Читать интересную книгу "Первые шаги: Как прямохождение сделало нас людьми - Джереми Десильва"

afarensis{172}. Сравните с шимпанзе, у которого в этом возрасте развитие мозга завершено почти на 90 %. Мозг у людей растет медленно, и окаменелые остатки «ребенка из Дикики» свидетельствуют о том, что то же самое можно сказать и о сородичах Люси. Как и у людей, у детей австралопитеков в растущем мозге образовывались нейронные связи по мере того, как они узнавали, чем питаться, каких угроз избегать, какие отношения связывают членов группы, а также осваивали другие навыки, от которых зависело их выживание.

У животных, испытывающих сильное давление со стороны хищников, естественный отбор благоприятствует быстрому развитию. Идея состоит в том, чтобы вырасти и дать потомство как можно быстрее, пока вы еще живы. Только животные, которые редко становятся объектом охоты, – слоны, киты и современные люди – могут позволить себе иметь замедленные темпы роста и долгое детство. Медленный рост головного мозга у австралопитеков указывает на то, что наши предки гоминины выработали у себя некий способ защиты от хищников – вероятно, социального характера, а именно: они заботились друг о друге.

Безусловно, время от времени мы теряли кого-то из своих сородичей, который становился жертвой хищника, например гигантской гиены (Pachycrocuta), но в целом наши предки, по всей вероятности, были в достаточной степени защищены, чтобы естественный отбор мог благоприятствовать медленному росту мозга и, соответственно, более долгому и внимательному обучению молодых австралопитеков.

Однако это не привело к установлению положительной обратной связи, по крайней мере тогда. Мозг австралопитека перестал расти, достигнув объема 450 см3, и не увеличивался более миллиона лет. Прямохождение в процессе эволюции не развивалось синхронно с развитием технологий каменных орудий или с увеличением размеров головного мозга, как предполагал Дарвин, но оно открыло путь для этих новых возможностей.

Однако новые открытия палеоантропологов усложнили эту версию событий. Теперь, когда мне задают вопрос о прямохождении у австралопитеков, я спрашиваю: «Каких именно австралопитеков?»

Глава 7

Разные способы пройти милю

Есть много способов содрать шкуру с двуногой кошки{173}.

Брюс Латимер, палеоантрополог. Университет Кейса Западного резервного района (2011)

Летом 2009 г. я работал в хранилище окаменелостей факультета анатомии Университета Витватерсранда. Через несколько часов я должен был вылетать обратным рейсом в США, а мне еще предстояло выполнить 3D-сканирование нескольких костей стопы австралопитека.

Неожиданно в комнату ворвался южноафриканский палеоантрополог Ли Бергер с безумным выражением на лице.

Мы прежде не встречались, но я знал о нем и был знаком с его работами. В конце концов, он был заметной фигурой в моей области. Очевидно, он прибежал не для того, чтобы посмотреть на меня или другого молодого исследователя Зака Кофрана (ныне профессора Колледжа Вассара в Нью-Йорке). Бергер обвел помещение взглядом, не задерживая его ни на Кофране, ни на мне и не на десятках окаменелых костей гоминин, разложенных на столе. Затем наши взгляды встретились.

«Хотите увидеть нечто потрясающее?» – спросил он.

При этом приглашении глаза Кофрана загорелись, а я замер. Я и так паниковал из-за того, что не хватит времени закончить работу, и уж, конечно, не мог позволить себе тратить его на «нечто потрясающее». К тому же я только что начал очередное сканирование, расположив окаменелость на вращающемся рабочем столике, и мой сканер размером с коробку овсяных хлопьев медленно превращал кость стопы возрастом 2 млн лет в цифровую копию на экране моего компьютера. Впрочем, пока шло сканирование, я все же мог бы на несколько минут отлучиться.

– Ну так как? – спросил Бергер, на сей раз с озорной усмешкой. Его так распирало желание поделиться какой-то ошеломляющей новостью, что подошли бы даже два молодых ученых, которых он знать не знал.

