Читать интересную книгу Новый Мир ( № 1 2010) - Новый Мир Новый Мир

Продолжая перешучиваться, подходили к столам за новыми бутербродами. Потом курили на улице (в университете курилки не было — ректор гонял на улицу даже деканов); потом вяловато рассаживались в актовом зале. Без желания снова слушать доклады.

Чеснов, зараженный словами Зюзькова о женщинах, поглядывал по сторонам, невольно искал ту, с шишечкой на затылке. Да, привлекательная. И ведь действительно нужно с кем-то сойтись, чтобы эти три дня не были совсем уж пресными. Тем более номер отдельный, условия есть.

Иногда случалось, устроители сразу прикрепляли к участникам этаких опекунш — из лаборанток или старшекурсниц. И это было очень удобно и приятно — без всяких поисков и прелюдий появлялась рядом женщина. И поговорить с ней, и выпить, и по городу погулять, и остальное...

Несмотря на боязнь смутиться и опозориться — показную, конечно, боязнь, — Зюзьков прекрасно прочитал свой доклад о самобытности крестьянского уклада России накануне отмены крепостного права. (Хотя идиллии в докладе было чересчур.) Да и остальные читали с выражением, проникновенно, не выбиваясь из регламента.

Один только, явно нетрезвый, бородатый писатель-почвенник начал буровить, что крестьянство в России погибло, перебили его, уничтожили, и говорить не о чем. Зал отвечал ему холодной тишиной, и, уловив это, писатель все же закончил речь более-менее пристойно: “Но возрождается, возрождается наш кормилец, словно феникс восстает он из пепла. И значит, жив-ва Русь и будет жить! Спасибо вам, братья и сестры!” Даже аплодисменты сорвал.

В восемнадцать ноль-ноль первый день конференции объявили оконченным, и участники медленно направились в ресторан. “М-м, в „Барский двор” идем, если не ошибаюсь”, — сказал Степанов. Зюзьков дернул плечами: “А куда ж еще? У них это одно приличное место”. — “Да, кормят там вкусно”. — “И главное, — поддержал разговор Чеснов, — на воздухе. Люблю выпить на воздухе”. Ремников хохотнул: “А кто не любит!”

Их компания замыкала вереницу, и Чеснов то и дело выхватывал взглядом из идущих впереди голубые джинсы, бежевый свитерок, бордовый, с вышивкой чехольчик на шишечке волос. “Зад тяжеловат, — отмечал с сожалением. — Вот в юбке бы хорошо смотрелась. Или в платье пышном. С кружевами. И разве не понимает, что безвкусно это, особенно вкупе с такой прической?”

“Барский двор” находился почти в центре, у пересечения двух широких улиц, но стоило войти за ограду, возникало ощущение, что ты где-то в сельской местности, на берегу маленькой речки. Журчала вода, перебегающая из одного мраморного бассейна-прудика в другой, шелестели листья берез и еще каких-то неизвестных Чеснову деревьев... Все постройки, вплоть до туалета, были в “Барском дворе” бревенчатые.

Разместились на веранде за поставленными буквой “П” столами. Чеснову, Зюзькову, Степанову и Ремникову выбирать, куда сесть, не пришлось — сели на свободные места с краю.

 

Банкеты нравились Чеснову куда больше московских фуршетов, где нужно было скорей хватать тарелку, толкаясь, накладывать на нее что попало, успеть к столу с напитками, а потом ходить меж кучек неловко едящих людей, выискивая, к кому бы пристроиться. А банкеты напоминали Чеснову большие праздники его детства — тогда в избе у бабушки и дедушки составляли в ряд все имеющиеся столы, собиралась родня и соседи, человек двадцать-тридцать (каждый обязательно что-нибудь приносил с собой), и сидели подолгу, распотевая, размякая, ели и пили, потом пели, даже плясали на свободных пятачках. И на банкетах тоже иногда начинали петь и плясать.

Чеснов огляделся, заметил — женщина с шишечкой недалеко: на противоположной стороне стола, на пять человек левее его. “Неплохо, — порадовался, — лицо приятное, есть на что смотреть”. Снял с тарелки салфетку, положил на колени. Ослабил галстук.

“Что ж, господа, — предложил Степанов, но негромко, — приступим. Н-ням, и грибочки мои любимые имеются, сёмужка...” Да, стол был приличный.

Поедание деликатесов перемежалось тостами в честь организаторов конференции, русского крестьянства, “во многом благодаря которому нам есть что в рот положить”.

Усмехаясь про себя подобным фразам, Чеснов чокался с удовольствием и пытался дотянуться до рюмки выбранной женщины. Первые несколько попыток были неудачны, а потом она заметила его усилия, улыбнулась, привстала, их рюмки звенькнули друг о друга. Встретились взглядами, и Чеснов понял, что они вполне могут быть вместе этой ночью. Главным стало — разговорить ее.

