в нашем тире.
— Знаешь, Пётр, что я сегодня понял? Рабочие уже не пойдут умирать за свободу. Они сникли и утратили боевой дух. Я их понимаю, у многих есть семьи, которые надо кормить. А большинство просто боится.
— И Гапон перед отъездом успел охладить желание рабочих своими примирительными речами, — заметил Рутенберг. — Увы, нам осталось только одно — террор.
— Согласен с тобой, — произнёс Савинков. — Но нужно смотреть правде в глаза — Боевая организация разгромлена.
— Борис, это война. Придётся искать людей и создавать её заново. У тебя это получится.
На проспекте они простились. Дома Рутенберга ждал ужин. Тёща приготовила и подала на стол ячневую кашу со свининой. Женя сидел рядом с ним и ел с аппетитом, ему нравилась бабушкина еда. Потом пили чай с вареньем и блинами. Ольга кормила Толю грудью. Поев, Пётр помог жене запеленать мальчика и уложить его в колыбель. По просьбе жены он подбросил поленьев в печку. Она разгорелась ещё сильней, и её мягкое тепло разлилось по квартире.
Вооружённое восстание в Москве и других городах было жестоко подавлено властями. В Санкт-Петербурге арестовали главарей Совета рабочих депутатов, и он прекратил свою деятельность. Это укрепило позиции «силового блока» в правительстве, возглавляемого министром внутренних дел Петром Дурново. По его распоряжению градоначальник фон дер Лауниц запретил заседания в недавно открытых отделах «Собрания». Витте пытался исполнить свои обещания и позволить Гапону и его профсоюзу действовать. Но Дурново составил доклад на имя царя о нежелательности легального рабочего движения и «Собрание» было окончательно закрыто. В начале 1906 года в прессе началась кампания против Гапона и его соратников. Поводом к ней стало письмо бывшего сторонника Гапона Петрова, которое он опубликовал в газете «Русь». В своём письме он рассказал о получении Гапоном тридцати тысяч рублей от правительства Витте. Публикация вызвала скандал в обществе, который не удалось погасить даже опровержением руководства «Собрания», что деньги предназначались для компенсации убытков, связанных с закрытием его отделов. Возмущённый Гапон попросил рабочего Черёмухина убить предателя и даже дал ему для этого свой револьвер. Кампания против него и его организации приобрела характер подлинного преследования. Гапон, предчувствуя покушение на его жизнь, теперь всегда брал с собой револьвер и перемещался по столице с телохранителями. Одновременно он обратился в газеты с открытым письмом, в котором выразил готовность предстать перед общественным судом. Ему удалось получить поддержку от известных политических деятелей, согласившихся на участие в таком суде. В то же время неодолимое стремление Гапона вернуть себе своё детище — «Собрание» со всеми его отделами — подтолкнуло его к роковому решению пойти на сотрудничество с политической полицией.
3
Рутенберг в начале февраля нелегально проживал в Москве, спасаясь там от полицейского преследования, возобновившегося после укрепления позиций министра внутренних дел и его «силового блока». От Савинкова ему было известно о подготовке Боевой организацией покушения на Дурново.
Появление у него на квартире Гапона удивления не вызвало: Ольга Николаевна, знавшая об особых отношениях между ними и доверявшая ему, рассказала, как его найти. Рутенберг следил в последнее время за его травлей в прессе и даже сочувствовал другу, попавшему в жесткий и умело управляемый сверху переплёт. Добротный костюм на нём находился в явном конфликте с его бросающимся в глаза состоянием — Гапон был подавлен и угрюм.
— Сегодня утром приехал из Петербурга повидаться с тобой, — начал он разговор. — Хочу сообщить тебе нечто очень важное.
— Я тебя внимательно слушаю, Георгий.
— Нет, вечером поедем в «Яр», там и поговорим, — заявил Гапон.
— Но там нас выследят и арестуют. Любой сыщик тебя узнает и меня из-за тебя раскроет.
— Верь мне, Пётр. Никто нас не арестует. Кроме того, я уже пригласил в ресторан хозяйку твоей квартиры и моего ученика-семинариста с женой.
— Я не желаю туда ехать, — произнёс Рутенберг. — Да и при гостях поговорить мы не сможем.
Гапон был взволнован и удручён, искоса поглядывал на него и избегал встретиться с ним взглядом. Договорились, что они встретятся сегодня вечером ещё раз.
— Мы всё-таки поедем в «Яр», Пётр. Ты же видишь, настроение у меня хуже некуда. Хочется хоть немного развлечься. И перед людьми неудобно, я ведь их уже пригласил.
— Ладно, там будет видно.
В девять часов вечера Гапон появился у него на квартире снова. Он уже успел немного успокоиться и настроиться на трудный для него разговор.
— Из всех твоих товарищей я ценю только тебя одного, — сказал Гапон. — Они на всё смотрят слишком узким взглядом. Поклянись, что всё, что будет сказано, останется между нами.
— Я обещаю, — произнёс Рутенберг.
Он не ожидал подвоха. Он ещё не знал, что ему откроется ящик Пандоры и что новые обстоятельства вызовут драматические последствия, которые оставят глубокий след в его судьбе.
Гапон начал свой рассказ с переговоров, которые вёл через Мануйлова в ноябре, окончившихся его отъездом из страны. Вернулся он раньше оговоренного срока из-за усиленной слежки, которой подвергся в Париже, и недобрых известий из России. Оказалось, что отделы «Собрания» закрыты и выплачено только 7000 рублей, обещанных Витте. Выяснилось, что много хлопотавший по его делам журналист-либерал Матюшенский скрылся, увезя с собой оставшиеся 23 000 рублей. Гапон продолжал встречаться с Мануйловым, пытаясь вновь добиться открытия отделов профсоюза.
— Когда Витте потребовал от Дурново снять запрет, тот пригрозил отставкой, — сказал Гапон. — Его влияние в кабинете весьма велико. И вот на очередной встрече Мануйлов мне заявил, что со мной хочет