– Конечно, – ответили мы с Кофраном.

Бергер, выросший в штате Джорджия, но последние 30 лет живущий в Южной Африке, повел нас по коридору в лабораторию, к большому столу, накрытому черным бархатом. То, что скрывалось под этой черной тканью, изменило все, что я – как мне тогда казалось – знал об эволюции прямохождения.

В нашей науке есть полевые исследователи, которые ищут окаменелости, и кабинетные ученые, которые их анализируют. Большинство из нас в конце концов приходят к тому, что делают и то и другое, но идеальное равновесие достигается редко, поэтому у каждого из нас складывается репутация ученого, работающего либо с геологическим молотком, либо с компьютером. Бергер – полевой ученый, исследователь, можно сказать, своего рода Индиана Джонс от палеоантропологии{174}. Однако начиная с 2000-х гг., когда финансировать в большей степени начали не экспедиции, а анализ древних окаменелостей с помощью цифровых методов, наша наука претерпела значительные изменения.

Некоторые даже высказывали мнение, что все важные человеческие окаменелости уже найдены. Бергер так не считал. Почти два десятилетия он вел раскопки в пещере Глэдисвейл – одном из самых богатых на окаменелости мест в Колыбели человечества в Южной Африке. Кости древних зебр, антилоп, бородавочников, слонов, газелей, жирафов и павианов там буквально сыплются из стен пещеры. Бергер и небольшая группа его коллег собрали таких костей тысячи, но единственным признаком присутствия гоминин оказались два зуба австралопитека.

Богатейший источник окаменелостей в Глэдисвейле манил к себе палеонтологов как сладкоголосая сирена, но мог бы погубить карьеру такого палеоантрополога, как Бергер, если бы тот не нашел в пещере ничего, кроме костей очередной антилопы или зебры. Бергер надеялся, что когда-нибудь он найдет свою Люси. И это на самом деле произошло, но, как ни странно, не в Глэдисвейле.

Исследователь до мозга костей, Бергер провел первые годы XXI в., все больше расширяя область своих поисков за пределами Глэдисвейла. Он прочесывал окрестности Йоханнесбурга в поисках пещер, используя дорогостоящие снимки в высоком разрешении, сделанные военными США. В 2008 г. эта задача значительно упростилась – Ли Бергер скачал программу Google Earth{175}.

Неделями он всматривался в монитор, изучая спутниковые снимки того же засушливого района, который лично исследовал в течении двадцати лет, и выявляя особенности ландшафта, невидимые с земли. Он видел купы деревьев дикой оливы и каркаса африканского и задумался, откуда эти влаголюбивые растения берут воду. Разгадку этого таинственного явления они нашли вместе с геологом Полом Дирксом.

Оказалось, все дело было в скоплениях дождевой воды на дне вертикальных пещерных шахт, куда падают, прорастая и укореняясь, семена оливы и каркаса африканского. Стремясь к солнцу, они выбираются на поверхность и выдают местоположение таких пещер. Бергер отметил GPS-координаты групп деревьев и долгие месяцы колесил по Колыбели человечества, находя подтверждения своей догадки. Пещеры имелись повсюду – он обнаружил 600 с лишним пещер, о которых никто никогда не упоминал. Но были ли в них окаменелости?

В августе 2008 г. Бергер обследовал одну из таких пещер вместе со своим девятилетним сыном Мэтью, их собакой – родезийским риджбеком Тау и молодым ученым-стажером Джобом Кибии (в настоящее время куратором палеонтологического отдела в Национальном музее Кении). Теперь эта пещера называется Малапа, что значит «дом» на местном языке сото.

«Иди поищи окаменевшие кости», – предложил сыну Бергер, и через несколько минут Мэтью, который следовал за своей собакой, споткнулся о большой камень, поднял его и объявил: «Папа, я нашел окаменелость».

Окаменелые остатки встречаются в этом регионе нередко, но,