— Ах, — вырвалось у нее.
Она бы, возможно, вскрикнула, но он успел передать автомат ей. Она бы наверняка вскрикнула громче, но складной автомат Калашникова был уже не у него — у нее в руках.
Еще и то успокоило, что автомат складной, в руках легкий — похож на игрушечный… Не совсем настоящий.
А Валентин, стоя рядом, объяснял ей, как именно экстрасенс может помочь людям покончить со стрельбой и с кровью на наших улицах.
Для этого надо покончить… уничтожить заговором хотя бы один автомат. Хотя бы этот. Валентин нашел автомат возле соседнего с Зинаидиным дома, прямо на асфальте. Кто-то бросил. Возможно, автомат — улика… Но это не важно…. Важно уничтожить автомат постепенно. Заговаривая… Деталь за деталью. Это магия. Разделать его в пыль. В ничто. В ноль… “И стрельба прекратится уже завтра?” — неуверенно спросила Зинаида.
— Уже сегодня. Если успеем.
Чайник тем временем свистел вовсю. А Зинаида в ту минуту уже держала в руках свой цветастый заварочник, забыв, зачем его взяла. Растерялась… Забыв про чай, стояла у плиты.
Зато Валентин как раз приступил к делу. Он сидел на стуле. Она уже не догадается. Снял крышку ствольной коробки... Он не разбирал автомат ловко и быстро с мысленным подсчетом каждой лишней секунды. Как когда-то. В армейской скуке… Он вдруг задумался… Припоминал.
Извлек затворную раму с затвором. Разделил их. К ним же приложил загодя снятый пустой патронный рожок (патроны в сторонку!)… Со складным прикладом он повозился подольше. Спросил молоток и отвертку, чтобы выбить там штифт. Но ведь он и не спешил. Магия предполагала уважительность процесса.
Эти, сравнительно крупные, детали Валентин положил прямо на пол. Он снова объяснил про смысл тишины. Он не дал им брякнуть. Металл отвратителен по своей природе.
Он попросил газету, расстелил на полу, порвал и завернул в нее деталь за деталью.
— Автоматическое оружие — это и есть зло мира, — сказал он очень уверенно.
Загорелый, мускулистый и в трусах в красную полоску, он был похож на нагого йога в пустыне. Сидел на полу в позе лотоса. И заворачивал детали еще в один слой газеты.
Из своего плаща он вынул помятый целлофановый пакет, расправил его и туда сложил укутанные в газету куски войны. Уже отделенную часть зла надо теперь вынести, выбросить, удалить в мусор.
Он прижимал к груди пакет с грузом и бормотал тихие магические слова.
Пояснил ей:
— Так поступали все честные ясновидящие.
Со смешком добавил:
— Конечно, так поступали и все ведьмы. Суть предметна!.. Именно так, Зина, наши гениальные старые прапрабабки заговаривали и сжигали украденные волосы и ногти врага!.. Даже его могильные кости.
Он велел ей пойти прямо сейчас, выбросить немедленно. Нет, выбросить не в мусорник ее маленькой гостиницы, там зло может слишком долго валяться без присмотра. Нет, нет, сразу в мусорные контейнеры, что на дворе. Время не ждет. Пусть ранним-ранним утром их сразу же, по холодку увезут на свалку. Избавляясь сами — мы избавляем мир. Зло мира исчезнет... Что у вас там?.. Во дворе… Во дворе соседнего дома? Пять контейнеров?.. Отлично!
Зина стояла у двери в комбинации. Ни к чему ей всерьез одеваться, зачем, Зина, сейчас надевать лишнее?.. Наша ночь впереди. И наша любовь еще не кончилась, разве не так? — Валентин, оторвавшись от магии, подал ей плохонькое ее пальтишко, что висело рядом с ватником. Зинаида так и надела пальто прямо на комбинашку, сунула ноги в резиновые сапоги и затопала темным двором к контейнерам. Это близко. Это две минуты.
В полутьме она размахнулась, видя и целясь пакетом в знакомый темный объем. Попала! Туго завернутые в газету детали, чуть только брякнув, пошли на дно контейнера. Удачно — всем пакетом сразу — в отбросы и хлам. Злу мира там и место.
“Зло”, “покончить со злом”, “зло мира” — он так часто это повторял, что могло и впрямь показаться, что всякое зло уже отделено, выведено магической силой за черту и помечено меткой, вот оно!.. Зло свезено в некую единую большую кучу… И теперь только и дел, что в ответ злу всем честным и добрым тоже сбиться, сплотиться… всем нам… вместе… хорошие против плохих!.. И, мол, надо поторопиться!
