немцев в экипажах появились раненые и убитые, но и советские самолеты не остались безнаказанными. Ведущий вышел из пике нормально, а вот ведомый, похоже, нарвался на очередь «флака» и рухнул в воду метрах в пятидесяти позади лодок.
На повторную атаку уцелевший Пе-2 не решился и довольно быстро скрылся на востоке. Через полторы минуты чуть в стороне прошла пара «мессершмиттов», пытавшихся, видимо, догнать уходивший к своим бомбардировщик. Наблюдать за развитием событий я не стал, вновь погрузившись в воду.
До берега я добрался за пару минут. На мне все еще была немецкая форма, и я, не скрываясь, выбрался на узкий пляж напротив позиции одной из зениток, тщательно скрытой в прибрежных кустах. Расчет «флака» обратил на меня внимание не сразу. Они видели, что одна лодка опрокинулась, и появление на берегу мокрого солдата в немецкой форме не вызвало у них никаких подозрений.
Когда я подошел ближе, унтер, командовавший расчетом, лишь усмехнулся:
— Пришлось искупаться?
— Не без этого, — устало ответил я, — не угостите сигаретой, герр фельдфебель?
Я не выглядел опасным, да и сам диалог расслабил немца и позволил мне подойти ближе, а главное, скрыться в кустах от посторонних взглядов. Расчет «флака» — семь человек, во всяком случае, у этой модификации. Я не зря выбрал именно эту пушку. Помимо хорошо замаскированной позиции она была еще и самой мощной из прикрывавших заслон зениток — счетверенной. Колесный лафет стоял чуть в стороне, тоже тщательно закиданный ветками.
— Сейчас, — ответил фельдфебель и развернулся к своим товарищам. Сбитый советский бомбардировщик явно поднял командиру расчета настроение.
Умер он практически мгновенно, причем мой удар никто из остальных немцев не заметил. Я помнил, что среди солдат противника иногда попадаются неплохо обученные бойцы, но в данном случае мои опасения оказались напрасными. Судя по всему, зенитчики хорошо знали свое дело, но рукопашная схватка была явно не самой сильной стороной их подготовки.
Какие-то осмысленные действия попытались предпринять только рядовой и ефрейтор, находившиеся дальше всего от меня. Времени на осознание опасности у них было больше, чем у их товарищей, но помочь им это не смогло. Ефрейтор хотел закричать и поднять тревогу, но брошенный с двух метров нож оборвал эту попытку, и противник издал лишь слабый хрип. Оставшийся солдат рванулся к своей винтовке, хотя логичнее было попытаться прикрыться корпусом пушки и позвать на помощь, но в стрессовой ситуации человек делает то, что вбито в него на уровне инстинкта. До «маузера» немец так и не добрался.
Вся эта возня не привлекла особого внимания. После атаки советских пикировщиков зенитчики перезаряжали орудия и лязг и металлическое позвякивание не вызывало ни у кого никаких вопросов, а экипажи лодок были далеко, да и своих забот у них после налета тоже хватало.
«Мои» зенитчики, кстати, справились со своей работой быстро, и я получил в наследство полностью готовую к стрельбе пушку. Я не рассчитывал на то, что успею ее перезарядить, но надеялся, что будет достаточно и тех снарядов, которые находились в уже присоединенных к орудию магазинах.
Я воспользовался видом с орбиты и внимательно изучил диспозицию. Пехотное прикрытие с внешней стороны оцепления отсутствовало. Немцы сконцентрировали все усилия на том, чтобы не выпустить нас из западни, и за своими спинами они не чувствовали опасности — это был их тыл, и удара оттуда они не ждали.
Для меня наибольшую угрозу представляли минометы и «штурмботы» противника. Шансов уйти по суше я не видел, и собирался опять использовать для отхода Днепр, но в мою задачу входило не только личное спасение, но и создание у врага уверенности, что из мышеловки вырвалась вся группа.
Дальше медлить было нельзя — в любую минуту здесь могли появиться немцы. Я уселся в кресло стрелка и навел пушку на первую цель. Шквал снарядов их четырех стволов прошелся по позициям двух «флаков», установленных чуть в стороне, сметая расчеты и превращая скорострельные зенитные орудия в груду покореженного железа.
Я развернул пушку на девяносто градусов и расстрелял весь остаток снарядов по «штурмботам», как раз успевшим восстановить порядок после авианалета и выстроившимся в аккуратную линию. Три лодки эффектно вспыхнули — трассирующие снаряды разбили им моторы или попали в канистры с бензином. Досталось и другим катерам, хоть, к сожалению, и не всем. Механизм заряжания лязгнул, проглотив последние снаряды, и пушка замолчала.
Дальше испытывать судьбу я не стал, и, воспользовавшись, тем самым кустарником, который немецкие зенитчики так умело применяли для маскировки, бросился вдоль берега прочь от позиции «флака». Огнестрельного оружия у меня не было, да и не собирался я воевать в одиночку с сотнями немцев. Моей задачей сейчас было оторваться от преследования, а в этом деле лишний груз на пользу не идет.
Днепр лежал слева от меня. Западный берег в этом месте был довольно пологим, так что доступ к воде мне ничто не перекрывало. Сзади раздался взрыв. Видимо, немцы бросили гранату, прежде чем ворваться на оставленную мной позицию зенитки. Простучала автоматная очередь. Били, скорее всего, вслепую по кустам. Я пробежал уже метров триста, и впереди показалось открытое пространство.
Пора было уходить в воду. Я метнулся к берегу и почти без всплеска нырнул в реку. Плыть вниз по течению я не стал — это было бы слишком очевидно, да и привести в негодность все «штурмботы» противника я, к сожалению, не смог — элементарно не хватило снарядов, но даже если бы и смог, накрыть реку ниже по течению из минометов не догадался бы только идиот.
Я плыл обратно — внутрь кольца оцепления. Туда, откуда только что с такой помпой вырвался. Немцы словно взбесились. С противоположного берега непрерывно долбили зенитки. По кому они стреляли, я так и не понял. Залпами били минометные батареи. Навстречу мне дрейфовали по течению горящие «штурмботы» и тела раненых и погибших немцев из их экипажей. Я плыл у самого дна, и меня никто не замечал, но зато уцелевшие немцы служили надежным живым щитом — боясь зацепить своих, немецкие минометчики стреляли куда-то далеко мне за спину, туда, где, по их мнению, могли находиться уходящие к своим русские диверсанты. В ушах отдавались громовые удары разрывов, но на таком расстоянии это было не так уж и страшно.
А потом весь этот цирк как-то разом прекратился. Впрочем, не удивительно. Так часто бывает, когда на арене появляется некто, способный принимать быстрые решения в нестандартных ситуациях и наделенный достаточной властью, чтобы его слушались с полуслова.
* * *
— Товарищ комиссар