Врать не стану, но по дороге меня никто не бил, не оскорблял и в спину алебардами не тыкал. Я тоже не стал дергаться и вырываться. Знаю, что без труда расшвырял бы стражников, но какой в этом смысл? Своим бегством я бы не спас Жака.
Подвал тот же и клетка та же самая. Решетки крепкие, толстые. Но на сей раз герр Лабстерман решил подстраховаться, и меня «приодели» в кандалы.
Я надеялся, что кандалы будут с замками — можно попрактиковаться в науке открывания оков (чем бы только?), но увы. Кузнец старательно соединил цепи, вставил в отверстие какой-то гвоздь и обстоятельно его сплющил…
— Не жмет? — заботливо поинтересовался мастер. — Вы, господин Артакс, говорите, не стесняйтесь. А то, знаете ли, бывает, кожу защемит, натрет. Ссадины потом разъест, арестанту плохо, и мне выговор объявят.
— Благодарствую, — поблагодарил я. — Как на меня сшиты.
Оковы действительно не жали и не терли.
— Вы, господин комендант, на меня не сердитесь, — хмуро буркнул мастер, завершая работу. — Магистрат приказал, а я — что? Я человек маленький. Приказано заковать — закую. Прикажут расковать — раскую.
Я только пожал плечами. Палач, он тоже делает свое дело, что же теперь, сердиться на палачей? Понятное дело, вслух об этом говорить не стал — обидится и сожмет оковы посильнее. Зачем портить отношения с хорошим человеком?
— Что ты там возишься? — прикрикнул на мастера стражник — курносый верзила — тот самый, что недавно держал кинжал у горла Жака.
Кузнец собрал инструменты и пошел к выходу. Курносый выпроводил мастера, обернулся, обвел взглядом подвал, решетку. Вспомнив о чем-то, подошел и забрал треногу с факелом.
— Открытый огонь в тюрьме не положен, — сообщил стражник. Как мне показалось — с удовольствием.
«Вот ведь скотина! — подумал я. — А если крысы?»
С другой стороны, факел прогорит быстро, так и так оставаться в темноте.
Несколько минут я сидел и сетовал на жизнь. За последние месяцы я уже второй раз попадаю в узилище. А если считать клетку на колесах и темницу в серебряной долине, так в четвертый. Больше, чем за все предыдущие годы…
Чтобы отвлечься, стал вспоминать, где я видел рожу охранника? Курносый, со слегка вытаращенными глазами. Такое чувство, что я его когда-то обидел. Надо бы вспомнить. Правда, был он чуточку потолще.
Год назад
Мы с Гневко ошивались по портовым городам, намереваясь уплыть куда-нибудь подальше. Войны в Швабсонии не предвиделось, делать было нечего. По наемнической почте сообщили, что правительница островного королевства Амальрика очень желала стать императрицей. Ей для этого требовалась самая малость — захватить еще одно королевство, где проживали совершенно дикие пикты. Впрочем, с пиктами у нее вряд ли бы получилось. Не она первая! Ну на худой конец, можно было захватить Валлийское герцогство. Естественно, что без нашего брата не обойтись. Королевская гвардия, лучники-ополченцы да дружины лендлордов — этого слишком мало, чтобы влезть в настоящую войну. Пожалуй, у Амальрики нашлось бы дело и для меня, и для Гневко.
Мы объехали с десяток деревушек, жители которых гордо именовали себя горожанами. Но сесть на корабль мешали обстоятельства: иной шкипер не хотел брать на борт моего верного друга, а иной заламывал такую цену, что дешевле было отправиться вплавь… Получив очередной отказ, мы с гнедым ехали дальше, ничуть не сомневаясь, что рано или поздно подходящий корабль появится. Возможно, нашли бы и раньше, но особо спешить нам было некуда. Талеры у меня оставались, на ветчину-хлеб и сено-овес хватало, а что еще надо?
Однажды, когда я торговался с менялой, кто-то коснулся моего плаща… За последние годы подойти ко мне незамеченным было трудно. Однако у этого получилось. Почти…
— Ты чего, чего… — запричитал толстомордый курносый парень с тонкими усиками, которого я аккуратно уложил на пол.
— Это твой? — спросил я у менялы. Но тот лишь испуганно замотал головой. Явно — не охранник, не помощник и даже не любимый племянник. Но то, что парень ему отчего-то знаком, было заметно.
— И чего крадешься? — задал я вопрос пленнику.
— Я к меняле пришел, по делу.
— Хм, — буркнул я, тряхнув парня.
Из-под плаща выпала короткая дубинка. За поясом и за голенищем обнаружились ножи.