Зинаида едва ли думала сейчас такими словами… Такими или другими… Но несомненно, что женским сердцем она бы порадовалась за всех простых и честных под одним знаменем… Прямо сейчас… Красивый строй честных и добрых, где каждому будет хлеб булками и добро кусками.
Он как будто отряхивал ладони… Когда Зинаида вернулась, Валентин делал пассы руками и направленно наговаривал колдовские слова над новой своей добычей.
Более-менее мелкие детали. Здесь же и кучка патронов. Мы, Зина, не поддадимся злу… Спросив у Зинаиды еще и тупой столовый нож, он пытался им что-то поддеть, отделить от металла, но без успеха… Пусть! Черный безгрешный пластик… Он, как дерево, Зина, он без греха!
Валентин бормотал очень сосредоточенно и вдохновенно. (Он все еще был в трусах.) Наконец он сгреб и завернул отобранные детали с патронами вместе в газету. Нет, нет, пойди выброси. В контейнер, но в другой. Зло мира не должно вновь сосредоточиться в одном месте. Не просто похоронить. Его надо разделить, разорвать. Распылить.
Мелкие части, как и патроны, были, по его словам, особо изощренные и потому особо опасные частицы зла. Эти компоненты: вот… вот оно, самое зло мира...
Зинаида стояла на пороге запыхавшись.
— В контейнер? В другой?
Но и запыхавшаяся, шумно дыша, она, конечно, снова и радостно пошла по его слову. Побежала! С тяжеленьким газетным кулечком…
И радостными шагами вернулась. Все хорошо!..
Зло мира кончалось. На полулисте газеты лежала лишь мощная
железяка — пистолетная рукоятка с модным укороченным автоматным дулом. По-видимому, не поддавалась сейчас дальнейшему уменьшению. И еще мелкий вроде бы обломок. Что-то безгрешное, не то пластмасса, не то деревяшка.
Тоже довольный столь решительно уменьшившимся злом Валентин поднялся с пола.
Он помыл руки, подошел к Зинаиде, замершей на пороге и готовой снова бежать. Нет-нет… Не спеши… Распахнул ее пальтишко. Она поежилась. Под комбинашкой бугрились большие, чуть вислые груди. Нет-нет, они хороши, не прячь их… Хоть на минутку, — ласково попросил Валентин.
Он сунул ей подмышку, в нажим на правую грудь, ту железяку с дулом. И объяснил, что это отвратительное, уже последнее, уже неделимое и не уменьшающееся на данную минуту зло надо выбросить не в контейнер, а в Яузу, решительно и быстро, бульк! — и нету. Туда же и махни злу рукой — на расставание! — большое зло должно без возврата скрыться под грязной городской водой. Вода все унесет и все покроет. Вода стерпит. Вода всегда чиста. Вода все спрячет.
— Застегнись, — сказал он, но тут же сам (и очень бережно) поспешил, застегнул у нее на груди пуговицы пальтишка.
В карман ей сунул тот невинный черный обломок, как бы деревяшку, это в мусорку, это по пути. И как заведенная, она вновь пошла-побежала.
От Яузы наползал туман. Зинаида зазябла. Она шла дворами.
На улицу, тем более на хорошо видную проезжую часть, она и близко не выходила. Там милиция, говорят, проверяют документы... комендантский час. Документы, если что, у Зинаиды в полном порядке, но, говорят, они сначала палкой дадут по башке, а потом спрашивают, кто ты, и твой точный адрес, и куда идешь. Не то что адрес... Не вспомнишь, как мать-отца звали.
Когда она вернулась, Валентин приносил последнюю жертву — так он Зине объяснил. Чтобы зло оружия заклясть, мало его расчленить, распылить и бросить частями в мусор, надо еще и сразу — вослед металлу — пожертвовать чем-то своим. Личным. Хотя бы одеждой...
— Плащ! — Зинаида ахнула. Его плащ!.. В чем же он пойдет?.. А ничего страшного! Не беда, Зина, — у него имеется легкий, но вполне-вполне теплый свитер.
Она, только что с улицы, замерзшая, неотрывно смотрела, как его руки и ее большие ножницы кромсают великолепное светлое одеяние, которое так волнующе привлекло ее. Так поразило ее, когда он, неслышный, вошел в гостиничную дверь… Без постука ног на ступеньках… В самые первые их минуты.
— Выбросишь завтра в мусор. Эти тряпки… Ты озябла. Не ходи. Хватит на сегодня.
Он ласково гладил ее по щеке.