомат.
— Тут сейчас было просто сумасшествие, — вытащив из кассы стопку двадцаток и перебирая, чтобы те лежали лицом к лицу, говорит Оля.
— Ага, как раз подумала о дополнительных людях.
Она на мгновение замирает и потом поднимает голову.
— Кого-то в смысле работать здесь?
— Ну да.
Оля встрепенулась.
— А я буду их обучать?
Она идет за мной следом, и я оборачиваюсь.
— Конечно.
— Значит, я буду тут главная. Аж вторая в команде. Как Вонг у доктора Стрэйнджа.
Я смеюсь.
— Ну да. Или Робин у Бэтмена.
— Бэтмена? Давай-ка не заходить слишком далеко. Лучше Фогги Нельсон у Сорвиголовы. Причем в фильме.
Остановившись возле стеллажа, я начинаю поправлять книги серии «Выбери себе приключение».
— Конечно, — пожав плечами, снова отвечаю я.
Оля громко стучит костяшками по стойке.
— Ну ладно, что случилось?
— Случилось? — переспрашиваю я. — Да ничего не случилось.
— Ты согласилась на Бена Аффлека из Сорвиголовы? И просто позволишь мне спокойно разглагольствовать об этом?
Я возвращаюсь к передней части магазина.
— А что? Нормальный же был фильм.
— Норма…
Перебив её на полуслове, звенит дверной колокольчик, и я слышу, как один из наших завсегдатаев окликает Тасю.
Мое тело напрягается, а сердце срывается на галоп.
Допустим, я решила не говорить Оле, Насте или Свете, и держать рот на замке, но как при этом собиралась делать вид, будто ничего не произошло? Это вообще возможно?
Чувствую, что одного взгляда на нее будет достаточно, чтобы вся эта ночь стала написана у меня на лице.
Оглянувшись через плечо, я вижу, как собранные в хвост волосы Таси раскачиваются при ходьбе. Когда она никуда не спешит, ее хвост покоится в середине спины. Но когда она идет вот так, как сейчас — целенаправленно — его будто раскручивает и подгоняет ее энергия.
Она направляется прямо ко мне и явно с каким-то умыслом. Я всем телом разворачиваюсь к ней.
— Эй, ну как там видео-чат?
Непринужденно и спокойно. Все, как обычно.
Оля наблюдает, как она, промчавшись мимо неё, игнорирует мой вопрос и, остановившись прямо передо мной, хватает меня за затылок и тянет вниз к себе. С легким вздохом она встречается губами с моими, и с одним резким порывом все звуки в зале исчезают. Нагрев кровь, по моим венам течет похоть, от которой плывет перед глазами.
Тася пахнет, как и всегда — сладким медовым ароматом ее мыла — а ее губы такие же мягкие, как и были, когда я поцеловала ее через открытое окно машины перед отъездом несколько часов назад. Мой мозг настолько занят этим анализом, что ему требуется время, чтобы понять: Тася меня целует. Прямо сейчас. Здесь, посреди моего магазина.
Да катись оно все.
Мои руки погружаются ей в волосы наклонить ее голову, язык скользит по ее, и все это ощущается идеальным способом объявить о происходящем. Хотела бы я, чтобы здесь были все, и мы покончили бы со всем этим одним махом.
Рядом кто-то покашливает, и когда Тася делает шаг назад, картинка снова обретает четкость. Оля стоит, прислонившись к стойке и скрестив лодыжки, а её брови уже почти улетели к полотку.
Тася улыбается и смотрит на меня с поблескивающим в ее глазах обожанием.
— Мы можем немного поговорить у тебя в кабинете? — затаив дыхание, спрашивает она.
Она идет за мной, и ее присутствие позади как радиация с широким радиусом — ее влияние огромно. Я хочу повернуться и целовать ее, пока мы идем. Это пьянящая одержимость, из-за которой я хочу без конца прикасаться, до тех пор пока наша кожа не заболит, или не захочется есть и пить. Я жажду это, жажду ее.
Войдя в кабинет, она закрывает дверь и прислоняется к ней спиной, улыбаясь мне.
— Привет.
— Привет, — не знаю, улыбалась ли я когда-нибудь так широко; эта улыбка ощущается чересчур широкой для моего лица. — Было милое шоу.
Она слегка пожимает одним плечом.
— Спасибо.
— Интересно, сможет ли Оля сдвинуться с места. Это было потрясение всей её жизни.
Тася со смехом отвечает: