– Верно, – согласился король. – Ричард совсем не подходит, особенно если вспомнить, как мы порочили бывшего короля. Объявили его негодяем и злодеем, повинным в исчезновении младших братьев Бесс, хотя я никогда не считал, что на самом деле так оно и есть. Все это, возможно, дело рук какого-нибудь подлого льстеца, задумавшего укрепить позицию Ричарда и втереться к нему в милость. Должно быть, он плохо знал Ричарда Йорка, если решился на такое. Конечно, когда Ричарду все стало известно, он просто не мог признаться в содеянном всенародно. Я почти жалею его, ибо от Бесс знаю, как он любил племянников.
Все же это преступление осталось на нем.
– И угрызения совести не помешали ему попытаться воспрепятствовать тебе занять свое законное место на троне Англии, – бросила графиня Ричмонд.
Генрих Тюдор холодно улыбнулся:
– И тут ты права, матушка. Но я рожден, чтобы править Англией. Разве не ты всегда мне это говорила?
– Верно, – рассмеялась она.
– Ваше величество! – воскликнула служанка, подбегая к ним. – Моя госпожа разрешилась от бремени.
Спорщики немедленно поспешили к роженице. Она лежала бледная и усталая, прижимая к груди маленький сверток, и при виде мужа и свекрови слабо улыбнулась.
– Эдуард? – с надеждой прошептала графиня Ричмонд.
– Кэтрин, – тихо ответила королева.
Король кивнул:
– Слава Богу, у нас здоровый и крепкий наследник.
Дочь свяжет нас еще с одним из королевских домов, дорогая Бесс. Генри обвенчается с испанской принцессой, Мег получит Шотландию, Мэри.., мне еще придется решить насчет Мэри. Возможно, Франция. Или Священная Римская империя, а то, что она не получит, достанется новой красавице принцессе, не так ли?
Он наклонился и поцеловал жену в лоб.
Графиня Ричмонд ничего не сказала. Ей не понравился вид невестки. Бесс уже немолода, и эти роды были для нее слишком тяжелыми. От этой королевы детей больше не будет.
Принца Генри и его сестер тоже привели, чтобы посмотреть на новорожденную.
– На кого она похожа? – спросила Розамунда у Мег.
– На всех детей мамы. Бледная, с рыжими волосиками и светлыми глазками, – ответила молодая шотландская королева. – И очень тихая. Думаю, она долго не проживет.
Какая жалость, что маме пришлось столько вытерпеть ради этой крохотной девчушки!
– У меня будут одни сыновья! – расхвастался принц.
– Это уж кого Бог даст, – возразила сестра.
Принцессу Мэри увезли в Элтам, в ее детскую, вместе с новорожденной сестричкой. Принц жил в отцовских покоях, но Мег и Розамунда остались в Тауэре, с королевой и ее придворными дамами. Достопочтенная Маргарет вернулась в Колд-Харбор, свой лондонский дом. Королева никак не могла оправиться от родов, поэтому в Тауэре царила тишина. Но утром одиннадцатого февраля, в день своего тридцатисемилетия, Элизабет Йорк скончалась так скоропостижно, что священник едва успел причастить ее и отпустить грехи.
Король был вне себя от горя и, не скрываясь, рыдал, второй раз за последний год. Впервые это случилось, когда ему сообщили о смерти принца Артура.
Придворные были потрясены. Беременность проходила довольно легко, и роды были сравнительно недолгими. Королева всегда отличалась здоровьем и редко болела. Но сейчас умерла от родильной горячки. Совсем как простая женщина. В это было трудно поверить. Ее любили и при дворе, и в народе, так что всеобщая скорбь была неподдельной.
Мать короля немедленно взяла все дела в свои руки и послала за Мег и Розамундой. Она договорилась с сыном, что свадьба внучки с шотландским королем состоится, как и было задумано, в августе. Кроме того, она пообещала присматривать за Розамундой, «ради милой Бесс». Заботы о похоронах она тоже взяла на себя, ибо король был так убит тоской, что почти не покидал своих покоев.
Следовало прежде всего сделать надгробие – фигуру королевы с улыбающимся лицом и при всех регалиях. Двор и страна будут скорбеть над точным подобием Элизабет Йорк, и такой она навсегда останется в их памяти. Надгробие поместят над гробом королевы. Ее похоронят в Вестминстерском аббатстве, в могиле, куда со временем опустят бренные останки ее мужа. Прославленного скульптора Торригано призвали, чтобы снять посмертную маску и отлить надгробие. Генрих Тюдор несколько лет был его покровителем, и скульптор жил в Лондоне.
День похорон выдался серым и холодным. Город заволокло густым серым туманом. Похоронная процессия вышла из лондонского Тауэра, где Элизабет испустила последний вздох, и проследовала по улицам мрачного города, с тем чтобы жители смогли попрощаться со своей доброй королевой. Впереди шествовало свыше пятидесяти барабанщиков, на чьи палочки были намотаны тряпки, чтобы "придать долженствующую торжественность печальному событию. За ними следовал отряд лейб-гвардейцев короля. Далее ехали похоронные дроги, задрапированные черным шелком и бархатом. Надгробие с его ярко раскрашенными королевскими одеяниями составляло почти пугающий контраст темным тканям.
Дроги влекла восьмерка вороных коней, накрытых черными шелковыми попонами. На голове каждого красовались черные плюмажи.
Дроги сопровождали тридцать семь молодых дев – по числу лет королевы, – одетых в белоснежные бархатные одеяния. Они несли высокие белые восковые свечи, тускло мерцающие в холодном воздухе. Среди них находилась и Розамунда: этой чести удостоила ее мать короля. Однако на девушках не было плащей, и Розамунда дрожала от холода вместе со всеми своими спутницами. Белые лайковые туфельки не защищали от сырости и слякоти. Розамунда подумала, что случится чудо, если все они тоже не сойдут в гроб следом за королевой, умерев от жестокой простуды.
Они вошли в величественное здание аббатства, где архиепископ отслужил погребальную мессу, после которой была произнесена надгробная речь, написанная и прочитанная, как позже узнала Розамунда, молодым городским адвокатом Томасом Мором. Его глубокий бархатный голос заполнил огромную церковь, воздавая дань уважения безвременно сошедшей в могилу женщине.
Прощай, дражайший мой супруг, достойный повелитель!
Любви, связавшей нас навек, единственный хранитель.
Тебе, лишь одному тебе препоручаю я
Детей любимых, трон и дом – пусть здравствует семья.
Отец родной, отныне ты заменишь им и мать.
Увы, в могиле мне сырой приходится лежать.
Прощай, лорд Генри, милый сын, прощай дитя мое!
Пусть Бог хранит тебя…
Когда голос Томаса Мора замер, тихий плач пронесся по аббатству. Взглянув на короля, Розамунда заметила, что он вытирает глаза. Его плечи опустились. Генрих Тюдор словно внезапно состарился, но рядом стояла его мать, гордая и прямая. Дети мужественно утешали друг друга в скорби.