маскируется и ждет темноты. После снятия противником речного заслона он уходит вплавь вниз по течению с последующим выходом в расположение наших войск в полосе обороны сто шестьдесят девятой дивизии. Приказ ясен?
— Что делать с пленным, товарищ капитан? — сосредоточенно уточнил младший сержант.
— Он видел, что нас четверо, — пожал плечами капитан и Никифоров молча кивнул.
— Товарищ капитан, а мое мнение имеет значение? — я постарался, чтобы мой голос звучал спокойно.
— Нет, — все также невозмутимо ответил Щеглов.
— Даже если это будет план, который позволит уйти всем?
— Это нереально, младший лейтенант. Ты же сам видишь, что происходит. Пока немцы не убедятся, что уничтожили нашу группу, они не успокоятся.
— Есть еще один вариант, при котором немцы прекратят поиски, — произнес я, глядя командиру в глаза, — если они решат, что группе удалось прорваться и уйти.
— Не смешно.
— Товарищ капитан, для меня одного заслон на реке вполне преодолим. Я могу устроить имитацию прорыва с последующим отходом группы.
— В одиночку?
— Всю группу, да даже еще кого-то одного я мимо заслона не протащу.
— Ну, допустим даже, что у тебя получилось, — не сдавался Щеглов, — но если ты будешь находиться за пределами кольца оцепления, немцы воспримут твою провокацию не как прорыв изнутри, а как атаку снаружи, причем неудачную. Это ничего не изменит.
— Смотря как спектакль для немцев организовать. Тут заранее не спланируешь — надо на месте все решать. Если ничего не получится, буду выходить к нашим, как вы и приказываете, а если дело выгорит, вернусь за вами. Вы, главное, спрячьтесь получше, продержитесь до темноты и дождитесь меня. Если ночью за вами не приду, значит, ничего у меня не вышло, и вам надо выбираться самим.
Капитан задумался, взвешивая все «за» и «против» и сравнивая мысленно шансы на успех своего плана с перспективами моего предложения.
— Одно условие, Нагулин, — наконец принял он решение, — ты возвращаешься за нами только в том случае, если тебе не придется для этого прорываться через оцепление. В ином случае немедленно отходишь вниз по реке. Вопросы есть?
— Только один, товарищ капитан. Даже не вопрос, а предложение. Давайте оставим пленного на этом острове привязанным к дереву и с кляпом во рту, а сами за его спиной, но так, чтобы он увидел, уплывем отсюда. Это спутает немцам карты, а когда я подниму шум, слова пленного будут работать на версию, что группа действительно покинула архипелаг и пошла на прорыв.
— Странный ты, Нагулин. Слишком гуманный для разведчика. Обещал немцу жизнь, и держишься за свое слово, хотя суток еще не прошло, как несколько сотен таких же солдат при твоем непосредственном участии отправились в ад. Ладно, в твоих словах есть смысл — хуже не будет.
* * *
Прежде чем окончательно покинуть архипелаг, я вынырнул в зарослях камыша у берега самого южного острова и еще раз оценил силы противника. Колечко вокруг нас выковалось весьма прочное, и я бы даже сказал — избыточно прочное.
По берегам пехота образовала цепь постов и патрулей с взаимно перекрывающимися секторами ответственности, причем выпадение из этой сети даже нескольких звеньев одновременно совсем не гарантировало, что прорыв не будет обнаружен. И это не считая постоянного движения регулярных частей, переправлявшихся на лодках на плацдарм. Прорываться по берегу было бы чистым безумием, и я совсем уж было решил закрыть для себя это направление, когда мой взгляд зацепился за знакомую отметку.
— А вы живучий, господин майор, — негромко произнес я вслух. — После удара дивизиона БМ-13 далеко не всем удается сохранить такую бодрость тела и духа.
Теперь я понимал, чьей железной рукой создано кольцо вокруг нашей группы, и понимание это добавляло мне немало головной боли. Если до этого момента я мог рассчитывать на то, что нас воспринимают как опасных, но все же вполне обычных противников, то теперь…
Мои опасения не замедлили подтвердиться. От западного берега отделилась еще одна группа лодок — немцы решили не ограничиваться прочесыванием архипелага с севера на юг, а начать встречное движение с противоположной стороны. Мне следовало торопиться, если, конечно, я хотел успеть помочь своим товарищам.
До речного заслона, который на этот раз оказался немного выше по течению, я добрался минут за двадцать. Для этого мне дважды пришлось осторожно всплывать под прикрытием разного мусора, который несла река. Последний рывок мне предстояло сделать на максимальную дальность, чтобы с гарантией не привлечь внимания экипажей немецких лодок.
В отличие от предыдущих дней, погода стояла вполне сносная, хотя я бы, естественно, предпочел проливной дождь и низкую облачность или просто густой туман.
Отдышавшись, я вновь погрузился в воду. Минуты три все шло хорошо, и я уже находился почти под днищами немецких лодок, когда пришла беда, откуда я ее совсем не ждал. Вычислитель всегда предупреждал меня о приближении вражеских самолетов или иных целей, которые могли представлять для меня угрозу, но советскую авиацию он изначально считал дружественной, и сигнал об опасности не подал. Хорошо, что я сам отслеживал ситуацию по данным со спутников, а как бы иначе я ориентировался под водой у самого дна?
Летчики РККА, засидевшиеся на аэродромах из-за нелетной погоды, наконец, подняли свои машины в небо. А что сейчас могло быть для них лучшей целью, чем методично переправляющиеся через Днепр немецкие войска?
Лодок и других переправочных средств на Днепре было множество, но цепь моторных катеров, зачем-то выстроившихся поперек реки, привлекла внимание пилотов двухмоторных пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Знай они, что заслон усилен автоматическими зенитками, возможно, летчики десять раз подумали бы, стоит ли эта цель такого риска, но пилоты о зенитках не знали.
Я поплыл изо всех сил, стремясь как можно быстрее выйти из опасной зоны. Взрыв даже одной авиабомбы в воде не сулил мне ничего хорошего, а выныривать было крайне опасно — немцы, конечно, отвлеклись на атакующие бомбардировщики, но кто-то из них все равно мог меня заметить.
Я видел, что не успеваю. Ведущий пары Пе-2 уже заходил на цель и вот-вот должен был сбросить свой груз. С обоих берегов по самолетам били зенитки, да и пулеметчики «штурмботов» тоже старались внести свой вклад в плотность огня ПВО. Немцам было явно не до меня, и я решил изменить план. Конечно, я рисковал, но оставаться под водой в такой ситуации казалось мне безумием. Я вынырнул у борта немецкой лодки, стараясь ничем не обнаружить своего присутствия, и в этот момент на выстроившиеся в линию катера упали первые бомбы. Прямых попаданий не случилось, но одна из лодок перевернулась. У