Но сейчас мне важно другое. Вы же знаете, что в городе с октября месяца действует Совет рабочих депутатов.
— Конечно. И там главную роль играют социал-демократы, Хрусталёв-Носарь и Лев Троцкий. Они выступили с призывом к вооружённому восстанию.
— Я предлагаю, Иван Фёдорович, вернуть «Собрание» к жизни и настроить его против Совета рабочих депутатов.
— Но как это сделать? — спросил Мануйлов. — Ведь сам Гапон хочет быть во главе восстания. По нашим сведениям, он активно участвовал в операции по доставке оружия на корабле.
— Но, по-моему, он с тех пор изменился, — произнёс Витте.
— Я это тоже почувствовал во время нашего разговора. Он не сблизился с социал-демократами, вышел их партии социалистов-революционеров.
— Главное, Иван Фёдорович, чтобы он отказался от вооружённой борьбы. Постарайся его убедить в неспособности кровопролития решить проблемы рабочих. Манифест даёт им почти всё, что они желали получить.
— Нужно прийти к соглашению с ним, — заметил Мануйлов. — В нём как бы две части: что даём ему мы, и что хочет от нас он.
— Я думал об этом и утром сделал наброски программы, — сказал Витте и передал собеседнику исписанный им лист бумаги. — Познакомьтесь с ней и предложите ему. Если он напишет воззвание к рабочим в этом духе, значит, он принял наши условия и заинтересован в нашем сотрудничестве.
Гапон согласился с программой графа Витте и в воззвании к рабочим написал об отказе от вооружённого восстания и противостоянии революционным партиям. Рутенберг его прочёл и не без сожаления понял, что Гапон изменил своим прежним воззрениям.
Он решил как можно раньше с ним встретиться. Георгий Аполлонович согласился, хотя и без большого желания, и Рутенберг это почувствовал.
— Георгий, что с тобой? Твоё воззвание отвергает многое из того, к чему ты призывал своих людей.
— Это просто игра. Я в последнее время всё больше склоняюсь к мысли, кажется, Макиавелли, что для достижения цели все средства хороши.
— Но ты отвергаешь вооружённую борьбу с самодержавием, не желаешь идти вместе с нами.
— Пётр, меня вынуждают идти на это обстоятельства. Мне угрожают арестом и судом, закрыли «Собрание». Меня вынуждают уехать из страны. Я больше так не могу.
— Жаль, Георгий. Неужели, ступая на этот путь, ты не понимал, что жизнь революционера — это тюрьмы и каторга, это изгнание и борьба с невзгодами.
— В Европе, Пётр, я увидел и другую жизнь. Наши революционеры там неплохо проводят время. А многие идут на соглашение с властями и не желают никаких революций.
— Там эти революции уже давно произошли! — вспылил Рутенберг. — А в России самодержавие и гнёт.
— Кстати, манифест даёт нам многие свободы, — произнёс Гапон. — Почему мы должны от них отказываться?
Рутенберг вздохнул и посмотрел на сникшего Гапона.
— Ладно, пойду я, Георгий. У меня Ольга скоро рожает.
— С божьей помощью, всё будет хорошо, — пожелал Гапон. — Буду за неё молиться.
Он вскоре провёл объединительный съезд бывших отделов «Собрания» и сумел убедить рабочих отказаться от насильственных действий и поддержать выборы в Государственную Думу. Гапон уехал в конце ноября. Граф Витте дал ему на это тысячу рублей из своих личных сбережений.
2
Прошло несколько дней в беспокойном ожидании родовых схваток у жены. Вечером Ольга застонала от болей внизу живота. Рутенберг помог ей спуститься на улицу и посадил в экипаж. В больнице, где Ольгу уже ждали, её сразу положили в палату для рожениц. Ночью она родила мальчика. Они назвали его Толей. Пинхас был счастлив, он хотел ещё мальчика, и судьба ему благоволила.
По поручению ЦК Рутенберг продолжал возглавлять Петербургский боевой комитет. По его предложению, город разделили на районы. В каждом из них организовалась своя боевая дружина. Рутенберг руководил Нарвской, в которую он собрал знакомых ему заводских рабочих. От Бориса Горинсона, одного из помощников, он уже знал, что летом Хаима Гершковича арестовали и казнили. Мало-помалу они добывали и прятали оружие, но его для вооружения всех рабочих всё равно не доставало.
Однажды в декабре Савинков сообщил Рутенбергу, что желает встретиться с дружинниками.
— В Москве началось вооружённое восстание, Пётр, — сказал он. — Я хочу лично убедиться в их боеспособности. Нам с тобой нужно проверить их готовность с оружием в руках защищать завоёванные свободы.
— Хорошо. Я позову людей, — ответил Рутенберг.
В маленькой накуренной комнате собралось человек тридцать. Рутенберг выступил с короткой речью. Он сказал, что в Москве восстание, что не сегодня-завтра оно начнётся и в Петербурге, и призвал товарищей приготовиться к боевым действиям. Рутенберга уважали и внимательно слушали. Когда все разошлись, друзья вышли на улицу. Недавно выпавший снег хрустел под ногами, на город опустились сумерки, и звёзды тускло светили в просветах рваных облаков.
— Ничего у нас не получится, Пётр, — вздохнул Савинков. — У тебя несколько десятков человек, в других районах та же картина. Всего наберётся, может быть, тысяча на весь огромный город.
— Потому что не хватает оружия, Борис. Я бы привёл ещё сотни людей.
— А у генерал-губернатора в гарнизоне десятки тысяч солдат, и они вооружены и прекрасно обучены. Пётр, одного пыла мало, нужно ещё и умение.
— Мы каждую неделю проводим стрельбы