Главное не отводить глаза.
Он не отвел. Но не раз жалел об этом, просыпаясь в холодном поту в темной комнате, где не было никого. Жить маленькому принцу тоже было положено поодаль от родительских комнат и тепла. Хотя, впрочем, тепла можно было ждать только от матери.
Отец нередко вел себя так, будто презирает сына — болезненного, слабого физически, порой робкого, с мягким и добрым сердцем. Ему нужен был воин, рыцарь, твердый духом, не знающий жалости к врагам и преступникам. Не рыдающий в подушку от вида слетевшей с плеч головы. Лишь одно радовало короля Лотиана — принц был умен, легко осваивал науки и более чем сносно обращался с мечом, несмотря на тщедушность. А еще он был красив — выгодная партия для политического союза. Смазливому наследнику будет легко сторговать невесту.
И Гавейн давно бы стал пешкой в политической игре, если бы однажды, когда потерял мать — последнее, что держало его в холодном во всех смыслах замке, не решился бежать. Сейчас, сидя перед зажженным камином в комнате Трины, он с болью вспомнил те дни. Потерянный, в отчаянии, он тайно покинул замок. Только боги знают, сколько дней он ночевал в лесах, выживая и решая, что делать дальше. Он не думал, куда пойдет, где будет жить — знал лишь, что совсем не хочет быть наследником Лотиана. Наследником своего отца.
Именно об этом он и сообщил в короткой записке, которую оставил на столе короля. Он знал: этого будет достаточно, чтобы не искали. Если вообще отец собрался бы его искать.
Вырвавшись из плена мыслей, Гавейн посмотрел на сладко спящую Трину и улыбнулся. Во сне она казалась совершенно милой, безобидной и беззащитной — ни тени обычной закрытости, раздраженности и нападок. Он подбросил дров в камин, удобнее усаживаясь в кресло: ему тоже нужно немного подремать.
Но сон не шел. Вслед за воспоминаниями о дне побега, пришли другие. О том, как много лет назад, в Белтайн, он встретил Артура в одной из деревень, где поселился во время своих скитаний. Тогда он уже не был ребенком, а стал сильным и крепким юношей, каким его всегда хотел видеть отец. Путешествия по двум королевствам, выживание и жизнь в нескольких деревенских семьях дала ему гораздо больше пользы и закалки, чем суровый отцовский нрав и учителя.
В одной из деревень он встретил Луга — своего наставника и друга, которого не стало пару лет назад. Именно Луг научил его так ловко обращаться с оружием, как он умеет сейчас, научил всему, что должен знать настоящий воин. Луг учил его и общаться с женщинами. Он стал ему чем-то средним между отцом и старшим братом. И именно Луг долгими холодными вечерами рассказывал ему о добром молодом короле, которому все пророчили великую судьбу. Короле, которого выбрали сами боги.
Гавейну, выросшему при королевском дворе, где доброта зачастую была лишь словом, слабо верилось в то, что коронованные особы могут быть так добры и заботливы, как описывал Луг. По словам наставника, король регулярно объезжал свои владения, желая лично видеть, как живет народ, в чем нуждается, помогая. Каждое слово в историях Луга звучало, как мечта самого Гавейна об идеальном правителе Лотиана, каким он когда-то хотел видеть отца и даже стать сам, но с годами, поддавшись давлению и поверив, что немощен, перестал верить в это. Столь же сложно было поверить и Лугу.
Но семь лет назад Гавейну выпал шанс понять, за что люди так восхваляли и любили Артура. Увидев короля, услышав, как он говорит с людьми, как добродушно его лицо и открыто сердце, Гавейн сначала даже не поверил, что перед ним правитель. Но за время, что Артур провел в их деревне, будучи гостем, за всего каких-то пару дней Гавейну пришлось признать, что в мире бывают короли, отличные от его отца. И он был искренне рад этому.
Артур провел в их деревне неделю, решив дать своим людям передышку от долгой дороги. Да и несколько домов, по его мнению, требовали починки. Мужчин в деревне было немного: большинство из тех, кто жил здесь ранее, были либо убиты, либо сами стали мародерами на дорогах, не смирившись с бедной жизнью. Остались лишь Луг, Бран, Бард, Алан, сам Гавейн да несколько мальчишек, которые были слишком малы для тяжелой работы. Именно поэтому в тот день, когда Гавейна, усталого, израненного и почти падающего на ходу от голода, занесло в деревню, Луг пригрел его, словно уличного щенка, взял на воспитание, заботился. Жены у него не было, а сына, по его словам, всегда хотелось иметь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
За время восстановления деревни Гавейн сдружился с Артуром. Или наоборот — сложно было вспомнить, кто из них сделал первый шаг. Очевидно было лишь, что королю слишком сильно не хватало простого дружеского общения. И он нашел его с Гавейном: беглому принцу было плевать на титулы, и он не спешил падать ниц ни перед кем. Артуру это нравилось.
Гавейн хорошо помнил тот вечер, когда раскрыл королю свой секрет. Секрет, который не знал никто, даже Луг, вложивший в его судьбу столь многое.
Они сидели у костра, рядом с одним из королевских шатров, оставшись одни. Часом ранее жители деревни собрались здесь, приглашенные королем на скромный, как он считал, ужин в честь Белтайна. Артур легко делился той провизией, что взял с собой. Видя голодные лица, он зачастую не мог устоять.
— Ты очень странный король, знаешь? — не выдержав, начал Гавейн, заставив Артура удивленно поднять бровь. — Ты рискуешь проделать остаток пути по королевству на голодный желудок, но все равно делишься с ними, — Гавейн кивнул в сторону домов. — Ты восстанавливаешь дома, не требуешь первым же своим словом уплаты налогов…
Артур хмурился.
— Это плохо?
Гавейн горько усмехнулся и покачал головой.
— Нет. Вовсе нет. Я лишь удивлен.
— Но почему? — все еще хмурясь и не понимая. — Разве мой отец был таким плохим королем?
Гавейн замер. Сейчас перед ним было открыто лишь два пути — солгать и сохранить свою тайну, сказать правду и сохранить друга. Возможно. Ведь разве может быть дружба, основанная на лжи?
Да и, что скрывать, ему так хотелось признаться. Сбросить тяжелый груз с сердца. А еще где-то в глубине души зарождалась надежда, новая мечта: если ему не суждено стать хорошим королем, почему он не может служить такому? В конце концов, он точно понимал, что рожден для чего-то большего, чем жизнь в деревне, как бы тепло и хорошо ему здесь не было.
— Я не знал, каким королем был твой отец, — наконец осторожно произнес. — Только слышал. Но… — он набрал в грудь побольше воздуха. — Я знаю, каким был и остается мой.
Артур молчал, смотря на него исподлобья. Все еще не понимая.
— Что это значит? — требовательно спросил, когда Гавейн так и не решился продолжить.
— Я знаю, возможно, ты не поверишь мне, и на то есть все основания. Возможно, казнишь или прикажешь выбить дурь. Но я хотел бы служить тебе Артур, стать рыцарем, а для этого я обязан признаться. Я не просто сирота, которого Луг нашел у своего порога несколько лет назад… Что ты знаешь о беглом принце Лотиана?
Артур, если и был шокирован вопросом, не подал виду.
— Что он очень помог мне, оставив соседнее королевство без наследника, — не колеблясь, ответил. Что ж, и добрый король может и должен быть стратегом.
Гавейн невольно улыбнулся, поворачивая голову и встречая пристальный взгляд Артура. Он долго и пристально вглядывался в глаза короля, ища в них намек на свою скорую смерть, и, наконец, ухмыльнувшись, произнес:
— Не благодари.
Уже позже Гавейн узнал, что Артур подозревал: его новый друг имел благородные корни. Хотя, конечно, не думал, что королевские. Гавейна выдали манеры, образованность, сквозящая в речи, да и врожденную властность, которую так упороно не замечал его отец, сложно было скрыть.
Ему повезло — Артур не стал принимать поспешных решений о наказании за ложь или казни. Он разрешил Гавейну отправиться с ним, но с одним условием: когда они вернутся в замок, Артур поручит Мерлину проверить, правду или ложь Гавейн сказал о пропавшем принце.