Распрощавшись со старшей служанкой, путники направились в Дом ожиданий. Там Раамос сердечно поблагодарил за гостеприимство Мсафагнеша и познакомился с десятником Мосмоотом. Отряд под его командованием охранял небольшой караван, направлявшийся в Уразские каменоломни.
— Мы ждали только вас! — недовольно проворчал кряжистый пожилой воин, хмуро глядя на молодого келлуанина.
— Мне передали, что выходим с рассветом, — парировал тот. — Солнце еще не встало, так что мы не опоздали.
— Ваших слуг я поставлю в общую колонну, — не стал спорить десятник. — Идем и останавливаемся по моей команде! Даже если по нужде приспичит, надо доложить мне!
— Разумеется, — легко согласился Раамос. — Вы командир.
За время этой содержательной беседы Алекс оглядел двор. За решеткой по-прежнему не было ни одного узника. Зато там высилась куча странных, обмотанных веревками ящиков. Группа воинов сидела на скамьях, лениво переговариваясь. Рядом стояли прислоненные к стене красно-черные вытянутые щиты и короткие копья с бронзовыми наконечниками. В противоположном углу прямо на земле расположились носильщики, передавая друг дружке тощий бурдюк.
— Господин Барефпуат! — громко крикнул десятник. — Где ты там?!
В дверях за навесом появился молодой парнишка в одежде писца с большой холщевой сумкой на боку.
— Эй, бездельники! — громогласно обратился он к носильщикам. — Поднимайтесь! Берите поклажу, пора выходить. Амош-Раа уже плывет по небу на своей лодке. Или вы думаете, лучезарный бог будет дожидаться, пока вы вылакаете все пиво?!
Одетые в одни набедренные повязки, все как один жилистые, сухие келлуане быстро встали на ноги и направились к двери в ограде, возле которой уже возился с большим замком знакомый тюремный стражник. На миг у входа образовалось небольшое столпотворение.
— Быстрее, пьяницы, пропившие собственные цииры! — рявкнул Мосмоот. — А то отведаете палок!
Угроза прибавила носильщикам энтузиазма, и вскоре они стояли тесной кучкой с грузом за спиной. Двенадцать ящиков и три большие корзины с плетеными крышками.
— Благослови нас, Найб, благополучно добраться до Уразского озера! — воздел руки к небу десятник. А молодой писец громко затянул религиозный гимн.
Да славится, Гибд, хранящий в дороге людей,
Кто вышел из дома в своих бесконечных заботах.
Чьи ноги без устали бьют по дорожной пыли,
А плечи согнулись к земле от тяжелого груза.
Пусть он оградит их от всех неудобств и тревог,
Поможет скорее вернуться к родному порогу.
Носильщики подхватили мотив и вслед за начальством стали один за другим покидать двор Дома ожиданий. Вытянувшись цепочкой, их караван шел по узким улочкам просыпавшегося Билда, где горожане проворно прижимались к стенам, освобождая дорогу.
За городом окончательно оформился порядок движения. Впереди десятник с писцом и Раамосом, за ними согнувшиеся под тяжестью груза носильщики, потом Алекс с Туптахом. Замыкали шествие трое воинов, еще десяток шли по бокам, то ли охраняя, то ли конвоируя.
Двигаться в самом конце колонны Александру не понравилось. Мелкая пыль, поднятая босыми ногами идущих впереди, забивалась в ноздри, лезла в глаза. Скоро их караван вышел к широкому каналу, по дну которого уже бежал весело журча широкий мутный ручей.
— Теперь воду можно с собой не тащить, — удовлетворенно заметил Туптах. — А то пришлось бы брать еще одну корзину.
— В месяц засухи каждый узник кроме обычного груза несет с собой бурдюк воды, — смешно шепелявя беззубым ртом, проговорил пожилой вин с морщинистым лицом. — И этого ему должно хватить до Уразского озера.
— А если он выпьет все раньше? — поинтересовался толстяк.
— Тогда умрет от жажды, — усмехнулся солдат. — Если конечно кто-нибудь с ним не поделится.
— Скоро тут все будет под водой, — поддержал разговор второй воин. Тоже не молодой сухопарый мужчина со шрамом на щеке.
— Как высоко она поднимается? — поинтересовался Алекс.
— Здесь будет по колено или по грудь, — рассудительно ответил беззубый воин. — Год на год не приходится. А вот по каналу пойдут большие барки с камнем для храмов Амошкела или Перха.
— Мы тоже будем возвращаться назад на корабле, — сказал воин со шрамом.
— И долго вы пробудете в каменоломнях? — задал новый вопрос Александр.
— Как получится, — пожал плечами беззубый. — Если судить по тому, как прибывает вода, то дней через десять.
— А ты, Алекс, тоже будешь ждать попутного корабля? — спросил Туптах.
— Нет, — юноша покачал головой, поправляя шест на плече. — Господин приказал отдать письмо и возвращаться.
— Разве ты не слуга господина Раамоса? — удивился солдат со шрамом.
— Я служу первому пророку храма Сета в Абидосе, — сказал Алекс.
— Ты чужак?
— Да.
— У нас есть приказ, арестовывать всех подозрительных, кто направляется в Дельту, — сказал воин со шрамом, забегая вперед и глядя на Александра выцветшими от старости глазами.
Тот спокойно пожал плечами.
— Я иду на Уразское озеро и несу письмо господину Гнешуеру.
— Покажи? — потребовал солдат.
Не останавливаясь, Алекс сунул руку в висевшую на плече сумку, достал свернутый папирус и, не выпуская из рук, показал цепочку иероглифов.
— Я позову писца? — предложил до этого молчавший воин.
— Как хочешь, — пожал плечами юноша. — Господин Раамос уже смотрел его.
— Да! — подтвердил Туптах. — Еще в Гивре.
— Все равно я скажу десятнику на первом же привале, — пообещал беззубый воин.
Больше они не разговаривали. В полдень караван остановился на короткий отдых. Носильщики и солдаты получили по лепешке с изюмом и сушеными финиками. Раамос угостил писца и десятника пивом с булочками и остатками жареной газели. Он поручился за Александра.
— Этот человек спас мне жизнь, и он действительно следует в Уразские каменоломни с письмом своего господина.
Алексу пришлось еще раз доставать папирус.
Мосмоот хмыкнул, глядя, как юноша убирает свиток в сумку.
— Мне кажется, писец Гнешуер больше не служит в каменоломнях.
— Как это? — встрепенулся Александр, стараясь сыграть удивление. — Откуда вы знаете?
— Вы ничего не перепутали? — спросил Раамос.
Десятник почесал затылок под париком.
— Их там два десятка, разве всех упомнишь? — проворчал он. — Но, по-моему, его перевели.
— Вот приду, сам узнаю, — вздохнул Алекс, кланяясь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});