“Простите, — спросил, когда чокались в следующий раз, — зачем у вас кружок лимона в рюмке?” — “О, это мое секретное оружие”. — “Да? Раскройте секрет”. Но расстояние между ними было все-таки немалое, поэтому женщина лишь пообещала: “Позже”. И повернулась в сторону произносившего тост завкафедрой естественных наук.

“Н-ну-с, — удовлетворенно выдохнул Чеснов, — не все так печально”. Выпил, не дождавшись остальных.

...Когда, казалось, застолье вот-вот перерастет в пьянку, объявили танцевальный перерыв. Из висевших под крышей колонок грянула музыка. Люди с готовностью поднимались, начинали танцевать, разминая затекшие тела, сжигая хмель взмахами рук, подбрасыванием ног... В динамиках задорно пел женский голос:

 

Бежит ручей, течет ручей, И я ничья, и ты ниче-ей!..

 

Чеснов поморщился — надоели до тошноты песни этого “Золотого кольца”, почему-то очень любимого в провинции. Закурил, прислонился к столбу веранды. “Так, надо бы приступать”.

Среди танцующих блистал Ремников — высокий, сухощавый, он выделывал нечто почти акробатическое; галстук вился как флажок во время урагана. Когда Чеснов впервые увидел ремниковский танец, ему стало смешно и страшновато, и он какое-то время сторонился коллеги, но потом понял, зачем тот так выкаблучивается: женщины заинтересовывались им, выделяли из остальных. И почти всегда Ремников возвращался в гостиницу под руку с дамой.

Сейчас многие тоже глядели на его выкрутасы с удивленными улыбками. Среди них и та, в бежевом свитерке. “Так, тянуть нельзя”. Чеснов сунул окурок в высокую вазу-пепельницу, подошел к ней.

“Да, Лёша у нас по танцам спец, — сказал слегка снисходительно. — Полгода — ученый муж, а потом три дня — рубаха-парень. Но вообще-то мы все, московские доктора наук, — люди скучные”. — “Правда?” Она сделала вид, что удивилась и разочаровалась. Чеснов нарочито спохватился: “Но не всегда, не всегда! Можно вас пригласить на танец?” Энергичная песня про седого луня как раз закончилась, зазвучала медленная — “Течет река Волга”. Женщина смущенно улыбнулась: “Что ж... Я, правда, давно...” — “Я тоже небольшой мастак”, — перебил Чеснов. Обхватил ее за талию и легко вытолкнул на площадку меж прудиками. Медленно перетаптываясь, стали вращаться по часовой стрелке.

“Как вас зовут?” — спросил Чеснов. “Лариса”. Ему сразу вспомнилась сценка, увиденная за несколько дней до приезда сюда: пошел на рынок за овощами и все его пребывание там сопровождал негодующий крик какого-то кавказца: “Ларыса! Ларыса!” Видимо, владелец палатки искал свою продавщицу.

“Очень приятно, — сказал вслух. — А я — Сергей”. Она улыбнулась, показывая, что ей тоже приятно; Чеснов покривил губы: “Обычное имя. Мальчиков моего поколения или Сережами называли, или Сашами. На большее фантазии не хватало. У нас в классе было четверо Саш и трое Сереж. И я, знаете, так завидовал Владику — он даже внешне казался другим. Не-Сережей. Понимаете?”

Женщина покивала: “Да, я понимаю. У нас тоже было много Тань, Оль, Наташ. И они плакали. Это очень обидным казалось — когда еще есть Тани, Оли”. Голос у нее был густой, мягкий, полный какой-то — голос сильной, неглупой женщины. Чеснову нравились такие голоса — казалось, что обладательницы их никогда не кричат, не ругаются, не сбиваются на визг...

“Может быть, прогуляемся? — спросил Чеснов, когда всех пригласили возвращаться за стол. — Что мы там...” — “Давайте еще поприсутствуем, — ответила Лариса так уже по-дружески просяще, что в животе у Чеснова приятно заныло. — Мой шеф должен тост произносить. Послушаем — и тогда свободны”.

Он повел ее к столу, придерживая за локоть. “Кстати, Лариса, — вспомнил, — а зачем же вы все-таки кладете лимон в рюмку? Вы обещали открыться”. — “А, это... Чтобы утром не болеть. Лимон всякие сивушные масла втягивает”. — “Я-асно. Я тоже, пожалуй, возьму на вооружение. Можно?” — “Да пожалуйста”.

 

 

2

 

Всё получилось, как и планировал. Как обычно. И теперь он и женщина лежали рядом на двуспальной кровати, лежали и смотрели в потолок, отходя от долгих объятий, поцелуев, перекатываний друг через друга.