от разочарования. Или от злости. Или просто чтобы выплеснуть все эмоции, которые она сдерживала внутри себя.
Или, с содроганием думаю я, может быть, Том сделал что-то такое, что заставило ее закричать.
– Во сколько сегодня утром она уехала? – спрашиваю я, глядя на него с подозрением.
– Рано. Недавно она позвонила мне и сказала, что добралась благополучно.
Пока что это совпадает с моей теорией о том, когда Кэтрин уехала. Я вижу «Бентли» Тома, стоящего под портиком, выступающим сбоку от дома. Он сланцево-серый, гладкий и блестящий, как мокрый тюлень.
Но я все равно не понимаю, почему Кэтрин не перезвонила и не написала мне в ответ. После вчерашнего вечера – и после вчерашних планов встретиться снова за чашечкой кофе сегодня утром – кажется странным, что она сама не сказала мне, что вернется сегодня в Нью-Йорк.
– Сегодня я пыталась связаться с ней несколько раз, – говорю я. – Она не отвечает на звонки.
– Она отключает телефон во время поездок.
Ответ Тома, как и все остальные до сих пор, имеет смысл. Казалось бы, все ясно, чего еще мне надо? Но я зациклилась. Шесть дней назад, когда Риккардо отвез меня в дом у озера, я от скуки не отрывалась от телефона. С другой стороны, большую часть этого времени я потратила на интернет, чтобы узнать, есть ли доставка у каких-либо винных магазинов в этом районе.
– Но ты только что сказал, что она звонила тебе. Она звонила из квартиры.
– Я думаю, она хочет, чтобы ее оставили в покое, – говорит Том.
Я так понимаю, что он хочет, чтобы его оставили в покое. Я пока не готова это сделать. Чем больше он говорит, тем больше я подозреваю. Я сосредотачиваюсь на красном пятне на щеке Тома, точно представляя момент, когда он его получил.
Он отталкивает Кэтрин от окна.
Она набрасывается, бьет в ответ.
Что-то подобное случилось впервые? Или это и раньше бывало? Если так, то я не исключаю возможность, что Том перешел черту в супружеском конфликте, когда над озером уже рассвело.
– Почему Кэтрин уехала? – спрашиваю я, намеренно любопытствуя в надежде, что он расскажет больше, чем рассказал мне до сих пор.
Том щурится, почесывает затылок, а затем крепко складывает руки на груди.
– Она сказала, что не хочет быть здесь, когда придет ураган Триш. Она беспокоилась. Большой дом. Сильные ветра. Дребезжащие стекла. Ее это пугает и угнетает.
Это заявление противоположно тому, что Кэтрин сказала мне вчера. По ее словам, именно Том был обеспокоен бурей. Тем не менее, вполне возможно, что мои разговоры о том, что из-за урагана в доме несколько дней может не быть электричества, заставили ее передумать. Так же, как и возможно, что она не так сильно любит дикую жизнь, как она утверждала.
Но тогда почему она уехала, а Том остался?
– Почему ты не уехал с ней? – спрашиваю я.
– Потому что меня не беспокоит буря, – говорит Том. – Кроме того, я подумал, что лучше остаться на время бури. На тот случай, если будут какие-нибудь повреждения дома.
Рациональный ответ. Тот, который звучит почти как правда. Я была бы склонна в это поверить, если бы не два обстоятельства.
Первое. Том и Кэтрин поссорились прошлой ночью. Почти наверняка это как-то связано с тем, почему она так внезапно уехала.
Второе. Это не объясняет того, что я услышала сегодня утром. И поскольку Том не собирается упоминать об этом, я продолжаю:
– Мне показалось, что я слышала шум сегодня утром, – говорю я. – С вашей стороны озера.
– Шум?
– Да. Крик.
Я делаю паузу, ожидая реакции Тома. Он молчит. Его лицо остается неподвижным, как маска, потом он уточняет:
– В котором часу?
– Незадолго до рассвета.
– О, я спал в это время, – говорит Том.
– Но я думала, что именно в это время Кэтрин уехала?
Он замирает на секунду, и сначала мне кажется, что я поймала его на лжи. Но он быстро приходит в себя, говоря:
– Я сказал, что она уехала рано. Не я не говорил, что на рассвете. И мне не нравятся твои намеки на то, что я лгу.
– Мне не нужно было бы намекать на это, если бы ты просто сказал мне, во сколько она уехала.
– В восемь.
Несмотря на то, что мне кажется, что Том будто только что наобум назвал это время, но по временному промежутку оно подходит. Чтобы добраться отсюда до Манхэттена, требуется немногим меньше пяти часов, поэтому более чем вероятно, что если Кэтрин выехала отсюда в восемь, то в это время она уже добралась до города.
Том подносит руку к щеке, потирая место, куда его ударила кулаком жена.
– Я не понимаю, почему ты так интересуешься Кэтрин. Я не знал, что вы уже подружились.
– Да, мы подружились, – говорю я.
– Я дружу со многими людьми. Но это не позволяет мне допрашивать их супругов, если они куда-то ушли, не предупредив меня.
Ах, эта старая так называемая «идея уменьшить беспокойство женщины, заставив ее думать, что она одержима и слегка истерична». Я ожидала чего-то более оригинального от Тома.
– Я просто обеспокоена, – говорю я.
Закончив потирать щеку, Том опустил руку и сказал:
– Ты не должна этого делать. Кэтрин же не беспокоится о тебе. Ты даже толком не знаешь мою жену. Она очень легко загорается любым делом, и так же легко бросает то, что ей надоедает. У нее семь пятниц на неделе. Вот взбредет ей в голову уехать из города, она уезжает к озеру на две недели. Через пару дней ей становится скучно, она возвращается в город. Так же она поступает и с людьми. Для нее люди как вещи. Пока ей с тобой интересно, она с тобой общается. Как только ты ей надоедаешь, она про тебя не вспоминает.
Кэтрин мне не казалась такой поверхностной пташкой. Наоборот, она была очень искренней со мной. Я подозреваю, что Том лжет.