Читать интересную книгу Южная повесть - Антон Виричев

В городе его не было. Ждать я не могла. Я села на повозку и приехала в русский штаб. Первому попавшемуся офицеру я сказала, что должна сообщить очень важную новость.

— Барышня, у вас кровь на лице, — как один выдали мне новость солдаты.

— Я должна…

— О чем у вас новости?

— Я знаю, что майор Климов …

— Майор Климов застрелился сегодня днем, — мертвенно холодным голосом сказал мне дежурный офицер.

— О, черт! — выпало у меня изо рта, и я пошла к себе домой.

1806 год 21 августа.

Я попал на вечеринку наших морских офицеров. Была музыка, цыгане, молодые черногорки разливали вино и плясали для нас.

Слово за слово, одна цыганка взяла меня за воротничок и потянула за собой куда-то в отдельную комнату. Я был изрядно пьян, и трудно было сопротивляться такой очаровашке. Цыганочка обнажила свою плечи, я выпил еще рюмку и поморщился.

— Дружок, я могу предложить тебе не только это…

— Что же еще вы можете предложить русскому офицеру, мадам?

— Деньги. Много денег.

— Русские не продаются.

— Это не продажа, это обмен.

— И что же мы меняем?

— Меняем посты на Суторине на большие деньги и жизнь в Париже, — улыбнулась она. Я нахмурился и полез за клинком. Она отпрянула.

— Сейчас я тебе покажу, как мы будем снимать посты на Суторине, — взревел я и замахал ножом. Нож прошел по ее руке и задел юбку. Из-под юбки выглянула смуглая прямая нога. По ней стекала кровь.

— Черт тебя возьми, пьяная сволочь! Я же пошутила! Такая шутка.

Я притих. Зря я кровь пустил этому невинному созданию. Я взял со стола салфетку, приложил к ее кровоточащей ране. Она задрала юбку. Потом обвила меня руками и заплакала. Я стал ее успокаивать, и даже не заметил, как рюмка упала на пол, ноги ее захватили мои бедра, подбородок мой оказался у нее на груди…

Утро началось с похмелья. Она принесла стакан рассола. Стало легче.

— Я что-то тебе должен? — поинтересовался я.

Она дрожала.

— Ну, не бойся, русские офицеры щедры.

— Вот что, офицер, я не буду брать с тебя плату за ночь: мне было с тобой хорошо. Но я предложу тебе сделку. Теперь уже серьезно. Я хочу, чтобы ты стал победителем, похоже, что ты этого достоин.

— Что за сделка? — я снова скорчил рожу. Вчерашние смутные воспоминания никак не приводились в порядок. Радовала бесплатность услуг и сервис.

— Я знаю от одного французского офицера, где под Котором вырыты тайные ходы. Француз этот их и сторожит. Когда ты туда попадешь, тебе придется его убить. Это ты мне пообещаешь. Иначе он убьет меня.

— Интересно, а мне что толку с этих ходов?

— Ты еще пьян. Это ужасно. Завтра русские пойдут на Котор. Их встретят так, как вам еще в страшном сне не виделось. Все вы сгинете, если не сможете схитрить. И только я знаю, как это сделать.

— Почему ты не пойдешь в штаб и не расскажешь генералу Санконскому?

— Ты думаешь, меня пустят к Его превосходительству? Цыганку?

— Н-да. Но ты же столько офицеров обслуживаешь? Никто не хочет заплатить тебе за твою тайну?

— Собственно говоря, только ты мне понравился. Именно поэтому я тебе и предложила эту сделку, а не какому-нибудь офицеришке из штаба этой жирной свиньи.

Я довольно улыбался. Достал кошелек, пересчитал золотые монеты и высыпал все на стол. Она наигранно улыбнулась, потом смущенно собрала их рукой к себе в подол. Затем на столе появилась бумага, и она со знанием дела, отрывистыми движениями начертила грифелем тайные пути. Сначала мне все это казалось глупостью, и жалко было денег, потом стало интересно. В конце концов, я заявил:

— Послушай, почему я должен тебе верить? Может, ты рисуешь ловушку, а тот француз стоит и ждет меня где-нибудь здесь, — и я ткнул в первое попавшееся место на карте.

— В любом случае, милый, твои деньги тебе не понадобятся, — усмехнулась она.

Риск был велик, и все же я решил проверить.

Действительно, моряки и солдаты с суровыми лицами выходили из Херцог-Нови в сторону Белы. На марш полагался день, идти надо было быстро. Я остался со своими суторинцами беречь город от первого французского корпуса, стоящего у Дубровника. В последний момент я хотел передать карту уходящим морским пехотинцам, но так и не нашел разумных объяснений, как она ко мне попала.

…

Через день, русские начали осаду Котора. Сенявин зашел в Которский залив и посыпал город бомбами, город огрызался пушками. Подойти ближе Сенявин не смог, и его стрельбы были малоэффективны. Корпус Санконского ударил напрямую со стороны Пераста. К сумеркам было видно зарево над Штировником, и дым устлал горные вершины Негушей. Вторая часть эскадры Сенявина вела бой с французами, вышедшими на берег Тиватского залива, и, похоже, преуспевала.

Всю ночь мы наблюдали за вспышками на востоке, пока не затрубили боевую тревогу. Французы атаковали наши передовые позиции у Доброштицы. Бой был недолог и, судя по всему, имел целью выяснить, много ли русских осталось в городе. Французы убедились, что наших сил достаточно, чтобы удержать Херцог-Нови.

На следующий день с утра к нам прискакал гонец. Он ворвался в штаб, изнывая от жажды, отчего слова, которые он произносил, подхватывал ветер, и они улетали в неизвестность. Наконец, он сообщил нам, что Сенявин не может подойти близко к крепости, а Санконский несет такие потери, которые не позволят ему простоять и двух дней. Еще чуть-чуть, резюмировал он, и французы ударят по нам, и тогда прощай Луштица, Бела и Кривоши.

Оставшийся на хозяйстве полковник Сергеев ничего не сказал, хотя все понимали, что надо что-то делать. И тут я решился. Я выступил вперед и сказал:

— Я беру пару кораблей и две сотни бойцов, у меня есть план. Когда-то которцы прокопали тоннели между Кавачем и Котором, чтобы были пути отхода при сдаче города. Я готов расчистить их и проникнуть в город.

Сергеев недоверчиво посмотрел на меня:

— А как же Херцог-Нови? Кто останется тут?

— Тут никого не останется, если мы будем вот так сидеть, сложа руки.

Воцарилась тишина. Частое дыхание гонца словно поддакивало «ну, пожалуйста…». Сергеев сморщил лоб, потом вышел на крыльцо, вскинул подзорную трубу в сторону Дубровника и сказал:

— Котор важнее. Пробуйте.

Я подготовил все еще день назад. Команды были готовы, бойцы пехоты ловко погрузились на суда, паруса взвивались. Мы уплыли. Недоумевающие жители провожали нас изумленными взглядами, но война требовала жертв.

* * *

Высадившись при поддержке второй группы кораблей Сенявина под Тивати, мы двинулись в сторону Кавача. Под Котором слышались глухие разрывы, в городе что-то горело, однако, было понятно, что французы полностью контролируют даже подступы к городу. Преодолев перевал, мы вышли к Кавачу. По карте я обнаружил вход в пещеру и, запалив факела, мы пошли вглубь. Ощущение таинственности напало на нас. Более двух часов мы брели по темным коридорам, пока лучик света не указал нам, где выход. Взорвав прикрывающий выход камень, мы очутились на свету. Глаза щурились от света, и первый француз, которого я увидел, пальнул в нас из ружья. Мы пошли в атаку. Трудно было понять, где мы находимся, одно было очевидно, что центр города недалеко и что французы меньше всего ожидали увидеть здесь русский десант. Со стороны Тивати русские моряки прошли наземным путем за нами, Санконский, наконец, почувствовал подмогу и перешел в наступление. К концу дня, Сенявин разрушил крепостную стену, и передовые части корпуса Санконского, точнее, того, что от него осталось, вошли в город и соединились с нашим, едва дышавшим отрядом.

В пылу сражения я так и не заметил, что случилось на западе. А там первый французский корпус воспользовался отсутствием войск и приступил к штурму Херцог-Нови. Взяв в кольцо остатки суторинского ополчения и русский гарнизон, французы уничтожили добрую половину зданий города. Тысячи черногорцев погибли под руинами и пулями бонапартистов. Смерть поджидала их на каждой улице. Войдя в город, французы натолкнулись на упорное сопротивление в каждом доме, поэтому они подпалили город. Лишь к вечеру Сенявин срочно собрал морскую пехоту на корабли и атаковал Херцог-Нови с моря. Бой длился недолго. Измотанные штурмом французы не смогли закрепиться в пылающем городе и отошли.

Когда мы вошли в город, ни одна живая душа нас не встретила. В домах никого не было, разбитая посуда и обугленные вещи лежали на улочках. Ужас поразил меня. Цена победы была слишком велика. Я зашел в домик, где жила Мария. Он тоже горел, и в нем никого не было. Задыхаясь от дыма, я прошел в ее комнату. Все вещи были на месте, но самой Марии не было. На столе, к которому подбирался огонь, лежала какая-то венецианская книга, а на ней листы, исписанные ровным прямым почерком. Книга была открыта, на листе ее я успел прочитать «Все ты можешь изменить, что в твоей голове, но ничего, что вне нее». Я вложил листы в книгу, закрыл ее и вынес.