и всеми силами обрушиться на прорвавшегося у Изюма врага. Когда же Семен Константинович его не послушался, и не прекратил наступление, всеми силами не обрушился на прорвавшегося врага, да еще и Сталину сказал, что нет необходимости отменять наступление, Баграмян побежал к члену Военного Совета фронта Хрущеву:
«Узнав об этом докладе главкома И. В. Сталину, я немедленно обратился за помощью к члену Военного совета. Мне тогда казалось, что Н. С. Хрущеву удастся убедить Верховного Главнокомандующего отменить ошибочное решение, принятое главкомом направления. Однако Сталин, видимо учтя личные заверения С. К. Тимошенко в том, что и без привлечения основных сил 6-й армии и группы Бобкина он ликвидирует угрозу, создавшуюся в районе Барвенкова, отклонил сделанное предложение.»
Интересно, а почему вы Сталину не предлагали снять с командования фронтом Тимошенко и не назначить на эту должность дорогого Никиту Сергеевича? Ведь, судя по тому, что в этих мемуарах написано, дорогой Никита Сергеевич разбирался в том, что воевать нужно не по глобусу гораздо глубже, чем товарищ Тимошенко. Только товарищ Тимошенко не принимал во внимание советов товарища Хрущева, поэтому тому приходилось через голову командующего фронтом выходить на исполняющего обязанности начальника Генштаба, если верить А. М. Василевскому, точнее, тому, что в его «Дело всей жизни написано». А там написано много забавного, например это:
«Получив первые сообщения из штаба направления о тревожных событиях, я вечером 17 мая связался по телефону с начальником штаба 57-й армии, моим давним сослуживцем генерал-майором А. Ф. Анисовым, чтобы выяснить истинное положение вещей. Поняв, что обстановка там критическая, я тут же доложил об этом И. В. Сталину.»
Вот хорошо, что Анисов был давним сослуживцем Василевского, а то бы так и не удалось выяснить истинного положения вещей. А в штаб Южного фронта, в состав которого входила 57-я армия, Александр Михайлович, полагаю, не звонил, чтобы выяснить истинное положение вещей, потому что предчувствовал, что командующий этим фронтом станет министром обороны и припомнит ему эти звонки, да требования: «Доложите Генштабу об истинном положении вещей немедленно!».
Дальше еще веселее:
«С утра 18 мая обстановка для наших войск на Барвенковском выступе продолжала резко ухудшаться, о чем я прежде всего доложил Верховному. Часов в 18 или 19 того же дня мне позвонил член военного совета Юго-Западного направления Н. С. Хрущев. Он кратко проинформировал меня об обстановке на Барвенковском выступе, сообщил, что И. В. Сталин отклонил их предложения о немедленном прекращении наступления, и попросил меня еще раз доложить Верховному об этой их просьбе. Я ответил, что уже не однажды пытался убедить Верховного в этом и что, ссылаясь как раз на противоположные донесения военного совета Юго-Западного направления, Сталин отклонил мои предложения. Поэтому я порекомендовал Н. С. Хрущеву, как члену Политбюро ЦК, обратиться непосредственно к Верховному. Вскоре Хрущев сообщил мне, что разговор с Верховным через Г. М. Маленкова состоялся, что тот подтвердил распоряжение о продолжении наступления.»
Вот так вот и никак иначе. Или вы хотели, чтобы в мемуарах военачальников русским по белому было написано, что Хрущев, первый секретарь ЦК КПСС, глава партии, а потом и правительства, был таким заливистым брехлом, что даже его собственные уши от этой брехни оттопыривались, как у мартышки?! Понятно, что партия признала волюнтаризм Никиты, но допустить, что в его знаменитом на весь мир докладе — откровенная брехня?! А может там еще в кое-каких местах брехня?
Поэтому Василевский мог написать что угодно о тех событиях, но раз Хрущев сказал на съезде, что он ему звонил, то из типографии могла выйти книга мемуаров с тем, что звонил. И ему, и Маленкову. Я бы об этих звонках повесть написал, целый роман, если бы мне дали творческий литературный оплачиваемый отпуск, я даже небольшой отрывок из этой повести уже набросал:
«Кабинет Сталина. Вечер 18 мая 1942 года. Звонит телефон на столе Верховного, Сталин снимает трубку:
— Аллё, Сталин слушает. Кто на проводе?
— Это я, дорогой Никита Сергеевич, не узнал что ли? Василевский не знаешь где, найти его не могу?
— У меня сидит, дорогой Никита Сергеевич.
— Дай ему трубку.
— Он не курит.
— Телефонную!
Сталин передаёт трубку телефона Василевскому.
— Василевский вас слушает, дорогой Никита Сергеевич.
— Слушай, Василевский, ты там передай этому Сталину, чтобы он приказал Тимошенко прекратить наступление и всеми силами на Клейста обрушиться. А то этот буденновец совсем рамсы попутал и меня не слушается.
— Да я уже сам уговаривал Сталина. Но у них царицынская мафия, они только друг друга слушают. Вы, дорогой Никита Сергеевич, сами ему скажите.
Сталин шепотом Василевскому:
— Скажи Хрущеву, что я на дачу уже уехал.
Василевский в трубку:
— Только он на дачу уже уехал.
Через некоторое время снова звонит телефон в кабинете Сталина, хозяин кабинета снимает трубку, слышит голос телефонистки с коммутатора:
— Вам на дачу звонит Никита Сергеевич Хрущев, я переключаю звонок на ваш кабинет. Ответьте на междугородний звонок.
Сталин испуганно бросает трубку на стол:
— Товарищ Маленков, ответьте вы Хрущеву.
К телефону подходит Маленков:
— Маленков слушает. Кто говорит?
— Кто-кто… Конь в пальто. Сталин где?
— Сталин пьет чай с лимоном, просил его не беспокоить.
— Передай ему, что у нас на фронте тяжелое положение и ему надо срочно со мной переговорить.
Георгий Максимилианович, прикрыв трубку ладонью:
— Товарищ Сталин, хочет с вами о тяжелом положении на фронте переговорить.
Сталин:
— Достал! Скажи ему, пусть идет… В лес. Или на хутор.»
Это самое реальное, что могло в тот день происходить насчет переговоров Хрущева с Василевским и Маленковым, если совместить слова самого Хрущева на 20-м съезде:
«Вопреки здравому смыслу Сталин отклонил наше предложение и приказал продолжать выполнять операцию по окружению Харькова, хотя к этому времени над нашими многочисленными военными группировками уже нависла вполне реальная угроза окружения и уничтожения. Я звоню Василевскому и умоляю его:
— Возьмите, — говорю, — карту, Александр Михайлович (т. Василевский здесь присутствует), покажите товарищу Сталину, какая сложилась обстановка. А надо сказать, что Сталин операции планировал по глобусу. (Оживление в зале.) Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта. Так вот я и говорю т. Василевскому, покажите на карте обстановку, ведь нельзя при этих условиях продолжать намеченную ранее операцию. Для пользы дела надо изменить старое решение. Василевский мне на это