— А чего, пошутить нельзя? — брыкнулся незнакомец, но получил короткий удар по носу.
— Можно, — миролюбиво согласился я. — Только попозже… Повторить вопрос?
— Да пошутил я, пошутил, — стал извиваться парень, но тщетно — шею придавливал мой сапог.
Меняла, слегка оправившись, вспомнил, что он тут хозяин:
— Вы, молодые люди, шли бы во двор.
— Это я — молодой человек? — приятно удивился я, потому что давно перестал себя считать молодым… Ну, наверное, уже лет двадцать. С тех пор как подался в наемники.
— Да по мне, кто младше семидесяти — все молодые люди, — отмахнулся меняла, настороженно глядя на нас. — Как всегда — придет молодежь, драку затеет.
На вид старику было лет сто, не меньше.
— А еще говорят, что менялы и ростовщики редко доживают до старости! — бросил я.
— Идите отсюда, а не то я парня своего кликну! — окрысился старик и заорал во всю глотку: — Шимек, сюда!
Да, был на лестнице амбал, помню. Сейчас прибежит, придется еще и с ним отношения выяснять. Судя по звукам, он уже мчится на выручку хозяина. Только чересчур громко топает — будто не каблуки, а копыта.
— Шимек, долго тебя звать! Я уже сто раз…
Раздался грохот, дверь вылетела, и в комнату ворвался… Гневко. Оценив ситуацию, махнул хвостом — мол, все нормально. Но на всякий случай поставил копыто на спину незнакомца и внимательно глянул на старого менялу.
— Господи! — обмер тот. — Лошадь… А Шимек где?
Гневко равнодушно повел ушами: «Ну был там кто-то на лестнице. Ну и что?»
— Если ваш охранник не сильно грубил, то остался жив, — утешил я старика, а потом решил обидеться за гнедого: — Только, папаша, это не лошадь, а жеребец! И вообще, ты мне сегодня деньги-то будешь менять?
— На, забери! — Старик нервно ссыпал медные монеты в мешочек и кинул его на стол. Вроде раза в два больше, чем нужно…
— Спасибо, любезный, — церемонно поблагодарил я, убирая деньги. — А касательно моего коня — не сетуйте. Это он так, для порядка.
— Уходите отсюда, — чуть не плакал меняла. — На, я тебе еще денег дам!
Собственно, а почему я должен отказываться? Взяв второй мешочек и спрятав подальше, снял ногу с шеи незнакомца, а потом связал парню руки его же поясом. Гнедой внимательно осмотрел узлы и убрал копыто.
— Ладно, папаша, извини, — сказал я, направляясь к выходу.
— Хошь кони, хошь жеребцы, но по лестницам не должны ходить… — пробурчал меняла нам вслед. — Им своих хозяев во дворе положено ждать! Тварь непарнокопытная, а туда же…
Это он про кого? Про меня или про жеребца? Слова пришлись в мою спину, а гнедому — в круп. Гневко пропустил нас вперед, тряхнул хвостом и, закрывая за собой дверь, неосторожно стукнул по косяку копытом…
— Сплошные убытки от нас, — вздохнул я.
— И-го-го, — согласился гнедой. Потом добавил: — Го-го! (Дескать, двери уж очень хлипкие!)
На лестнице обнаружился охранник, на лбу у которого (точнее — во весь лоб!) краснела увесистая шишка, наливавшаяся синевой прямо на глазах. Стало быть — живой. У трупов синяков не бывает.
Первым из дома вышел конь. Осмотревшись по сторонам и обнаружив, что засады нет, коротким ржанием сообщил, что все в порядке. Я спрятал путы под плащом пленника, вывел его, размышляя — где бы найти местечко, чтобы поговорить? Гневко, шедший на полкорпуса впереди, тряхнул гривой, показывая, что раз поблизости ничего подходящего нет, так есть смысл просто идти прямо. Я так и сделал.
— Слышь, а ты куда меня ведешь? — с беспокойством спросил незнакомец. — Я кричать буду!
— Дойдем — узнаешь. Будешь орать, — кивнул я на коня, указывавшего дорогу, — он тебя сам поведет!
Гневко повернул голову и щелкнул зубами, отчего парень совсем скуксился.
Вскоре я понял, что нас ведут на рынок. Разумно. Где еще можно побеседовать по душам? В рыночной сутолоке и многоголосье затеряются любые вопли и крики о помощи.
Неподалеку от рыбного ряда, самого большого и грязного (порт!), как специально для нас была пара удобных камней. На один из них я усадил парня, а на втором устроился сам. Гневко, как заправский тюремщик, пристроился за спиной пленника и только что копыта на плечи не положил.